Математические досуги

Родители были готовы обеспечить нас питанием, но обо всем другом я должна была позаботиться сама. Это было непростой задачей. Алиментов мне выпадало не более двадцати рублей в месяц, и нужно был изобрести что-нибудь, чтобы на эти деньги одевать Мишку и одеваться самой.

Дни у меня были невероятно насыщенные, я крутилась, как белка в колесе и вечером, уложив сына, падала без сил, чтобы в шесть утра снова вскочить и впрячься в очередной день.

Родители вставали в семь. К этому времени я уже успевала вымыть сына и накормить его, и мы сидели с ним в нашей комнате — он играл в кроватке, а я убирала: вытирала пыль, застилала постель, гладила его и свои вещички. Родители уходили на работу, не заглянув к нам и не поинтересовавшись, как дела у внука, сначала меня это обижало, а потом я привыкла и даже стала находить в этом некоторое удобство: по крайней мере, никто не вмешивался в мои отношения с ребенком и не диктовал, как мне его растить.

После ухода родителей я завтракала, собирала малыша, и мы шли гулять, если можно считать прогулкой наши походы по магазинам и на базар. Вскоре меня уже знали все продавцы в окрестных магазинах и все рыночные торговцы. Многие сочувственно относились к тому, что мне не с кем оставить ребенка, и обслуживали меня без очереди, но все равно ежедневные покупки давались мне нелегко. Покупать впрок я не могла: мама оставляла на столе в кухне три рубля, а потому я могла действовать только в пределах этой суммы. Вечером я клала на стол список купленного и сдачу, если она оставалась.

После прогулки начинались хлопоты с ребенком — мытье, обед, укладывание спать, потом нужно было убрать квартиру — мама перестала делать что бы то ни было в доме после моего приезда — готовить еду, мыть и убирать кухню, стирать для себя и малыша… Вечером я снова шла с ним на прогулку, возвращалась за полчаса до его сна, купала его, укладывала и валилась сама.

Такой распорядок дня привел к тому, что я родителей не видела неделями. В пятницу я, ценой героических усилий, готовила обед на два дня, и в выходные гуляла с малышом все время между его кормлениями. Тяжело приходилось, если была плохая погода, но тут мне внезапно повезло.

Однажды на улице меня кто-то окликнул. Я обернулась и увидела свою школьную подругу, Люсю, ту самую, которая принесла мне весть о свадьбе моего первого возлюбленного, а потом не дала ему уйти, не объяснившись.

Мы страшно обрадовались встрече, особенно, я: она жила в другом городе, училась там в техникуме, и я думала, что раньше летних каникул мы не увидимся. Как оказалось, приехала она по очень печальному поводу: умерла ее бабушка. Подруга моя была сиротой, воспитывалась у бабушки, и теперь осталась совершенно одна. От бабушки ей остались квартира и небольшой дачный участок за городом, а потому она решила переехать обратно, пойти работать и доучиваться на вечернем отделении. Я настолько была лишена общения с людьми, что даже не знала о похоронах ее бабушки, и теперь мне было неловко, но она успокоила меня, сказала, что все понимает, что шла ко мне, когда увидела меня на улице и что я должна переехать к ней — как-нибудь справимся вдвоем.

Дома мое желание съехать вызвало дикий скандал. Родители не желали разговаривать об этом. Сначала в моей душе шевельнулась надежда, что, может быть, они начали привыкать к присутствию меня и Мишки, но оказалось, что я карась-идеалист.

— Перед всем городом нас опозорить хочешь, — гремел отец, — мало того, что матерью-одиночкой заделалась, так еще хочешь, чтобы люди говорили, что мы единственную дочь из дому выжили!

Нет, ничего не менялось в этих людях. Я сказала, что я им не нужна, что лучше мне уйти и жить своей жизнью с человеком, таким же одиноким, которому наплевать на сплетни, а они смогут жить спокойно, да и денег будет меньше уходить на питание.

