Материнство

Неправда, что детские обиды быстро проходят. Они как бы отступают в глубь души и там лежат тихонечко, пока не поднимутся вдруг все сразу у совсем взрослого человека к самому горлу, так что нечем дышать от внезапной боли. Мы, мамы, должны думать и о том, как от этой боли (которая, может быть, будет через много лет!) своего ребенка защитить. Год малышу, два — это полноценный член семьи, он тоже имеет право на личный праздник, как и вы. Не надо вылезать из собственной кожи, чтоб подарить ему нечто невиданное: для него весь мир — невиданное диво. Но подумать, чем его порадовать, надо заранее. И если у него есть старший брат или сестра, надо бы и их привлечь: спой ему песенку, расскажи стишок. А вот: «Нарисуй картинку» — не стоит: малыш ее может порвать, а старшему будет обидно. Семейный праздник: мама дарит игрушку, старшие сестры читают стихи, а папа всем принес торт! Ну и конечно, бессмертный каравай — кого любишь, выбирай! Все выбрали всех, потому что все всех любят.

Взрослые не дают себе труда понять детей, а дети часто при всем желании не в состоянии понять взрослых. Я хоть и сама давно взрослая, но и то понимаю с трудом: маленькому праздник не нужен, потому что он маленький, ничего не понимает, а большому — потому что большой, все понимает.

Меня одна мама спросила про самый-самый лучший праздник — Новый год: «У меня уже большой ребенок, нужно ли приглашать Деда Мороза?» — «А сколько ему?» — «Шесть лет. Он уже в Деда Мороза не верит».

Ну, и я не верю. Но вот! Вдруг! В дверь! Стучат! У нас есть звонок, и он работает. Но! Кто-то стучит ногами: «Бум! Бум!» Всеобщий крик, суета, улыбки. Нет, конечно, мы все знаем, что это ребята-студенты из «Зари» — подрабатывают, но ведь и в театре я знаю, что это просто артисты, а чудо сопереживания все равно возникает. Такой маленький театр на дому — новогодняя елка. Настоящая, та самая, о которой мы не очень складно, но вдохновенно поем бессмертное: «В лесу родилась елочка…» Когда я была маленькая, родители уговаривали переодеваться в старую доху (тогда еще не было известно, что это дефицитная дубленка) дворника дядю Степана, и была необыкновенная загадка: «Кто это — Дед Мороз?» Мама — вот она, папа — тоже вот, все гости на местах, а кто-то пришел — кто? Мы с братом пытались заглянуть под маску, задавали наводящие вопросы и напряженно вслушивались в глухой голос — нет, не знаем! Прошло много лет, пока мы сообразили наконец, кто это, и вот уж и свои дети большие, а не забылось это угадывание.

Мне кажется, Новый год — очень домашний, семейный праздник. Это на майские или октябрьские дни можно отправиться в гости, а в последний день декабря в доме должно пахнуть пирогами, елкой и мандаринами.

За праздничным столом мы поименно вспоминаем всех, кто чем-нибудь помог нам в почти прошлом году, и всех хороших людей, с которыми мы в том году познакомились. Помню, когда родилась Ася, дети вдруг чуть не хором закричали: «Аську забыли! Разве это не хороший человек?! Разве мы с ней не познакомились в этом году?!»

Дети приготовили концерт для Деда Мороза и Снегурочки, а те принесли подарки. И маме с папой тоже, и бабушке с дедушкой. Ведь Новый год — праздник всеобщий, почему же радость должна быть только у детей?

Раньше я боялась проговориться при детях, что заказала Деда Мороза и Снегурочку, но оказалось, что для современной сказки это не противопоказано. Выглядит вполне естественно, что они приезжают на машине (не на оленях же ездить по Москве!) и их вызывают по телефону.

