Мастерская Арши Ованесовой и Леонида Кристи. Страницы истории ВГИКа

Надо всё проверить в отношении компактности сюжетов и композиции картин.

Семирамида Пумпянская

В 1944 году я приехала в Москву и сразу же попросилась работать в «Пионерию».

Меня привлекала всеобщая увлечённость, с какой делался этот журнал, к тому времени прочно утвердившийся на передовых позициях советской кинодокументалистики.

Не скажу, что в нашей совместной работе всегда всё шло гладко – Ованесова знала и сомнения, и неуверенность, которые тотчас же передавались нам, сотрудникам «Пионерии».

Мы часто не успевали сдать выпуски журнала в срок, ибо Арша Амбарцумовна не искала лёгких путей и до последнего момента продолжала что-то переделывать, достраивать…

Особенно сложным для всех нас был монтажный период работы над журналом, когда Ованесова была целиком погружена в материал, сутками не выходила из монтажной и не терпела никаких посторонних вмешательств.

Всякий раз, когда над журналом нависала опасность не быть завершённым к нужному сроку, в комнате «Пионерии» можно было наблюдать такую картину: в конце рабочего дня, который для Ованесовой, разумеется, никогда не означал конец её работы, дверь в комнату осторожно приоткрывалась и на пороге появлялся директор журнала. Человек далеко не робкого десятка, он еле слышно, почти без надежды спрашивал: «Арша Амбарцумовна, скажите, пожалуйста, журнал будет или нет?» Ответом ему был столь гневный и пронзительный взгляд Арши, что, устыдившись собственных слов, директор тут же бесшумно исчезал из комнаты. Ованесову неимоверно тяготили неизбежные в кинематографическом деле производственные путы.

Любимой стихией Арши оставалась съёмка – здесь она выкладывалась без остатка, со всей полнотой могла проявить свои способности, фантазию, остроумие. Каждый раз, выезжая на съёмки с Ованесовой, мы знали: будет интересно и весело. И никогда не ошибались. Заряд жизнерадостности и юмора настолько силён был в этом человеке, что любую съёмку она с лёгкостью превращала в игру, тем более, что снимала она детей и для детей.

Да и сама Арша, особенно во время съёмочного периода, напоминала ребёнка, живого и непосредственного, озорного и беспечного. Она очень любила разыгрывать нас, своих помощников, и делала это столь остроумно и изобретательно, что обижаться на неё было невозможно, а главное, глупо.

Однажды произошла такая история. Когда мы снимали один из сюжетов в подмосковном пионерском лагере, нам пришлось задержаться там на целые сутки. Ованесова любила естественные шумы в кино, и наш дотошный звукооператор не мог уехать в Москву, не запечатлев на плёнку голоса лесных обитателей. Больше всего ему хотелось записать трели соловья – птицы, как известно, предпочитающей петь по ночам. С наступлением темноты звукооператор расположился в кустах и настроился на запись. Сразу же ему на редкость повезло – раздались звонкие, заливистые трели, которые не прекращались почти до утра. Птица была явно в ударе, и у звукооператора, чрезвычайно гордого своей удачей, даже не хватило плёнки, чтобы записать всё соловьиное выступление. Каково же было разочарование нашего коллеги, когда выяснилось, что в роли вдохновенного соловья выступала… сама Арша, всю ночь просидевшая с обычным свистком в руках в двух шагах от незадачливого звукооператора! Посмеялись мы все тогда от души…

Игорь Бессарабов

В 1947 году, когда в Праге открывался 1-й Всемирный фестиваль молодёжи и студентов, мы ещё не очень ясно представляли себе весь масштаб и значение этого мероприятия. Понимали только, что должно произойти нечто необыкновенное, о чём, конечно же, нужно снять кино. Было решено послать в Прагу группу документалистов в составе трёх человек (я был в их числе), которым надлежало сделать о фестивале небольшой, двухчастёвый фильм. В Москву мы вернулись с готовой полнометражной картиной, вызвали на студии едва ли не сенсацию. Впрочем, ничего неожиданного в этом факте не было – ведь съёмками в Праге руководила Арша Ованесова! Нужно было видеть, как свободно, естественно она чувствовала себя в яркой, праздничной атмосфере фестиваля, умудряясь каким-то образом оказываться на всех мероприятиях, встречах, концертах; как жадно впитывала впечатления, стараясь охватить всё, что заслуживало внимания.

В отличие от нас, операторов, впервые увидевших представителей самых разных народов мира и буквально подавленных размахом грандиозного массового зрелища, Ованесова на удивление легко ориентировалась в событиях и очень точно направляла действия нашей небольшой съёмочной группы. Так что следующая работа Арши Амбарцумовны, фильм «Юность мира» (1949), удостоенный Международной премии Мира и диплома, подписанного Ф. Жолио-Кюри, окончательно подтвердила способность Арши Ованесовой работать в самых сложных формах документального кино.

Эльдар Рязанов

Наш курс во ВГИКе набирал и вел Григорий Михайлович Козинцев, уже тогда бывший классиком советской кинематографии. Его творчество мы изучали по истории кино. Он был одним из авторов знаменитой «Трилогии о Максиме», одним из создателей ФЭКСов (Фабрики эксцентрического актёра). Фильмы ФЭКСов гремели ещё в 20-е годы. Козинцев, знаменитый шекспировед, театральный и кинематографический режиссёр, маститый педагог, казался нам человеком почтенного возраста. И только потом мы поняли, что в то время ему было всего-навсего тридцать девять лет.

На четвёртом курсе у нас появились новые педагоги – режиссёры Александр Згуриди и Арша Ованесова, известные мастера научно-популярного и документального кино.

Василий Катанян

Начало было так далеко… В 1948 году нам, студентам режиссёрского факультета ВГИКа, объявили, что на занятия придет режиссёр-документалист. Так мы впервые услышали имя Арши.

И вот открывается дверь, в комнату стремительно входит невысокая молодая красивая женщина. Первое впечатление – яркость, увлечённость, темперамент – не могут стереть годы, прошедшие с того дня.

Яркость – чёрные блестящие волосы, алые губы, ослепительная улыбка, сверкающие глаза.

Темперамент – Арша говорила громко, живо и сразу нас пленила.

Увлечённость – она рассказывала о своей последней съёмке очень интересно, с юмором, выразительно жестикулируя и даже что-то напевая.

Ованесова не теоретизировала насчёт документальной режиссуры (мы же, развесив уши, ждали именно этого), не говорила о высоком призвании хроникёра, а просто рассказывала нам о I Международном фестивале молодёжи в Праге, откуда только что вернулась.

Как она снимала там картину, какие были трудности, что она напридумывала и что из всего этого получилось – рассказчик она была замечательный, говорила образно, взрываясь смехом вместе с нами. Не успели мы оглянуться, как раздался звонок – и Арша Амбарцумовна исчезла так же стремительно, как и появилась.

С этого дня часть нашего курса решила заняться кинохроникой. Даже те, кто до встречи с Ованесовой не помышлял об этом – Эльдар Рязанов, Зоя Фомина, Лия Дербышева и я, Василий Катанян.

Мы были влюблены в Ованесову: толпились вокруг неё, ездили с ней на съёмки, смотрели материал, сидели на перезаписи – и таким образом познавали азы ремесла.

Эльдар Рязанов

Прикрываясь здравым смыслом, я совершил, конечно, компромисс, сделку со своей совестью, чего художник позволять себе не должен. Однако потом выяснилось, что уход на хронику в чём-то оказался очень полезен. У меня появилась неограниченная возможность знакомиться с жизнью во всех её проявлениях.