Мастера детектива. Выпуск 3
Шрифт:
— Дайа возил нас на грузовике своего отца. А в этот вечер на грузовике поехали в Невер за свиньями…
— Так что Маню счел нужным угнать первую попавшуюся машину.
— Возможно, его подбили на это.
— Кто подбил?
— Все понемногу!..
Детриво хотелось быть по–настоящему честным. Он и старался быть таким. Сам чувствовал, что трусит, что ему следовало бы сказать: мы стали над новичком насмехаться. Заставляли его пить. Дразнили, что ему не угнать машину.
— Короче, подсудимый довез вас до «Приюта утопленников». А что произошло там?
—
— Маню тоже танцевал? С кем?
— С Николь.
— Если не ошибаюсь, в этой харчевне с таким странным названием были еще две девушки — Эва и Клара. Что вы с ними делали?
Вопрос был смелый, и председательствующий ужасно возгордился, что его задал, но и перепугался.
— Так просто, дурачились.
— И ничего больше?
— Я лично, во всяком случае, ничего больше себе не позволил.
— А ваши приятели?
— Не знаю. Я не видел, чтобы кто–нибудь подымался наверх.
Снова смех, улыбки; только Эмиль и Детриво не усмотрели в этих словах ничего особенного. Это был их язык, и они говорили о хорошо знакомых им вещах.
— Итак, я не буду просить вас рассказывать о самом инциденте, о котором нам исчерпывающим образом сообщил нынче утром господин следователь. Полагаю, что вы часто бывали у мадмуазель Лурса?
— Да, часто.
— Пили и танцевали? А вы не боялись, что вас застигнет на месте отец этой девушки?
Самое любопытное было то, что Детриво поглядел на Эмиля, как бы спрашивая у него совета: «Что отвечать?»
А председательствующий продолжал:
— Пойдем дальше. Присутствие Большого Луи в доме внесло изменения в привычки вашей группы?
— Мы боялись…
— Ага, боялись! Боялись, разумеется, того, что Большой Луи устроит скандал?
— Нет… Да… Мы его боялись.
Лурса глубоко вздохнул. Болван несчастный этот председательствующий! Совсем ничего не понимает. Разве сам он не помнит своих детских страхов»? Мальчишки играли в гангстеров, и вот в их компанию затесался настоящий гангстер, здоровая скотина с татуировкой, он и в тюрьме сидел и, возможно, совершил не одно преступление.
Большой Луи пользовался этим, разрази тебя гром! Он им такого про себя нарассказал, чего и не бывало. А они, фанфароны, хвастались перед ним своими мелкими кражами!
— Подумайте хорошенько, прежде чем отвечать, так как это очень важно. Возникал ли у вас вопрос о том, чтобы отделаться от Большого Луи и каким способом отделаться? Я спрашиваю, говорили ли вы об этом на ваших сборищах, или, может быть, дома, или в «Боксинг–баре», или еще где–нибудь?
— Да, господин председательствующий.
— А кто говорил?
— Не помню. Просто говорили, что он будет всю жизнь нас шантажировать, что в нашем лице он напал на золотую жилу, что он вечно будет требовать от нас денег.
— А говорили о том, что его надо убить?
— Да, господин председательствующий.
— Так–таки хладнокровно обсуждали этот вопрос?
Да нет, вовсе не хладнокровно! Лурса энергично задвигался на скамейке. Все
это бесполезно, раз никто не желает вникнуть в разговоры и лексикон этих мальчишек. Если они даже обсуждали план убийства в мельчайших подробностях, все равно это ничего не значило. Они выдумывали разные драмы просто для забавы, вот и все.— Мэтр Лурса, вы хотите задать вопрос свидетелю? Он, очевидно, заметил, что Лурса ерзает на скамье.
— Да, господин председательствующий. Мне хотелось бы, чтобы вы спросили, кто из них, кроме Маню, был влюблен в Николь.
— Свидетель, слышали вопрос? Прошу вас, не смущайтесь. Я понимаю, что создалось не совсем обычное положение, но вы должны видеть в мэтре Лурса только защитника подсудимого. Отвечайте.
— Не знаю.
— Разрешите, господин председательствующий? До появления Маню кто был обычным кавалером Николь?
— Эдмон Доссен.
— Другими словами, он старался прослыть се любовником, а на деле им не был, не так ли? Это, в сущности, входило в игру. Но был ли еще кто–нибудь влюблен, по–настоящему влюблен в Николь?
— Думаю, что Люска.
— Делал ли он вам соответствующие признания?
— Нет. Он вообще неразговорчив…
— Ваша шайка распалась оттого, что произошел несчастный случай и в доме лежал раненый? Детриво молчал, а Лурса добавил:
— А может быть, скорее из–за того, что у Николь появился настоящий любовник?
В глубине зала началась толкотня, так как задним тоже хотелось видеть. Детриво не знал, что ответить, и опустил голову.
— Всё, господин председательствующий.
— Больше вопросов нет? Господин прокурор?
— Вопросов больше нет.
— Никто не возражает, если свидетель отправится в свой гарнизон? Благодарю вас.
Все заранее знали, что рано или поздно придется коснуться таких вопросов, но г–н председательствующий все–таки почувствовал, что его начинает лихорадить.
— Введите мадмуазель Николь Лурса… Прошу прощения, господин адвокат.
Вместо того, чтобы постараться стать как можно незаметнее, Лурса еще больше раздулся.
— Клянитесь говорить только правду, одну только правду. Подымите правую руку, скажите: клянусь. Вы заявили полиции, а потом на следствии, что вечером седьмого октября подсудимый находился в вашей спальне.
— Да, господин председательствующий. Николь смотрела на него любезно, просто, с великолепным самообладанием.
— Поднимались ли вы вдвоем навестить раненого?
— Нет, господин председательствующий. Я ходила к нему одна в десять часов, относила ужин.
— Следовательно, посещения Маню не были связаны с уходом за Большим Луи?
— Нет, господин председательствующий.
— Хорошо, на ответе не настаиваю. В этот вечер вы не ждали никого из ваших приятелей?
— Никого. Они уже несколько дней ко мне не приходили.
— И вам известно, почему не приходили?
— Потому что знали, что мы предпочитаем быть одни.
Присутствующие наблюдали за Лурса, пожалуй, еще с большим любопытством, чем за Николь, и Лурса внезапно захотелось им улыбнуться.