Мастера детектива. Выпуск 10

– А вы? – обратился ко мне студент–медик. – Может, вы видели его еще позже?

– Лесничего Блинда я видел в последний раз в половине одиннадцатого, – ответил я.

Я рассказал, что произошло минувшим вечером. Изложил, как случайно видел Блинда, покидавшего дом усадьбы Гарнесов и затем скрывшегося где–то на плато. Все это я передал с большой осторожностью, ни словом не обмолвившись, что покойный выходил из комнат фрёкен Хильды. Когда я закончил рассказ, мои слушатели долго сидели молча, с задумчивым видом. Дамы несмело переглядывались.

– Странно, что вас не впустили в дом, – заметил студент–медик. – Как–никак молодой Гарнес – человек очень общительный.

– У меня создалось впечатление, что в доме происходило что–то необычное, – сказал я. – Управляющий выглядел смущенным, а его голос, когда он запретил мне входить в дом, был очень решительным. Знаете, полное несоответствие… Мне показалось, что в это время я был весьма нежелательным гостем. Кстати, мне показалось, что дело тут даже не в моей особе.

– Вы считаете, что в усадьбе что–то происходило?

– Да, считаю.

– Но вы не заметили ничего чрезвычайного?

– Нет, не заметил. И не слышал. Но в связи с тем, что свет появлялся в различных комнатах, в каком–то, так сказать, беспорядке, я сделал вывод, что в доме неладно.

Тотчас студент–медик предположил, что смерть лесничего могла иметь связь с тем странным беспокойством, которое наблюдалось в этой обычно совершенно спокойной усадьбе.

– Как вчера вечером Блинд выглядел? Был ли он взволнован?

– Вроде бы нет, – ответил я. – Он, как обычно, был спокойным, на лице никакого волнения. Он остановился в десятке шагов от меня у большой груши, закурил трубку, пламя спички осветило лицо, и мне было хорошо видно его выражение. Нет, он был совершенно спокоен…

Весь полдень разговор кружился вокруг этой темы. Загадочное преступление вызывало у собравшихся такое возбуждение, что вновь и вновь задавались те же самые вопросы, а воображение рисовало все новые картины. Скорее всего в головах возникали самые неправдоподобные предположения. Дамами овладела такая ужасная нервозность, что они не могли нормально есть, пренебрегали изысканными блюдами, отставляли наполовину недопитые стаканы с молоком. До такой степени напугал их разговор об убийстве.

Что искал лесничий в такую позднюю пору в усадьбе Гарнесов?

В глазах дам появился таинственный блеск, сдержанные улыбки как бы давали понять, что они знают нечто такое… и воображение мчалось вперед на полных парах. Лесничего много раз видели с фрёкен Хильдой. Один Бог, знает, зачем Блинд столько времени сидел над морем, если не для того, чтобы встретить фрёкен Хильду – а ведь его ждали леса, в которых он привык бродить. Я намеренно не называл имени фрёкен Хильды, так как знал склонность дам к спекуляции на известную тему. Поэтому и не сообщил о том, как Блинд вышел из ее личных комнат в половине одиннадцатого вечера.

Дамы зря надеялись, что я расскажу что–нибудь о любовном романе. Но все же они убеждали в этом студента–медика. И когда вечером разнесся слух, что по дороге проедет фрёкен Хильда, на веранде забурлило от дам и господ, которые толпились, стремясь увидеть героиню дня.

Фрёкен Хильда проезжала в четырехколесной коляске. В коляске она была одна и ехала быстро. Вожжи она держала натянутыми и все время смотрела прямо перед собой. На голове у нее была надета белая шапочка из фланели, которая была прикреплена к густым бронзовым волосам длинной булавкой. Эта булавка с позолоченной головкой бросалась в глаза. Привлекало внимание и лицо самой фрёкен Хильды. Она была бледнее обычного, лицо было так напряжено, что казалось, она вот–вот заплачет. Она очень спешила, коляска свернула вправо и исчезла в клубах пыли.

