Материализация легенды

Я попытался что-то крикнуть, но горло мне не подчинялось. Да и что-то очень мешало мне в горле. Рядом со мной возникло какое-то бульканье.

– Не надо сопротивляться, – раздался мужской голос надо мной. – Просто расслабьтесь и предоставьте всё нам. За Вас дышит аппарат, потому не надо ему сопротивляться. Путь дышит.

Ощущения от моего тела постепенно включались и становились просто невыносимыми. Где-то со стороны груди или живота проступила пульсирующая боль. Я попытался крикнуть или зарычать, но услышал только собственный стон. От усилия боль просто зашкалила и запульсировала во всем теле, в голове. К боли добавилась беспомощность, безысходность…

– Больно? – спросил голос. Мне показалось, что я кивнул головой. – Сейчас обезболим, – и я почувствовал, как в руку воткнулась игла.

Я так же понял, что у меня просто переполнен мочевой пузырь. Щас или он лопнет, или глаза. Совершенно инстинктивно я забарабанил кистью руки по поверхности постели.

– Ну что еще? – спросил опять мужской голос без тени раздражения. АГА! Я уже различаю оттенки чужой речи. Это хорошо.

Я показал кистью руки, – ну не получалось пока двигать отдельными пальцами, – в сторону паха. Не помню уж, с какой по счету попытки мне это удалось. Ощущение, что указательный палец сдавили пассатижами, только усилилось.

– Помочиться? Мочись, мочись, – там катетер стоит, – прокомментировал мужской голос правильно понятое мое движение. Вот только он не понял, что стоящий, – как теперь выяснилось, – там катетер при пустом мочевом пузыре просто вызывал ложные непрерывные позывы, как если бы пузырь был переполнен. Но ничего не поделаешь. Пока я привязан, – АГА, вот почему я не могу двигать руками, а ногами, – пробую. Нет, тоже привязан, – я полностью в их власти. Ублюдки! Уберите катетер! Но никто меня не слышит. Только рядом со мной опять забулькал, видимо, дыхательный аппарат.

– Да не сопротивляйся же ты! – опять раздался мужской голос.

Потом последовал укол в руку,… и я ушел в спасительное небытие.

Не знаю, сколько прошло времени.

Я стал приходить в себя от того, что стал задыхаться. Грудь пыталась работать, ребра пытались вдохнуть полной грудью, но ничего не получалось. – Сплошное бульканье рядом со мной. Уже неравномерное, «крупно капельное». Даже «крупнокалиберное». Кто же кому из нас мешал: аппарат мне или я аппарату? Вот ведь вредная железяка! Или кусок пластика с гофрированными трубками? Не знаю уж, и откуда взялись в памяти «гофрированные трубки». Мне никогда не было интересно по жизни, что там делается в операционной или реанимации. Ага, я в реанимации, наверно.

ОООооооооооооооо!… Из горла по ощущениям словно куст дерева выдернули вместе с развитой корневой системой! Сразу стало возможно дышать, хотя горло саднило нещадно. Интересно, а «почвы» вместе с «корневой системой» много удалилось? Значит, меня отключили от дыхательного аппарата. Но руки, все же, привязаны! Блин! Боятся, что я набью им морду за «куст»?

– Ну вот, теперь можешь дышать. Только не забывай это делать самостоятельно, а то опять подключу к аппарату, – сказал опять мужской голос. Мне показалось, или это на самом деле был уже другой мужской голос?

Опять процедура капельного вливания жидкости в рот. Наконец-то влага достигла горла. Я судорожно глотаю ее, – мне хочется задрать голову и вливать-вливать-вливать из баклажки «изподкрановки». Но капли жидкости прекратились.

– Ещё! Ещё пить! – шепчу я, но не слышу своего голоса. В памяти всплывают замерзшие лужи, ледяная сосулька во рту. Полцарства за сосульку!

– Потерпи, милый, потерпи, – и нежные руки, вслед за женским голосом, начинают обтирать мне лоб, виски, щеки, шею. Опять ворочают меня с боку на бок, обмывают. Ощущения уже откуда-то знакомые. Чувствую, как из-под меня выдергивают простыню, и, кажется, подстилают другую. О! Она дает совсем другие осязательные ощущения: Сухая? Гладкая? Чистая? Не могу понять. Но приятно.

