Мастера детектива. Выпуск 10

– Да. Я видел, как его вытягивают из воды. Это было неприятное зрелище. Его лицо необыкновенно разбухло в воде. Оно было похоже… На что же оно было похоже? Вы когда–нибудь видели труп за зеленым стеклом?

Последние слова детектива поразили меня. Сразу перед глазами встало лицо умершего за стеклом… белый лоб… ярко–красные губы… Меня охватил страх, и в долю секунды я пережил снова весь ужас той памятной ночи. И для меня было большим облегчением услышать снова голос Асбьёрна Крага.

– Пойдемте дальше, а? И очень быстро вы все увидите сами.

Но мне сейчас уже не хотелось ничего на свете, тем более спускаться к морю. Зеленые фонари напоминали мне зеленый фосфор в глазницах трупа.

Я повернулся к детективу.

– Нет, я не пойду вниз, – сказал я. – Хочу домой, в мой домик.

Я сделал несколько шагов и вдруг остановился как вкопанный. Откуда–то издалека, из темноты, снова донесся вой собаки. Сначала громкий, удивительно грозный лай, потом долгое рычание, и наконец, грозный протяжный вой.

– Охотничий пес, – раздался голос Асбьёрна Крага. – Вы слышите, что это охотничий пес?

Вой продолжался.

Он несся откуда–то издалека, и такого далека, что казался исходящим из самого сердца темноты, находящегося где–то за горизонтом. Мы прислушались, вой усилился, стал болезненным и тревожным, потом снова грозным. Теперь казалось, что вой охватил все небо по восточной стороне…

Создалось впечатление, будто весь мрак пронизан страхом. Кроме всего, это действовало, как зов, как приказ, Я двинулся с места.

Тогда я снова услышал рядом с собой голос Асбьёрна Крага.

– Стойте! – кричал он. – Не идите за голосом! Но я пошел за голосом.

Отвратительный вой окружил меня со всех сторон такой глубокой тьмой, что это одурманило меня. Я везде чувствовал страх, ужас, даже в воздухе, ветер веял на меня теплым дыханием, и в нем был ужас. Я совершенно бессознательно шел за голосом. Когда я дошел до домов, голос как бы отдалился, скрылся за горизонтом, чтобы через минуту пропасть вообще. Я был один. Асбьёрн Краг оставил меня и пошел в сторону моря, к железной коляске и зеленому трупу. А я пошел еще быстрей, как бы торопясь достигнуть своего домика.

Недалеко от домика, там, где видно открытое море, я увидел на воде незнакомый мне блеск. В этом блеске было что–то призрачное. Вокруг стояла тишина и серый мрак.

Я не подумал, что это первый признак рассвета, который блестел на поверхности воды.

Лампа в домике продолжала гореть. Я был очень возбужден, нервы рвались на части, кололи мое тело тысячами раскаленных иголок.

Я убедился, что штора спущена. Тем самым комната была как бы отделена от всего мира. Некоторое время я бессмысленно копался в бумагах, потом уселся в кресло–качалку. Успокоился я, в сущности, потому, что убедился наконец, что кресло было пустым. Я боялся, что если только отвернусь, в него кто–нибудь сразу же сядет. Мне было необходимо занять это место!

Я довольно долго сидел в кресле, собираясь с мыслями. Глаза мои все время притягивали револьвер, лежащий на столе. Как долго еще продлится это сумасшествие?

И в этот момент я снова услышал во второй раз домового точильщика.

На этот раз я не испугался, хотя он менял место и кружил вокруг меня, как разозленный овод. Будто вокруг меня ходило какое–то невидимое существо, человек, которого я не мог видеть, зато слышал тиканье его карманных часов. О, теперь он остановился там… Вот он медленно переходит вправо… теперь стоит неподвижно у лампы. Показалось, что револьвер вдруг на момент стал матовым, будто кто–то кинул на него тень. Но через минуту холодная сталь снопа блестела, как и прежде. Тиканье домового точильщика отдалилось. Нет, само по себе оно меня не пугало. Наоборот, оно привело меня в себя, потому что я уже знал причину этого звука.

Чего ради Асбьёрн Краг настаивал на том, чтобы взять меня с собой к железной коляске и умершему чужому человеку? Я припомнил его странные речи по дороге, когда он буквально принуждал меня слушать его теорию о том, что должен делать умный убийца. Во всяком случае, он обязательно хотел завести меня в то место, где достаточно было легко толкнуть спутника… сделать незаметное, неожиданное движение, чтобы отправить человека, стоявшего на пути, на тот свет… И почему он пошел своей дорогой, когда я направился на восток, когда меня стал притягивать к себе голос собаки?

За голосом собаки… Мне припомнилось завывание, и меня охватила дрожь. В памяти, будто наяву, возникло эхо ужасного звериного крика… Очевидно, собака должна была находиться в одном из дворов, мимо которых мы проходили, я был в этом уверен, кроме того, я не мог избавиться от мысли об убитом псе лесничего. Он возник у меня перед глазами. У него была длинная шелковистая шерсть и большие удивленные глаза. И тотчас я понял, что вой был для меня призывом и предостережением.

Внезапно я прервал мерное свободное качание кресла, сидел без движения и вслушивался.

Под моим окном раздались какие–то звуки. Треснула сломанная ветка, зашелестели кусты. Это был не ветер. Похоже, будто руками раздвигали листья.

Сразу после этого стукнули в стекло. Один сильный удар. И все. Звук не повторялся. Наверное, это птица, подумал я, птица, которая потянулась к кругу света и ударила клювом в стекло. Но… Через минуту я снова услышал стук в стекло, на этот раз стукнули сильно два раза. Напоминало удары костяшек домино.

Я вскочил и схватил револьвер, почувствовал прохладную рукоятку в ладони. Сейчас я уже не колебался, знал, чего хочу.

Одним быстрым движением я должен поднять штору. Я даже представил, как это будет выглядеть. И сразу, лишь только увижу темное стекло, надо отскочить в сторону. Возбужденная мысль перебирала такие картины: укротитель зверей в зоопарке… он отодвигает засов на клетке и отскакивает в сторону перед большим, таинственным зверем, который приготовился к прыжку. Снова стукнули в стекло, на этот раз решительно и грозно.

Я схватился за шнур шторы и молниеносно дернул его. Штора с шумом побежала вверх.

И тут же отпрянул в глубину комнаты.

В нижнем квадрате окна, черном, как эбеновое дерево, виднелось лицо, ужасное и четкое, прямо передо мной были ярко–красные губы и белый, как мел, лоб.

На этот раз я не закрыл лицо ладонями, я пошел прямо на призрак. Мне помогала смело подойти к окну сильная, хотя и вызванная искусственно ненависть. Я не видел ничего за этим лицом, только чувствовал рукоятку револьвера в ладони, чувствовал, как дикий, неудержимый гнев переполнял меня. Мне хотелось что–то крикнуть, разразиться проклятьями, но изо рта у меня вылетало только нечленораздельное бульканье.