Матерь Тьма

– Неужели? – удивился я.

– Если хотите, я принесу вам о нем книгу, – предложил Арнольд.

– Любезно с твоей стороны. Но мне, наверное, лучше поразмышлять о великих ассирийцах позднее. Сейчас голова забита мыслями о выдающихся немцах.

– О ком именно?

– Последнее время я много думаю о своем прежнем шефе Пауле Йозефе Геббельсе.

Арнольд смотрел на меня непонимающе:

– О ком?

Я отчетливо почувствовал, как пески Святой земли подкрадываются ко мне, чтобы похоронить, и ощутил толстый слой праха, который однажды накроет меня прочным одеялом. Я знал, что надо мной тридцать или сорок футов разрушенных городов, а подо мной – куча кухонных отходов, один-два храма и Тиглатпаласар III.

Глава 2 Особая команда…

Ежедневно в полдень Арнольда Маркса сменял другой охранник, мужчина примерно моего возраста, а мне сорок восемь лет. Он хорошо помнит войну, но вспоминать о ней не любит.

Его зовут Андор Гутман. Это вялый, не слишком умный эстонский еврей. Два года он провел в Освенциме и неохотно признается, что только случай спас его от топки крематория.

– Меня как раз назначили в зондеркоманду, – сказал он, – когда пришел приказ от Гиммлера закрыть печи.

Зондеркоманда – особый отряд в Освенциме, поистине особый. Состоял он из заключенных, в чьи обязанности входило провожать обреченных людей в газовые камеры, а затем вытаскивать оттуда мертвые тела. После окончания работы уничтожались и члены зондеркоманды. Их преемники начинали с того, что убирали их останки. По словам Гутмана, многие сами вызывались служить в зондеркоманде.

– Почему? – удивился я.

– Если вы напишете книгу и в ней дадите ответ на этот вопрос, это будет великая книга.

– А сам ты знаешь ответ?

– Нет. Вот почему я заплатил бы любые деньги за книгу, где найду его.

– А у тебя есть предположения?

– Нет, – произнес он, глядя мне в лицо, – хотя я сам был из тех, кто просился в команду.

После этого признания Гутман ненадолго ушел. Он вспоминал Освенцим, время, которое он меньше всего любил вспоминать. Вернувшись, он сказал мне:

– По всему лагерю были развешаны громкоговорители, они не замолкали ни на минуту. Играла музыка. Знатоки говорили, что музыка часто была хорошая, иногда – самая лучшая.

– Интересно.

– Не было только музыки, написанной евреями. Это запрещалось.

– Естественно.

– Музыку всегда обрывали посредине и делали объявления. Так продолжалось весь день – музыка и объявления.

– Как и сейчас, – заметил я.

Гутман закрыл глаза, словно связывая обрывки воспоминаний.

– Одно объявление всегда напевали вполголоса, как детскую песенку. Оно звучало часто. Так вызывали зондеркоманду.

– Вот как? – сказал я.

– Leichentriger zu Wache, – пропел он с закрытыми глазами. – «Уборщики трупов – на работу». В заведении, цель которого – уничтожение миллионов человеческих жизней, это звучит естественно. Если два года слышишь, как обрывается музыка и из громкоговорителя звучит этот призыв, работа уборщика трупов кажется не такой уж плохой.

– Понимаю, – промолвил я.

– Понимаете? – Гутман покачал головой. – А я вот понять не могу. Мне всегда будет стыдно, что я хотел добровольно идти в зондеркоманду. Очень стыдно.

– Я так не думаю.

– А я думаю. Стыдно. И больше не хочу об этом говорить.

Глава 3 Брикеты…

В шесть часов вечера Андора Гутмана неизменно сменяет Арпад Ковач – человек-фейерверк, шумный и веселый.

Вчера, заступив на службу, он потребовал, чтобы я показал ему все, что написал. Я дал ему последние страницы, и Арпад, размахивая ими, разгуливал по коридору, всячески расхваливая написанное.

Он не прочитал ни строчки, однако хвалил за то, что, по его мнению, там было.

– Врежьте этим слабакам! – воскликнул он вчера. – Расскажите, что думаете о самодовольных брикетах.

Под «брикетами» Арпад подразумевал людей, которые не сделали ничего для спасения своей жизни или жизни других людей, а покорно шли в газовые камеры, куда их гнали нацисты. На самом деле брикет – спрессованный блок угольной крошки, прекрасно приспособленный для перевозки, хранения и сжигания.

Когда у Арпада как у еврея возникли проблемы в нацистской Германии, он не стал «брикетом». Напротив, раздобыл фальшивые документы и вступил в венгерский отряд СС.

Это было основой его расположения ко мне.

– Расскажите им, что должен делать человек, чтобы выжить! Нет ничего почетного в том, чтобы оставаться «брикетом».

– Ты слышал мои радиопередачи? – спросил я.

Эти передачи и легли в основу обвинений против меня. Я был проводником нацистских идей, хитрым и мерзким антисемитом.

– Нет, – ответил Арпад.

Я показал ему текст радиопередачи, предоставленный мне институтом в Хайфе.

– Прочитай, – сказал я.

– А чего читать? – отозвался он. – Тогда все твердили одно и то же – снова, и снова, и снова.

– Все-таки прочитай – сделай одолжение, – попросил я.

Пока Арпад читал, его лицо мрачнело. Вернув бумаги, он произнес:

– Вы меня разочаровали.

– Неужели?

– Слабый текст. Ни стержня, ни изюминки, ни энергии. А я думал, вы источаете расовую ненависть.

– Разве нет?

– Если кто-нибудь из нашего эсэсовского отряда так дружелюбно отозвался бы о евреях, я расстрелял бы его за измену. Геббельсу следовало бы прогнать вас и нанять меня – уж я бы постарался! Разнес бы их в пух и прах!

– Вы и так не дремали в СС, – заметил я.

Арпад засветился от счастья, вспомнив свои дни в СС.

– Какой из меня получился ариец! – похвастался он.

– И никто тебя не заподозрил?

– Кто бы посмел? Я был такой неподдельный, устрашающий ариец – меня даже направили в особый отдел. Его целью было выяснить, как евреи заранее узнают, что именно собираются предпринять эсэсовцы. Была явная утечка информации, и с этим надо было кончать. – Вид у него был расстроенный и обиженный, несмотря на то, что именно он являлся этим «кротом».

– Ну и как? Справился отдел с задачей?

– Мне приятно сообщить, что по нашей наводке расстреляли четырнадцать эсэсовцев. Сам Адольф Эйхман [9] поздравил нас.

– Ты видел его? – спросил я.

– Да, но тогда, к сожалению, не знал о его важной миссии.

– Ну и что?

– Я убил бы его.

Глава 4 Кожаные ремни…

Бернард Менгель, польский еврей, тоже примерно моего возраста, дежурит в тюрьме с полночи до шести часов утра. Во время Второй мировой войны он спас себе жизнь, прикинувшись мертвым, и, когда немецкий солдат вырвал у него три зуба, думая, что перед ним труп, даже не пошевелился. Солдат позарился на золотые зубы Менгеля. И он их получил.

9

Сотрудник гестапо, непосредственно ответственный за массовое уничтожение евреев.