Вот, гадина! Она опять привязала мои руки после перестилания постели! Но злиться уже нет сил… И, я блаженно засыпаю…

…Я закашлялся. Суки! А будить перед заливанием воды в рот не надо? Да что же за веки такие тяжелые? Хотя, это не вода… Ага! Вкус солоноватый, специфический. Бульон? Похоже. Похоже на говяжий бульон. Интересно-интересно. И услышал продолжение какого-то разговора рядом со мной:

– …Пищеварительный тракт не поврежден, – только брыжейка толстого кишечника иссечена на протяжении несколько сантиметров. Потому кормить начинать можно. И заводите уже работу кишечника после операции, пора. Остальные травмы будут восстанавливаться при энтеральном питании лучше, чем на параэнтеральном. И психиатра пригласите. До того, как его развяжете. Что говорят нейрохирурги?… – громкий мужской голос в процессе монолога удалялся все дальше и дальше, потому ответ тоненьким женским голосом на его вопрос я услышал в виде невнятного бормотания.

Бульканье бульона в горле… Я смакую каждую капельку, но кормление заканчивается. Мне промокнули губы сначала влажной ткань, потом сухой.

Снова пустота…

… Опять вынырнул из небытия…

Что же это такое? – Глаза не открываются. Это не тяжесть, – это, похоже, повязка? Хотя нет, стала сдвигаться постепенно… Я с трудом разлепил веки, – сначала правый глаз, потом левый. И чем их так склеили? Подергал правой рукой, чтобы протереть глаза, и услышал звяканье металла по металлу. Да и на запястье явно не ткань, не веревка, как было в моей памяти, а что-то жесткое, холодное и тяжелое. Наручник? Такие же звяканья и металлический холод с другой стороны.

Как же я мечтал по жизни, что в похожей ситуации, приходя в себя, встречу озабоченные сочувствующие глаза красивой девушки в белой накрахмаленной косынке, повязанной на манер капора сестер милосердия времен русско-японской войны. В почти форменном головном уборе для медицинских сестер того времени… «Сбылось», блин! – Форменный костюм, спрятанный под белым халатом, не сходящимся на животе. Форма полицейского. И взгляд злой и озабоченный, – скорее всего тем, что более не получится подремать целое дежурство рядом с прикованным опасным преступником, прикованным наручниками в больничной палате. Хотя о том, кто опасный преступник, я не знаю, а только догадываюсь. Может, у них так принято приковывать наручниками всех пациентов и усмирять их послеоперационный бред и конвульсивные подергивания с помощью полицейского в форме?

Я закрыл глаза, чтобы не смотреть на него, и стал думать. Значит, я под стражей. Что же произошло? Попытаюсь вспомнить.

Я вошел в ресторан. Или только стоял на улице и смотрел сквозь стекло? С револьвером? СТОП! Откуда у меня револьвер? Это же не квест на прохождение, чтобы я на пустой улице подобрал оружие, броню, боеприпасы и пошел дальше выполнять задание игры. «Эх, ребята, пулемет я вам не дам!» И почему я думаю, что это был именно револьвер, а не пистолет? По старым компьютерным «стрелялкам»? Пусть так. По форме и ощущениям это был револьвер. Да и не слышал я звона падающих гильз после выстрелов… Опять СТОП! Каких выстрелов? Кто стрелял? В кого? Почему?!?…

Перед моими закрытыми глазами появилось Её удивленное лицо, бессильно опущенные руки, расплывающиеся пятна крови на груди, животе, потом появившаяся красная кровоточащая точка на лбу… След крови на портьере за ее головой…

ГОС-ПО-ДИ!!! Что же произошло? У меня не было никогда и не могло быть в руках никакого оружия! «РЕВОЛЬВЕР?» Да откуда? Клавиатура и манипулятор «мышь», – вот мое оружие на работе, дома, в игре. Не, ну, на экране компа я, конечно, размахивал различным оружием за свою жизнь, но только на экране.