Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Мастера детектива. Выпуск 3
Шрифт:

— Мы не могли бы позвонить ему и предупредить об осторожности, если бы только знали, где он сейчас. Было бы приятно услышать его голос.

— Согласен, но нам неизвестно, где он.

— Утром я мог бы навести справки и, вероятно, нашел бы его адрес. У нас есть много фамилий тех, у кого он занимал деньги.

Однако Вулф запретил мне это. Он заявил, что ему нужно, чтобы я был дома, и что в любое время дня или ночи могут позвонить или Сол Пензер, или Фред Даркин, или Орри Кэтер, или Дол Боннер, или Сэлли Корбетт, и после такого звонка нужно будет сделать что–то немедленно. Кроме того, дважды звонил Филипп Харвей и раз Кора Баллард, спрашивая, не сможет ли Вулф присутствовать на заседании совета НАПИД в понедельник. Завтра они, вероятно, снова будут звонить, а он не желает разговаривать с ними. Закончив этот разговор, Вулф отправился спать. В 11.42 из кабины телефона–автомата

в Кармеле позвонил Сол Пензер, чтобы сообщить, что он идет сменить Орри Кэтера. В 12.18 позвонил Орри, тоже из Кармела, сообщая, что около одиннадцати в доме Алисы Портер погас свет и она, очевидно, спокойненько отправилась почивать. Я последовал ее примеру.

В пятницу утром я надевал брюки, когда позвонил Фред Даркин и доложил, что он едет сменить Сола и что с ним находится Дол Боннер, направляющаяся на пост у перекрестка шоссе с грунтовой дорогой. Я был в кухне, газета «Таймс» стояла на подставке передо мною на столе, а я поливал вафлю горячим кленовым сиропом, когда позвонил Сол. Он сообщил, что сменился в восемь часов, причем Алиса Портер в это время уже копалась в огороде. Я находился в кабинете и опять перечитывал копии показаний, данных мною накануне двум помощникам прокурора, когда позвонила Кора Баллард. Она спросила, может ли Вулф присутствовать на заседании совета НАПИД, которое состоится в клубе «Клевер» в понедельник в 12.30. Если Вулфа больше устроит заседание после завтрака, его можно назначить на два часа или даже на два тридцать. Когда я сказал ей, что Вулф никогда не уезжает из дома по делам, она ответила, что ей известно это, но сейчас речь идет о чрезвычайном случае. Я заметил, что случай очевидно, не слишком уж чрезвычайный, если заседание назначается только через три дня. Она заявила, что ей приходится обычно назначать заседания за две–три недели вперед, так или иначе из писателей и драматургов никого не соберешь, что, кроме того, предстоит уик–энд, совпавший в этом году с Днем памяти погибших в войнах, и попросила меня соединить ее с Вулфом. Я сказал, что не могу сделать это, что ее разговор с Вулфом, даже если бы он и состоялся, все равно бесполезен, и что он, несомненно, может лишь предложить ей послать меня на заседание. Если членов совета устраивает это, я попрошу поставить меня в известность.

Я подкладывал копии показаний в папку, озаглавленную «Объединенная комиссия по вопросам плагиата», когда позвонил инспектор Кремер и сообщил, что он забежит к нам на несколько минут в четверть двенадцатого. Я ответил ему, что, наверное, мы примем его. Я слушал передачу последних новостей в десять часов, когда позвонил Лон Коэн и заявил, что пора бы мне начинать «колоться». По его словам, у него в редакции уже есть пять моих фотографий в морге. Редакция намерена поместить лучшую из них, на которой я, обнаруживший труп Джейн Огильви, выгляжу почти что человеком, однако предварительно мне придется снабдить редакцию кое–какими интересными деталями о том, почему в течение двух суток оказались мертвыми два человека, только что получившие по решениям суда вознаграждения по выигранным ими делам о плагиате их произведений. Каждый дурак прекрасно понимает, что о простом совпадении тут не может быть и речи. Так в чем же дело? Я ответил, что посоветуюсь с окружным прокурором и потом сам позвоню ему.

Я отрывал вчерашний листик с настольного календаря Вулфа, когда позвонил президент Национальной ассоциации писателей и драматургов по фамилии Джером Тэбб. Я читал одну из его книг. Вулф прочитал их четыре; все они стояли на полках и ни в одной не было страниц с загнутыми уголками. Все книги были отличны, и Тэбб, даже по мерке Вулфа, представлял собой весьма важную персону; он, несомненно, поговорил бы с ним, но у нас существовало правило никогда не звонить ему в оранжерею за исключением чрезвычайно важных случаев. Тэббу только что звонила Кора Баллард, и он хотел сказать Вулфу, как для него важно прийти на заседание совета в понедельник. Он намеревался уехать из города на уикэнд и просил меня сообщить Вулфу, что руководители и члены совета будут весьма признательны ему, если он найдет возможным встретиться с ними.

Вулф спустился из оранжереи в одиннадцать, и я доложил ему в хронологическом порядке о всех телефонных звонках, из которых последним звонком был звонок Тэбба. Выслушав, Вулф сел, уставился на меня, но ничего не сказал, так как оказался в весьма трудном положении. Ему очень хотелось бы поговорить с Джеромом Тэббом, и он прекрасно понимал, что мне было известно об этом, но не мог же он наброситься на меня за то, что я выполнял установленные им самим правила. Поэтому Вулф прибег к трудовой тактике. Сердито глядя на меня, он заявил: «Ты был слишком уж категоричен.