Подъехала машина, и на глазах изумленного трехлетнего мальчишки из нее вышли Дед Мороз со Снегурочкой. «С Новым годом!» — погладил мальчика по голове Дед, и протянул конфету, и исчез в подъезде. Так легко, оказывается, подарить что-то вечное: не рубашку, которая сносится, не машинку, которая сломается, не еду, которая съестся. Когда малыш сам станет дедом, не ряженым — настоящим, он расскажет своим внучатам: «И вот Дед Мороз меня погладил по голове!» Спасибо неизвестному студенту, не пожалевшему улыбки и конфеты.

И мне кажется: надо учить ребенка, что сказка — это не обман, это — сказка. Все знающие наперед дети вырастают в ничего не понимающих взрослых бюрократов. Конечно, хочется, чтоб ребенок скорее вырос, но так грустно, когда родители чуть не силком волокут его к этой взрослости: «Это не Снегурочка, это накрашенная тетка!» «Кому она нужна, эта елка, одна грязь от нее, искусственная дешевле обойдется». И как венец родительской глухоты: «Какие подарки — у него одни тройки!» Ну, пожалуйста, мамы и папы, бабушки и дедушки, давайте один вечер в году обойдемся без занудства, оставим все плохое в минувшем году — а в новом пусть будет только хорошее, сын не будет огорчать нас, а мы его (положа руку на сердце, ведь и мы часто доставляем ему неприятности, и всегда ли заслуженные?).

Семилетняя Настя — мне шепотом: «Нет, все-таки он не настоящий: я взяла его за руку, а рука теплая». И громко Деду: «Дедушка, попробуйте горячего пирожка!» И находчивый Дед: «Спасибо, детка, но мне нельзя — растаю!» Не обман — сказка!

Наверное, все праздники просто трудно перечислить. До сих пор помнят дети, как мы пошли смотреть салют на улицу в день 40-летия Победы. Дедушка всегда в этот день приезжает с орденами и медалями. Всегда умоляю его их надеть, но он стесняется, привозит в коробке. Зато можно взять в руки, рассмотреть, и положить, и опять взять. Или — мы идем все вместе на первомайскую демонстрацию с моим институтом. От Манежа виден подъем к Красной площади, заполненный людьми, колышущийся цветами, дышащий, двигающийся. У Сани перехватывает дыхание: «Как нас много!» Или 1 сентября. Всегда идем все вместе провожать учеников, которых с каждым годом все больше, вот уж одна Аська осталась дошколенком. И встречаем, хотя обычно они сами добегают до дома, школа рядом. В третьем классе у сына сменилась учительница. Мы пришли всей семьей его встречать 1-го сентября и подошли к ней поговорить. Она отвечала на вопросы обступивших ее плотным кольцом родителей, смеялась, шутила, а ее руки, не останавливаясь ни на минуту, гладили и гладили стриженую головку прижавшегося к ней малыша-первоклассника («чужого!»), которого опаздывала встретить мама. Круг родителей становился все свободнее, мамы и папы прощались с учительницей и уходили домой, а она все гладила и гладила его плечики и спину, пока не увидела в конце школьной аллейки спешащую женщину. И прервав разговор на полуслове, она сказала весело: «Вон твоя мама, беги!» «Ох, — подумала я, — она будет учить моего старшего только год, надо постараться обязательно отправить в школу младшего в ее класс». Как говорил Савельич в «Капитанской дочке», «грех пропустить оказию».

1-го сентября мамы и папы, дедушки и бабушки вдруг растерянно обнаруживают, какой он маленький, этот взрослый и самостоятельный дома сын, и какой он похожий на всех в этой негнущейся форме, с цветами, ранцем и торчащими ушами. Увидит ли учитель, что он — и не такой, как все? А увидев — поймет ли, примет ли эту особенность нашего единственного ребенка, единственного, даже если в семье несколько детей? Все первое полугодие в школе не ставят оценок, а вот мой Ванюшка чуть ли не на второй день пришел важный и серьезный: две пятерки! За что? За стихи и красиво обернутые книги. Наша учительница, та, что гладила перепуганного малыша, ставит их с самого начала: за складный рассказ, за почти ровно вырезанный квадратик, за аккуратную четвертую палочку в третьей строчке. Пишу и боюсь: что там говорит по этому поводу строгая наука педагогика? Есть постановление не ставить оценок, а она не выполняет его, а директор смотрит на это сквозь пальцы. Вдруг кто-нибудь решит: «Прекр-р-атить!»?

