Мастера и шедевры. Том 2
Шрифт:
Как видите, мир не без добрых людей, и Николай I, узнав о поведении Егорова, послал в Академию художеств запрос:
«Достоин ли Егоров носить звание профессора?»
Получив запрос этот, Оленин немедленно послал всем профессорам Академии приказание собраться вечером в Совет, прочел им присланную в Академию бумагу и спросил их, что ответить на нее.
Хотя члены академического совета официально узнали запрос государя только вечером, однако же не может быть никакого сомнения, что все они, отправляясь в Совет, очень хорошо знали, о чем им придется там рассуждать.
Гадающая
Все они искренне жалели Егорова, но заступиться за него не решались и после долгих совещаний согласились дать на полученный запрос ответ, сообразный с желанием государя.
Тогда Брюллов, который до решительной минуты не говорил ни слова, объявил, что он придуманного Советом ответа не подпишет, припомнил Совету, что Егоров некогда делал честь русскому искусству и что Академия гордилась им, что Совет Академии, созванный для его осуждения, состоит из его товарищей и учеников, и в заключение сказал, что живописец Карл Брюллов считает себя учеником Егорова.
Речь Брюллова воодушевила всех.
Все как будто встрепенулись, все громко заговорили в пользу старика Егорова и положили отстоять его честь.
Оленин, заметив, что об угождении монарху никто более не думал, встал с места и сказал Брюллову:
— Вы наделали всю эту кутерьму, так вы и сочиняйте ответ, а я пойду домой.
— Ступайте, — ответил Брюллов, — все будет сделано без вас.
… Одним из редких качеств Брюллова была необыкновенная доброжелательность к коллегам-художникам.
Всем известно его отношение к Федотову, который, будучи молодым начинающим живописцем, пришел к великому мастеру и встретил с его стороны поддержку и внимание…
Прошло несколько лет, и вот Федотов снова у Брюллова.
Вот выдержка из письма Федотова к Погодину после посещения тяжело больного художника:
«Милостивый государь Михаил Петрович!
Извольте получить ответ на ваш вопрос. Перед тем, как представил я первые картины в Академию, я так давно не бывал у Брюллова, что и не видал, как он захворал и как дошел до отчаянного положения, в каком его находили и каким я сам нашел его, когда по его зову явился к нему с Басковым. Худой, бледный, мрачный сидел он в Вольтере; перед ним на полу приставленные к стульям мои две картины: «Кавалер» и «Разборчивая невеста». «Что вас давно не видно?» — был первый вопрос Брюллова. Разумеется, я отвечал, что не смел беспокоить его в болезни. «Напротив, — продолжал он, — ваши картины доставили мне большое удовольствие… И поздравляю вас, я от вас ждал, всегда ждал, но вы меня обогнали.
Портрет археолога Микель-Анджело Ланчи.
Какую предельную честность и простоту души надо иметь, чтобы сказать всего лишь три слова: «Вы меня обогнали».
… В один из серых петербургских дней, когда доктора разрешили Брюллову после семимесячной болезни покинуть постель, он попросил придвинуть вольтеровское кресло ближе к трюмо, потребовал принести в спальню мольберт, палитру, кисти.
Вмиг наметил он на картоне рисунок головы, руку…
С вечера он повелел не пускать к нему на другой день никого!
«Автопортрет»
Брюллова 1848 года… Художник на пороге пятидесятилетия.Живописец только что перенес тяжелую болезнь.
Но не только недуг отнял у него краски лица и блеск глаз.
Усталость.
Постоянная, неуходящая.
Она залегла в тревожных складках крутого чистого лба, она притаилась в пепельных, некогда блестящих золотых кудрях.
Усталость во вздутых венах тонкой руки, плетью повисшей на подлокотнике кресла.
Усталость в самом колорите полотна, в сочетании черных, красных, восково-бледных тонов.
Время.
Зрелость.
Пора жестоких переоценок, пора разочарований и потерь — вот истинные слагаемые этого образа…
Мастерство Брюллова в эти годы достигло совершенства.
Его кисть поистине виртуозна.
Ведь этот дивный портрет написан всего за каких-нибудь два-три часа!
Живописец в одно касание решает тончайшие пластические задачи — и перед нами шедевр!
Но почему же тогда глаза художника так безрадостны, почему в них нет сияния, удовлетворения творца?
Почему они так тревожны? Почему так пристально всматриваются они в зеркало?
Может быть, потому, что Брюллов впервые за всю полувековую жизнь именно в эти два часа, именно в этот миг так остро ощутил бег времени, так обнаженно оценил свои потери, так чутко понял суть безвозвратно упущенных лет.
Может быть, в эти короткие часы перед художником промелькнула вся его жизнь?
… Многое не свершилось.
Не сбылась заветная мечта художника оставить родине картины, в которых была бы видна вся ее жизнь, самое сокровенное — судьба народа, великая история России…
О, как он мечтал заткнуть глотку светской черни, болтавшей в своих золоченых бонбоньерках-салонах об угасании его таланта!
О, как он мечтал уйти от мелочной и тем не менее тяжкой опеки царя, от неотступного взора монарших глаз!
Снова наступит завтра.
Наступят будни.
И снова все быстрее и быстрее закрутится неумолимое колесо столичной жизни, пестрая череда успехов, неискренних похвал и соболезнований.
Два часа в жизни художника.
Как это ничтожно мало и как это много, если вдуматься в суть бытия!
Когда вдруг с ослепительной ясностью ощущаешь, что рок несет твою утлую ладью по воле недобрых волн и злого ветра и что у тебя самого нет сил остановить этот бег.
… Привычно ходит кисть, и за считанные минуты на картине возникают черты больного, бесконечно усталого человека.
Бьют часы.
В роскошной мастерской тихо.
Шум Петербурга не проникает в этот приют муз.
Но это только кажущийся покой.
Брюллов предельно одинок в этом огромном городе.
Он одинок и неустроен, этот великий художник, покоривший Рим и заслуживший триумф на родине.
Он несчастлив, этот человек, которым восхищались тысячи людей, перед которым преклонял колени сам Пушкин!
Он одинок.
Горько, напряженно глядят на нас с «Автопортрета» глаза великого художника.
Но мы знаем, что Брюллов не одинок…
Об этом говорят сотни его великих творений — его детей.
Об этом говорят сотни тысяч почитателей его таланта, заполняющих залы наших музеев, любующихся его шедеврами.