—Не твое дело — наши деньги считать. Никуда не пойдешь, и все тут. Я не собираюсь перед всякой швалью отчитываться, почему моя дочь не с нами, а с подругой живет, понятно?!

Я решила остаться, но стала больше времени проводить у Люси, когда она бывала дома. Поэтому и в выходные дни мы с родителями почти не пересекались.

Проблема одежды и обуви собиралась стать неразрешимой, нужно было что-то предпринять, и я полезла в кладовку, надеясь найти в ней какие-нибудь свои старые вещи, из которых я, в свое время, выросла, и переделать их.

В кладовой я нашла целый клад: оказывается мама сложила туда вещи, оставшиеся после бабушки, а среди этих вещей была старая зингеровская машинка. Это была невероятная удача, тем более, что стояла она среди коробок и чемоданов с бабушкиной платьями и прочей мануфактурой — а значит, проблему одежды я могла решить. К моим обычным домашним обязанностям прибавились теперь еще и швейные работы. Я стала ложиться позже, а все вечера я то распарывала вещи, то перекраивала, то строчила. Постепенно, гардероб мой обновлялся, Мишка тоже был одет, я перестала чувствовать себя оборванкой и стала увереннее держаться вне дома.

Зима проходила незаметно, заслоненная суетой, верчением по дому и заботами. Весна наступила внезапно, а потом без перехода превратилась в лето. Подруга моя взяла отпуск и уехала на свою дачу, взяв с меня слово, что я в ближайшие выходные приеду к ней на все время ее отпуска.

Родители отнеслись к моему сообщению об отъезде на дачу спокойно, отец даже проводил меня до автобуса, совершенно не интересуясь, как я, приехав в дачный поселок, доберусь до дома подруги с двумя чемоданами и малышом на руках. Забрав коляску, он ушел еще до того, как я села в автобус, так что загрузиться мне помогали другие пассажиры.

Ехать мне было недалеко — минут сорок. Мишка дремал, я смотрела в окно невидящим взглядом и хотела ехать вот так, бездумно и ничего не делая, всю свою оставшуюся жизнь. За долгие месяцы я впервые сидела без дела, и только сейчас поняла, как я на самом деле, безумно устала.

На нужной мне остановке какой-то парень вытащил мои чемоданы и свою сумку — оказалось, что он тоже был дачником, жил через три дома от моей подруги, но ее не знал, потому что только вчера, уже в темноте, приехал со своим другом в гости к родителям друга. Он вызвался проводить меня, кое-как подхватил вещи и через десять минут мы уже заходили во двор, весь затененный огромным инжирным деревом и не менее огромной шелковицей, а со стороны виноградника с радостными воплями бежала моя подруга в одном купальнике и соломенной шляпе на голове.

Провожатый поставил чемоданы на песок, раскланялся и ушел, а мы начали обживаться на новом месте.

У меня потом была и своя дача… И у моря я бывала, но никогда больше мной не владела такая безмятежность, как в то лето. Внутри меня, словно расправлялось что-то, загнанная и скукоженная душа распрямлялась, а с нею — и вся я. Так хорошо было проводить все дни на свежем воздухе, копаясь в огороде, готовя еду на газовой плитке, стоящей под навесом, оплетенном виноградом, просто валяясь с малышом на расстеленном под инжиром одеяле.

Хорошо было есть простую еду, которую мы готовили из соображений экономии и легкости приготовления. Вдыхать запахи моря, зреющих помидоров, разогретого песка.

Хорошо было засыпать под открытым небом, сначала смотреть на невероятные звезды, дрожавшие и переливавшиеся в темноте, причем в голове начинала звучать какая-то странная музыка — легкий звон, мелодичное журчание звуков, шепот, шелест — и незаметно приходил сон, легкий и спокойный, воспровождавшийся какими-то необыкновенно светлыми сновидениями, которые я напрочь забывала, проснувшись, но которые делали пробуждение радостным и бодрым.