Мастера авангарда
Шрифт:
Свою «Веронику» Кокошка писал в традициях готики. Фигура девушки устремлена ввысь. Ее тело почти бесплотно; одежда только намечает его контуры, но не обрисовывает никакой определенной формы. Лицо кажется сверкающим на розоватом фоне. Оно угловато, безжизненно и жестко, что особенно чувствуется по контрасту с ниспадающими наподобие вуали мягкими волосами. Взгляд девушки непроницаем и обращен внутрь себя. В этой безжизненной фигуре выделяются лишь непропорционально длинные, живущие самостоятельной жизнью руки с положенной на них святой реликвией. Вероника неподвижна, однако в ней чувствуется почти нечеловеческая властность и сила. Это излучение почти невидимо, но оно намечено художником наподобие треугольного мерцающего ореола.
О.
Острую наблюдательность и способность угадывать самые сокровенные черты человеческого характера демонстрирует работа «Портрет доктора Фореля» (1908, Кунстхалле, Мангейм). На картине художник изобразил престарелого ученого с одухотворенным лицом и руками труженика. Это не просто аналитик, его знание действенно и сострадательно. Очень интересно решена цветовая палитра полотна: на первый взгляд персонаж представляется почти прозрачным, слабо мерцающим, и только потом зритель может детально разглядеть черты старческого мудрого лица.
Вообще портреты Кокошки отмечены острым психологизмом. Краски создают на полотне лихорадочное мерцание бликов, среди которых можно разглядеть подвижные лица и жесты нервных рук с чрезмерно длинными пальцами («Адольф Лоос», 1909, Национальная галерея, Берлин; «Ганс Титце и Эрика Титце-Конрат», 1909, Музей современного искусства, Нью-Йорк).
Через некоторое время Кокошка начинает создавать портреты при помощи плотных пастозных мазков. То они соединяются в подобие кристаллической решетки, то вдруг круто взвихриваются, передавая напряженную эмоциональную и духовную жизнь персонажей («Автопортрет с Альмой Малер», 1912–1913, частное собрание, Гамбург; «Буря, или Невеста ветра», 1914, Художественный музей, Базель).
Когда началась Первая мировая война, Кокошка пошел на фронт добровольцем. Это был тяжелый период в жизни мастера: он получил тяжелое ранение, расстался с любимой — Альмой Малер, что, естественно, нашло отражение в его творчестве. Полотна 1916–1919 годов исполнены в мрачной тональности и сумрачной цветовой гамме, передающей трагическое мироощущение. Подавленность художника передает даже фактура полотна: беспросветное и безвыходное кружение изображается петляющими мазками, то скрученными в жгуты, то извивающимися, подобно змеям. Таковы композиции «Эмигранты» (1916–1917, Новая пинакотека, Мюнхен), «Влюбленные с кошкой» (1917, Кунстхауз, Цюрих), «Автопортрет» (1917, Городской музей, Вупперталь), «Сила музыки» (1918–1919, Городской музей Ван Аббе, Эйндховен). В 1917 году Кокошка переехал в Дрезден, где его пригласили на должность профессора Академии художеств. Здесь он работал до 1924 года.
О. Кокошка. «Портрет художника-вырожденца», 1937 год, Шотландская национальная галерея современного искусства, Эдинбург
В 1934 году Кокошка переехал в Прагу. Несомненной удачей мастера этого периода является его автопортрет с выразительным названием «Портрет художника-вырожденца» (1937, Шотландская национальная галерея современного искусства, Эдинбург). Кокошка писал его в то время, когда его творчество было объявлено вредным и запрещено фашистским правительством. Хроматическая гамма полотна отличается богатством и выразительностью; оно буквально вибрирует множеством оттенков. Неспокойный цвет передает тревожное настроение героя, однако глаза художника смотрят прямо, уверенно и твердо, с нескрываемым вызовом. Цвет и деформация форм и очертаний фигуры замечательно характеризуют неудержимый напор свободомыслящей натуры. Эта картина считается одной из наиболее типичных для творчества немецких экспрессионистов.