– Поехала к ленсману, – сказал кто–то. – Там живет ленсман.

Пять минут спустя Хильда снова проехала в коляске по дороге, но уже в противоположном направлении. На этот раз она была не одна, в коляске сидел ленсман. В руке Хильда держала кнут. Лошадь обливалась потом.

Дамы были убеждены, что Хильда хотела увидеть убитого. Всем было известно, что никто не мог проникнуть в дом песочника без ленсмана. Для этого она и поехала за ним. Вернулась она очень быстро, оторвала ленсмана от работы в конторе. Он должен был поехать в любом случае. Как Хильда погоняла лошадь! Коляска уже давно исчезла в гуще деревьев, а мы все еще слышали тарахтенье колес на дороге.

Вслушиваясь в этот стук колес, который медленно затихал, пока наконец совершенно не затерялся в лесу, я припомнил мелкое происшествие минувшей ночи – мое свидание с рыбаком. Припомнилось это, потому что и он возвращался с плато и так же, как я, стоял и слушал звук далекого стука колес. Да, да… О чем же он говорил? А! Железная коляска!.. Передо мной снова возникла фигура рыбака, он стоял рядом в темноте, маленький, настороженный. На мой вопрос, кто является владельцем железной коляски, он ответил: «Да, да, кому она принадлежит?..»

Под вечер к отелю–пансиону пришло много местных жителей. Они хотели что–нибудь узнать о несчастном случае. Разговаривали вполголоса, осторожно, будто были на похоронах, расспрашивали прислугу и хозяйку, некоторые набирались смелости и вступали в беседу с гостями, начиная с погоды и видов на урожай. Все они побывали в хижине песочника и на месте убийства. Деревенский лавочник сообщил, что фрёкен Хильда была в хижине, быстро осмотрела труп и вышла быстро из нее. Она не плакала, но по совершенно застывшему лицу разлилась смертельная бледность. Было удивительно, что никто из деревенских жителей не говорил ничего конкретного о причине убийства или о том, кто мог быть убийцей. Однако по их случайным фразам и жестам можно было понять, что по этому поводу у них имеется свое мнение. Говорили о плато. Странное это было плато. Там происходило много разных вещей. Имела свои тайны и старая усадьба, деревенские жители что–то знали о них, но говорили об этом неохотно.

Наступил жаркий тихий вечер. Мы сидели на веранде и вели разговор на ту же самую актуальную тему. По мере того как опускались сумерки, дам все больше охватывал озноб. Да и мужчинам было не по себе. Нас все время не покидало ощущение ужаса и какой–то неопределенности. Далеко на плоскогорье собиралась гроза, а мы, курортники, сидели тут спокойно и тихо, наслаждаясь летним вечерним теплом. Какой контраст! Мы прислушивались к плеску весел, доносившемуся с моря, к звукам шагов, долетавшим от дороги. Воздух был заполнен щебетом птиц и папиросным дымом, светло–синим, поднимающимся прямо вверх. Когда нам начали сильно докучать комары, мы перешли в гостиную. Дамы были уже сонными, но не хотели укладываться спать. Они боялись одиночества.

Внезапно я услышал, как кто–то произнес мое имя. Голос доносился с веранды. Не припомнил, чтобы слышал этот голос прежде.

– Вас кто–то зовет, – сказал студент–медик.

– Да, я слышу.

Я, пересиливая себя, поднялся, пошел в сторону веранды и открыл двустворчатую дверь. На веранде не было ни души, только стояли плетеные кресла и стол. На столе стояло несколько пустых бутылок из–под содовой воды и несколько стаканов. Я остановился удивленный, но через минуту услышал новый возглас. И тут я увидел у входа на веранду желтую соломенную шляпу. Сделал несколько шагов в том направлении, соломенная шляпа исчезла и появилась седая голова. Меня приветствовал рыбак, с которым мы встретились вчера вечером.