Я еще могу решить поехать на заседание». Ребячество! Я уже готовился резко возразить ему, и у меня уже был на языке соответствующий ответ, как раздался звонок в дверь, и мне пришлось промолчать.

Пришел Кремер. Я открыл дверь, и он промаршировал мимо меня, не здороваясь, а ограничившись каким–то подобием кивка. Я прошел за ним. Вулф поздоровался с ним и пригласил сесть, однако Кремер остался стоять.

— У меня лишь минута, — заявил он. — Таким образом, ваша теория подтвердилась.

— Моя и ваша, — поправил его Вулф.

— Да, да. Жаль только, что мисс Огильви пришлось умереть, чтобы подтвердить это.

— Вы, может быть, все же присядете? Вы же знаете, что я предпочитаю разговаривать, когда мои глаза на одном уровне с глазами собеседника.

— Я не могу задерживаться у вас. Убийство Огильви произошло в Бронксе, но оно явно связано с убийством Джекобса, и, следовательно, им должен буду заниматься также я. Вы можете избавить меня от массы напрасных хлопот и большой потери времени. Нам придется допросить примерно человек пятьдесят, чтобы узнать, кому именно из них вы сообщили о своем намерении взять в работу Джейн Огильви, но, разумеется, проще спросить об этом прямо у вас. Вот я и спрашиваю.

— Мистер Гудвин уже несколько раз ответил на этот вопрос в окружной прокуратуре.

— Знаю, но я не верю ему. Вы, очевидно, тут снова сделали ошибку. По–моему, вы отобрали кое–кого из той группы, что знала ранее о вашем намерении прижать Джекобса (то, что вы отобрали кого–то, — несомненно, хотя я не знаю, чем вы руководствовались), и дали понять им, что намерены взяться за Джейн Огильви. Потом вы послали человека, а может быть, нескольких, вести наблюдение за ней. Вероятно, это были Пензер и Даркин, и они зевнули. Возможно, что они не знали об улочке за домиком. Может быть, они не знали и о том домике, который она называла своей «кельей». Тоже мне «келья»! Я хочу знать, кому именно вы говорили и почему. Если вы не скажете мне, я все равно узнаю об этом, хотя, конечно, это будет очень трудно. После того, как мы выясним фамилию и узнаем, что он убил ее, ибо от вас или от Гудвина ему стало известно, что вы намерены заняться Огильви, вам придется тяжко. У меня к вам только один вопрос: вы скажете мне?

— Сейчас я вам отвечу. — Вулф помахал пальцем. — Прежде всего хочу напомнить вам, что сегодня к семи часам вечера вы должны вернуть все полученные от меня материалы, то есть меньше чем через восемь часов. Вы не забыли?

— Нет. Вы получите их.

— Прекрасно. Я вовсе не возмущен вашим вопросом. К сожалению, я допустил грубую ошибку с Саймоном Джекобсом и не удивлен, что вы подозреваете меня в еще более тяжкой ошибке с Джейн Огильви. Если бы дело обстояло действительно так, я признал бы это, отказался от дальнейшего расследования и навсегда закрыл бы свое агентство. Однако тут я не ошибался по той простой причине, что о нашем намерении заняться Джейн Огильви никто не знал за исключением мистера Гудвина и меня.

Следовательно, вы не желаете мне сказать!

— Мне нечего говорить вам. Мистер Гудвин…

— Убирайтесь к черту! — Кремер повернулся и вышел из кабинета.

Я прошел за ним в вестибюль, желая убедиться, что он действительно уйдет, а не только хлопнет дверью и останется у нас в доме. Как только я вернулся в кабинет, раздался звонок телефона. Звонил Мортимер Ошин, который желал узнать, уведомил ли Филипп Харвей Вулфа о том, что его договор с Комиссией аннулирован. Я ответил отрицательно и высказал предположение, что, вероятно, этот вопрос будет обсуждаться на заседании совета НАПИЛ в понедельник. Ошин сказал, что если договор все же будет аннулирован, то он намерен сам пригласить Вулфа. Я поблагодарил его.

Вулф, даже не затрудняя себя какими–либо замечаниями в адрес Кремера, велел мне взять блокнот и продиктовал письмо одному человеку в Чикаго с отказом приехать и выступить с речью на ежегодном банкете Ассоциации частных детективов Среднего Запада. Затем последовал очень длинный ответ на письмо женщины из штата Небраска, которая спрашивала, можно ли так откормить петуха, чтобы его печенка в паштете не отличалась от печенки откормленного гуся. Потом он диктовал еще другие письма. В принципе я согласен с ним, что решительно на все письма следует отвечать, однако он ведь может (и часто делает так) передать письмо мне и сказать: «Ответь так–то». Мы как раз занимались письмом в Атланту, в котором Вулф сообщал, что не может взяться за поиски девушки, месяц назад уехавшей в Нью–Йорк и ничего не пишущей, как Фриц объявил, что завтрак готов. Едва мы успели выйти из кабинета, как раздался телефонный звонок, и я был вынужден вернуться. Звонил Фред Даркин.

Поделиться с друзьями: