Мать

Уэхара всё решал с прямолинейностью и непреклонностью честного и твёрдого человека. Фумиэ же хотелось, чтобы он при этом проявлял хоть капельку простого, доброго человеческого чувства. Вот и сейчас её муж, не выказывая признаков переживания, велел сыну идти работать в типографию. Фумиэ же, хотя и понимала, что в нынешних условиях им ничего иного не оставалось делать, никак не могла примириться с этим. Где-то в глубине её души затаились сожаление и горе. Ей не давала покоя мысль: отдать сына в типографию — значит похоронить среди наборных касс и типографской краски его многообещающий талант, выбросить в море драгоценный жемчуг. Если откровенно поговорить с мужем, он лишь рассердится — кроме гневных упрёков от него ничего не услышишь, и она молчала. Но от этого слабый ветерок, начавший дуть сквозь щель в их отношениях, только усиливался, и всё больше и больше студил её сердце. Фумиэ принадлежала к таким людям, которые, будучи недовольны сегодняшним днём, начинают думать о лучшем будущем. И всё же она не могла жить лишь надеждами на завтра и мириться с тем, что её не удовлетворяет в настоящем. И недовольство росло и росло.

Фумиэ вдруг вспомнила Токико. И ей впервые стали понятны чувства, волновавшие подругу, которая, настрадавшись в одиночестве, с таким жаром излила ей свою обиду на мужа, покинувшего её. Теперь она с теплотой думала о Токико и по-настоящему сочувствовала её горю. Фумиэ стало досадно, что тогда она не приласкала подругу, не поплакала вместе с ней. «Как бы я поступила сейчас, если бы у Уэхары появилась какая-нибудь женщина? — подумала она. — Кто знает, может быть, сошла бы с ума? А если бы у меня был любовник?» Нет об этом она не должна думать! Во-первых, нет такого человека, которого она могла бы полюбить, а главное, зачем? Фумиэ вовсе не была в плену условных понятий о вечной супружеской верности. Просто она не представляла себе, что может быть счастлива с кем-нибудь кроме Уэхары. Однако как же назвать чувство, которое пробудилось в ней при встрече с Пак Тхан Воном? А, это просто минутный порыв! Оба они принадлежат к угнетённым народам и в знак солидарности пожали друг другу руки. Никакого иного значения их рукопожатие не имеет. Но, что это за огонь, который готов был спалить её? И ею вдруг снова овладело смятение. Её будто пронзило электрическим током. В одно мгновение в сердце её что-то вспыхнуло, как яркий фейерверк, и перед его ослепительным светом отступили и разум, и воля. Тело требовательно напоминало о себе, будто оно существует отдельно, независимо от неё. Фумиэ была потрясена… Растерянность и чувство вины ещё долго не оставляли её.

С желанием покаяться Фумиэ повернулась к спавшей рядом сестре. Кацуё до поздней ночи просидела за работой, и теперь мирно спала сном уставшего здорового человека. Фумиэ долго смотрела на сестру, и ей вспомнилось предание о Канцумэ, которое она не раз слышала у себя на родине.

Лет полтораста назад на южном берегу острова Амами-Осима, в селе Суко, расположенном неподалёку от деревни, где родилась Фумиэ, в бедной крестьянской семье жила девушка по имени Канцумэ. Она была красавица собой и очень хорошо пела. Случилось так, что пришлось ей стать служанкой у одного богатея в соседнем селе Нагара. А за горой в деревне Кудзи служил писцом в сельской управе молодой парень Ивакана. Канцумэ и Ивакана полюбили друг друга. Встречались они в горах, в шалаше, украдкой от ненавистного хозяина, который постоянно приставал к девушке. Свидания эти были единственной радостью в их жизни. Но вот хозяин проведал о их любви, и его обуяла бешеная ревность. Он поймал Канцумэ и избил её раскалёнными хибаси. Девушка не вынесла мучений и позора, убежала от хозяина и повесилась в шалаше, где виделась со своим милым.

Прошло время, и народ сложил песню о Канцумэ и её чистой и верной любви. Эту песню поют на родине Фумиэ и сейчас.

Ах, Канцумэ — красавица, Судьба твоя оплакана, Но жить навек останется Любовь твоя к Ивакана. Ещё вчера до вечера, Бедой не разлучённые, На счастье, счастье вечное Надеялись влюблённые… Ах, Канцумэ, умолкла ты, Покинув мир страдания, И рукавом лишь шёлковым Взмахнула на прощание.

Иногда, напевая эту песенку, Фумиэ думала о том, что в её жилах течёт такая же кровь, как у Канцумэ. В своей сестре она также видела черты Канцумэ: если Кацуё полюбит, любовь её, конечно, будет так же горяча, как любовь Кан-цумэ.

Интересно, что сейчас снится Кацуё? Когда она спит, у неё такое невинное лицо. Другие девушки в её возрасте тратят время на кино и танцульки, на чайные церемонии и свидания, а она только и знает, что трудится, даже на дом берёт работу, — всё старается помочь Фумиэ свести концы с концами. Не может быть, чтобы Кацуё не знала девичьих грёз. Но к чему стремится, о чём мечтает она?

Кацуё с детства любила музыку. Ещё в начальной женской школе она мечтала поступить в музыкальное училище. У неё было нежное сопрано, которое сравнивали со сладким соком ананаса. А старший брат, поддразнивая её, говорил: «Ну, настоящая мисс Колумбия!»

Кацуё краснела, сердилась и убегала из дому, а на берегу моря, поросшем панданусом, снова начинала петь. Но вот вспыхнула война, пришла разруха, жить становилось всё трудней и трудней. Отец не позволил девушке пойти в музыкальное училище, и ей пришлось отказаться от своей мечты. Тогда она поступила в Кагосимскую женскую учительскую семинарию, потом перешла в женский учительский институт в Нара. Тем временем закончилась война, острова Амами, захваченные американцами, оказались отрезанными от Японии, денежные переводы от отца прекратились, и Кацуё была вынуждена бросить институт и уехать в Токио к дяде. Она поступила на работу, стала молчаливой, задумчивой. Теперь уже никто не слыхал её песен. Лишь изредка она напевала потихоньку «Интернационал» или какую-нибудь другую революционную песню.

Фумиэ была всегда так занята, что у неё не оставалось времени по душам поговорить с сестрой о её личной жизни. А именно этого ей очень хотелось бы…

Возле подушки Кацуё лежала книжка Леона Блюма «О браке». Девушка сказала Фумиэ, что взяла её в профсоюзной библиотеке и что за ней все охотятся.

Кацуё служила в центре города, в одном экономическом научно-исследовательском институте, где было много её сверстников. Они советовали ей прочесть эту книгу, так как решили в ближайшие дни собраться и поспорить о ней. И Кацуё каждый день после работы читала по нескольку страниц.

Накануне вечером, когда Кацуё читала, Фумиэ, сидевшая возле неё с шитьём, спросила, интересно ли.

— Очень интересно, есть просто удивительные места, — ответила Кацуё. — Говорят, что эта книга была издана в Японии ещё до войны, но сразу же запрещена. Знаешь, в ней написано, что мужчина и женщина должны свободно отдаваться своим чувствам и лишь после этого вступать в брак. Наверно, этим она и перепугала многих. Мне порой кажется — я говорю не только в связи с этой книгой, — что иногда у нас слишком перебарщивают. Не знаю, может быть, я ошибаюсь, у меня ещё нет опыта. Вот если бы ты почитала, ты бы правильно разобралась во всём.

— Да-а, мне хотелось бы иметь время, чтобы читать книги, — со вздохом ответила Фумиэ сестре, смотревшей на неё с ласковой улыбкой.

Фумиэ залюбовалась этой чистой улыбкой. «Нет, её не коснётся пошлость», — подумала она. Фумиэ нередко задавала себе вопрос, любит ли кого-нибудь Кацуё. И сколько ни старалась, не могла заметить в сестре ничего, что говорило бы об этом. Кацуё всегда была благоразумна, рассудительна, собранна, а это, как известно, не свойственно влюблённым.

Как же выросла Кацуё! — удивилась в душе Фумиэ.

В детстве она была непослушной и шаловливом девочкой, должно быть, по-тому, что отец очень баловал её. Фумиэ, старшая сестра, никак не могла справиться с ней. Когда Кацуё училась в женской школе в Надзэ, Фумиэ уже преподавала в школах префектуры Кагосима, и они редко виделись. Фумиэ почти ничего не знала о том периоде в жизни младшей сестры. Когда им доводилось встречаться во время каникул, они зачастую не могли понять друг друга и Фумиэ чувствовала со стороны сестры какое-то отчуждение. А теперь Кацуё так помогает ей и так ведёт себя, будто это она, Кацуё, старшая сестра.

Фумиэ задумалась. А почему всё-таки Кацуё живёт вместе с ними? Не связано ли это с какими-нибудь её планами? Конечно, они родные сёстры. Но у них разные характеры, разные интересы. Фумиэ даже не знала ничего о Кацуё как о женщине, о её сердечных делах. На какое-то мгновение у неё вдруг появилось мучительное подозрение. Но она тотчас же отбросила нелепую мысль… Они не только сёстры, они — амамичанки. У её сестры ясный, светлый ум, она чиста и благородна. Да, Кацуё вполне сложившийся человек. Фумиэ не о чем беспокоиться: сестра смело шагает по жизни и не оступится, она сумеет решить любой вопрос. Тут Фумиэ с заботливостью старшей стала думать, как бы поскорее освободить Кацуё от их семьи, так её связывающей, и помочь девушке устроить собственную жизнь.