Тем не менее ситуация, сложившаяся в Германии в 1930-е годы, становилась все более угрожающей. В 1938 году Кокошка эмигрировал из Австрии в Лондон. Там он жил до 1953 года, после чего переехал в Швейцарию. После окончания войны Кокошка вновь много путешествовал. В пейзажах, написанных им под впечатлением увиденного, мастер особенное внимание уделяет игре света и солнечных лучей, рассеивающихся сквозь облака: «Пейзаж в Монтане» (1947, Кунстхауз, Цюрих), «Вид Зальцбурга» (1950,
Новая пинакотека, Мюнхен). Портреты, выполненные мастером, свидетельствуют об интересе автора к психологическому миру своей модели: «Теодор Хейс» (1950, Музей Валлраф-Рихартц-Людвиг, Кёльн).В зрелый период творчества художник часто обращался к тематической картине, где показывал трагедию, постигшую человечество во Второй мировой войне. Протест против фашизма и насилия выразился в усложненных аллегорических формах. В это время мастеру наиболее отвечающими его внутренним требованиям представлялись античные образы, овеянные романтикой и героизмом. Именно таковы композиции «Сага о Прометее» (1950, резиденция графа А. Сейлерна, Лондон) и «Фермопилы» (1954, собрание Муниципального ведомства высшего образования, Гамбург). Кокошка много занимался преподавательской работой, вел курс в Зальцбургской академии художеств, где экспериментировал с разработанной им Школой видения.
Кольвиц Кете (1867–1945)
Незадолго до смерти Кете Кольвиц в отчаянии написала: «Война преследует меня до конца». На самом деле художница остро и болезненно переживала ужасы войны, несчастья обездоленных людей она воспринимала как свои собственные и, несмотря ни на что, до конца продолжала верить в победу света и добра. «Однажды возникнет новый идеал, — говорила она, — и будет покончено со всеми войнами… Для этого нужно будет много, упорно работать, но это будет достигнуто».
Кете Кольвиц родилась в семье социалистов, что не могло не сказаться на образе ее воспитания, на тематике ее будущих работ. Отец рано заметил художественную одаренность дочери и настоял на том, чтобы она начала брать уроки рисунка у офортиста Р. Мауэра. Затем Кольвиц обучалась живописи в Берлине и Мюнхене. В Берлине Кольвиц познакомилась со швейцарским художником Карлом Штеуффер-Берном, который показал ей гравюры Макса Клингера. Впечатление, полученное от цикла «Жизнь», было настолько мощным, что молодая художница решила заниматься графикой, хотя до этого ей казалось, что ее основное призвание — живопись.
Под влиянием Клингера в 1900 году Кольвиц создала трехчастный офорт «Растоптанные». Особенно трогательна композиция, на которой изображена мать, поддерживающая руками головку своего ребенка. Историко-художественная тема раскрывается в таких работах, как «Карманьола» и «Восстание».
В 1902 году Объединение исторического искусства заказало Кольвиц большую работу — цикл гравюр «Крестьянская война». В этой серии получили отражение далекие события крестьянских волнений 1525 года. Художница описала драматические сюжеты так, как сама их представляла. Названия картин говорили сами за себя: «Пахари» (крестьяне, впряженные в плуг, подобно скоту), «Изнасилованная», «За отточкой косы» (гневная крестьянка точит косу: против кого она ее направит?), «Вооружение в подвале», «Прорыв», «Поле битвы», «Узники». Композиционный размах работ поражает своей широтой и свободой. Художница изображает своих персонажей поистине монументально, свободно располагает фигуры в пространстве листа, практически не используя кулисы и стаффорт. За работу над этим циклом Кольвиц получила от Макса Клингера премию «Вилла-Романа». После создания цикла «Крестьянская война» Кольвиц стала одной из первых в ряду немецких графиков. Журнал «Симплициссиус» пригласил ее к сотрудничеству и опубликовал ряд рисунков углем. Специально для этого сатирического журнала Кольвиц создала цикл «Картины нищеты».
В последующие годы художница совершенствовала свою творческую манеру. Композиции приобрели цельность и тщательную продуманность. Основной героиней произведений стала мать с ребенком. Сюжеты этих офортов были в основном трагическими по содержанию: на них показаны женщины, которые сражаются со смертью за своего ребенка — «Женщина с мертвым ребенком», «Смерть и женщина», «Мать с ребенком на руках».
Эти офорты стали пророческими. В 1914 году началась Первая мировая война. Сына Кольвиц Петера забрали на фронт, где через два дня он погиб. Это событие потрясло до основания сознание художницы. Она думала только о том, чтобы поставить сыну достойный памятник, и постоянно работала над ним. Правда, с течением времени ее замысел несколько изменился. Сначала Кольвиц хотела, чтобы это был памятник только ее безвременно погибшему сыну, но затем она решила посвятить его всем добровольцам, всей молодежи, обманутой лживой пропагандой и бесцельно принесенной в жертву молоху войны.