Такие торжественные выходят первоклассники из школы после первого будничного (праздничного?) своего дня. Папы с фотоаппаратами снимают своих детей в профиль и анфас, на лестнице и у яркой клумбы. Напрасно я тяну за рукав интеллигентного бородача: «Пожалуйста, пожалуйста, снимите и нашего мальчика, они одноклассники с вашим сыном». Папа не слышит. Не помогает даже оскорбительное, с моей точки зрения: «Я заплачу». Он совершенно спокойно оборачивается ко мне, когда пленка уже кончилась.

Приходит дочь из школы, сообщает, что ничего не делала на уроке труда, так как забыла пластилин. «А у твоего соседа пластилина не было? Ты не могла у него попросить?» — спрашиваю я. — «А у нас на парте сидят по одному», — объясняет мне моя первоклассница. Есть такой стишок про гвоздь и потерянную подкову, где события стремительно нарастают:

Враг вступает в город, пленных не щадя,Оттого что в кузнице не было гвоздя.

Каждое малюсенькое событие в эти первые школьные дни может оказаться таким гвоздем, и последствия его непредсказуемы. Удобно, что дети сидят свободно на парте, никто не толкается, не мешает никому, и чтоб подружиться, необязательно сидеть рядом. Но все же, все же… что-то мне не нравится ее ответ, и что-то вообще мало такой ежедневной взаимовыручки: рисовать одними красками, выдрать листочек из тетрадки, дать ластик. Вещей и вещичек стало больше, они стали красивее, дороже, и их жальче, что ли? Нет уверенности, что дадут, и спросить стыднее?

Мы, родители, старались, как могли: мучились в душной очереди за формой, купили ранец, и карандаши, и тетради, и краски, и даже математический набор достали, мы ушивали и подшивали форму и завязывали потрясающие банты: дунет ветер — улетит наша дочка! Первый учитель нашего ребенка — и наш тоже! — встречает нас в школьном дворе. И неожиданно вспоминается, казалось бы, давно забытый день: я иду в школу с мамой, и у мамы почему-то мокрые глаза.

В той школе, где училась я, была отличная традиция: первый (и последний тоже) звонок давала самая-самая маленькая девочка-первоклашка на плече у самого длинного десятиклассника. Не имели значения его, так сказать, производственные успехи, его поведение — отличное или не совсем, главное — чтоб был выше всех. Это педагогическая мелочь, но именно на таких мелочах и держится вся великая педагогика: подарить человеку радость как будто за что-то, а на самом деле — просто так. Ведь не заслуга же — высокий рост, но пусть хоть в праздник не будут «воспитывать» — учись, веди себя хорошо. На самом деле тут-то оно и происходит, незаметное воспитание чувства собственного достоинства, собственной незаменимости, причастности к общему делу: как пушинка, взлетает крошечная первоклашка на почти двухметровую высоту, степенно обходит школьный двор такой огромный дядя с такой детской гордостью на лице — чтоб всем было видно и слышно.

В сущности, будней нет, есть один непрекращающийся праздник жизни, нескончаемая сказка общения с миром. Мне странно, когда педагоги рекомендуют детям придумывать сказки, чтоб развивать их (детей). Это взрослому нужно, как говорил Я. Корчак, «подниматься, тянуться, становиться на цыпочки». Ребенок плавает в сказке, как рыба в воде, дышит ею, как мы воздухом, и не замечает ее, как мы не замечаем биения сердца.

«Слушайте музыку революции», — писал А. Блок. Вот и мне кажется, что я слышу музыку, музыку детства, что это играет «надежды маленький оркестрик» — моя семья, мой ежедневный праздник.