Мать Зимы

Угроза дарков, весь этот ужас, огонь, эти раны, люди, которых ей пришлось убивать, все эти пролитые слезы... Все было рассчитано и входило в его планы. Всего этого он добился от нее колдовством, а не любовью. Ярость Джил была подобна пробуждающемуся вулкану. Потрясенная, обманутая, униженная, она готова была уничтожить все на своем пути. Это насилие, – твердил ее разум. Предательство, алчность, похоть, лицемерие... Насилие.

Но он наложил чары, которые заставляли ее погружаться все глубже в сон, и тогда Джил поняла, что не обретет свободу, покуда жив Ингольд.

Она пробудилась и обнаружила, что сжимает в руке нож.

Она лежала во дворе епископского дворца у горящего костра. Мул, привязанный неподалеку, вдруг вскинул голову и запрядал длинными ушами, к чему-то прислушиваясь. Ингольд, сидевший к огню спиной, также насторожился. Золотистые отблески лежали на влажной поверхности сланча и на кожаных переплетах книг. Где-то вдалеке голос, похожий на человеческий, кричал, захлебываясь в агонии, под клыками незримого ночного хищника.

«Хорошо, – со странным спокойствием и ясностью сказала себе Джил. – Он отвлекся».

Почему у нее такое чувство, как будто все это было подстроено заранее?

Одеяло соскользнуло на землю, когда Джил встала на четвереньки, прижимая к боку нож. В сердце своем, в самой плоти своей несла она уверенность, что несчастный обитатель руин был убит ради нее, и точно так же она знала, что сейчас невидима для Ингольда, непроницаема для его магии. Если она будет двигаться тихо, как учили ее в гвардии, то перережет ему глотку с той же легкостью, как убила тварь, изуродовавшую ей лицо.

«И в этом тоже его вина, – с горечью подумала Джил, не сводя взгляда с тонкой пряди белых волос, выбивающихся из-под шапки мага. – Наверняка это он накликал на меня ту тварь. Прежде я была прекрасна...»

Но она знала, что это не так. У нее было тонкое лицо с заостренными чертами и непокорной гривой черных волос, – Джил едва ли можно было назвать хорошенькой, в особенности по сравнению с матерью и сестрой, никогда не понимавших ее научных устремлений.

Осознание этой лжи заставило ее опомниться, – и полностью пробудиться. Джил посмотрела на нож в своей руке. «Господи Иисусе, – подумала она. – О, Иисусе...»

– Ингольд...

Он чуть заметно шелохнулся, пристально вглядываясь во тьму.

– Да, дитя мое?

– Мне приснился сон, – сказала она. – Я хочу тебя убить.

Глава вторая

– Давным-давно, жил один мальчик, – начал Руд и Солис.

– Жил один мальчик... – Альтир Элдорион, владыка Убежища Дейра, поуютней устроился на сундуке, служившем ему постелью, и сложил ручки на груди. В его синих глазах плясали отблески пламени в очаге.

– И жил он в огромном дворце...

– И жил он в огромном дворце.

– И множество слуг ухаживали за ним и исполняли все его желания.

Синие глаза сомкнулись. Тир глубоко задумался. У него были длинные черные ресницы, а из-под шапочки вырывались непослушные локоны. Порой он казался куда старше своих пяти лет.

– Каждое утро он ездил кататься на лошади вдоль реки, и все слуги должны были ехать с ним, – чуть погодя, продолжил Тир. – И у них у всех были луки со стрелами, а еще они везли лук и стрелы для мальчика. Они стреляли птиц у реки...

Он нахмурился с расстроенным видом.

– Они стреляли красивых птиц, и не потому, что были голодны. Там, на реке, была черная птица с длинными ногами и хохолком белых перьев на голове, и мальчик выстрелил в нее из лука. Когда птица улетела, мальчик сказал слугам: «Я желаю, чтобы вы изловили это существо сетями», – на сложных словах голос мальчика слегка запинался, – «и принесли мне, ибо я не желаю лишиться своей... своей добычи»... Что такое добыча, Руди? – Он открыл глаза.

– Добыча – это то, что ты приносишь домой с охоты.

Руди смотрел на огонь, гадая, сколько времени прошло с той поры, когда черные цапли обитали на болотах близ Гая.

Сто лет? Двести? Эти знания были частью колдовской науки, но сейчас он ничего не мог припомнить. Наверняка Ингольд с ходу выдал бы ему все нужные сведения, заодно мягко пожурив юных магов, которым, чтобы излечиться от забывчивости, нужно делать на руках татуировки... И заодно там же можно записать и свое собственное имя.

– Похоже, это был скверный мальчишка. Что скажешь?

– Да. – Тир вновь закрыл глаза, сосредоточившись на погребенных в памяти воспоминаниях из чужой жизни. – Он был жестоким потому, что всего боялся. Он боялся... боялся... – Тир попытался ухватить ускользающую мысль. – Он думал, что все хотят ему зла, что они сделают королем кого-то другого вместо него. Братьев его папы и их детей. Так сказал ему папа. Его папа тоже был плохим человеком.

Он взглянул на Руди, и тот обнял его за плечи. Даже королевские покои в Убежище Дейра были тесными и обставленными очень скромно, – тем, что удалось разыскать в самом Убежище или на развалинах уничтоженных городов. Дорога на юг через Ренветский перевал была очень нелегкой. В ту пору, когда люди со всех концов королевства пытались добраться до Убежища, они нередко пытались облегчить свои фургоны, выбрасывая из них мебель, которую теперь собирали по обочинам, – но год под дождем и снегом явно не пошел ей на пользу.

– Но почему, если человек все время боится, это делает его злым? – заинтересовался Тир. – Разве если он будет злым, люди не станут обижать его еще сильнее?

– Если то были слуги его отца, они не могли обижать его в ответ, – пояснил Руди, который много нового узнал о дворцовых порядках с тех пор, как покинул Южную Калифорнию. – Может статься, что он меньше боялся, когда плохо себя вел.

Тир кивнул в знак согласия, но, похоже, что-то по-прежнему беспокоило его. Насколько мог судить Руди, сам мальчик был совершенно не способен ко злу.

– А почему братья его папы хотели стать королями вместо него? Ведь быть королем так ужасно.

– Может, они этого не знали.

Похоже, Тира его слова ничуть не убедили. И это можно понять. Тир помнил, каково это – быть королем. Много, много, много раз подряд.

Большая часть его воспоминаний представляла интерес скорее для Джил, чем для Руди. Именно она в передышках между тренировками гвардейцев и прочими своими обязанностями пыталась по кусочкам восстановить историю Дарвета и близлежащих земель, историю взаимоотношений колдунов, церкви Истинного Бога и родовитых семейств с южными империями, удельными княжествами Фелвуда и далекими морскими державами на востоке. Скорее всего, она могла бы точно вычислить, в какого именно короля превратился этот злой мальчишка, стрелявший по птицам, кем был его отец, и какие политические соображения двигали его дядьями, желавшими устроить государственный переворот, – впрочем, похоже, все они там друг друга стоили.