Материя
Шрифт:
Орамен собрал двор в самом большом из шатров, позвав всех, о ком вспомнил. Был здесь и ворчащий Поатас, раздраженный из-за вынужденного отсутствия на раскопках. Но он получил распоряжение прибыть вместе с остальными и явно считал, что неразумно противиться приказу принца, только что избежавшего гибели.
— Прошу понять, что я не обвиняю тила Лоэспа, — сказал Орамен в конце своей речи. — Я обвиняю тех, кто имеет доступ к его ушам и полагает, что знает о его тайных желаниях. Если Мертис тил Лоэсп и виновен в чем-то, то лишь в том, что не сумел разглядеть в своем окружении людей, не столь достойных и не столь преданных власти закона и всеобщему благу, как он сам. На меня велась самая подлая охота, и мне пришлось убить не одного, а трех человек, только чтобы
Орамен помолчал, опустив взгляд, дважды тяжело вздохнул и прикусил губу, прежде чем снова поднять глаза. Если присутствующие решат, что он с трудом подавляет рыдания, — что ж, пускай.
— Не прошло и сезона, как я потерял своего лучшего друга в Пурле, при свете дня. Всего четыре дня назад здесь, в темноте шахты, погибло пятьдесят добрых людей. Я прошу прощения у их теней и у выживших за то, что позволил своей молодой доверчивости ослепить меня и не разглядел ненависти, которая мне угрожала.
Орамен возвысил голос. Он чувствовал усталость и боль, в ушах по-прежнему звенело, но он был исполнен решимости не подавать виду.
— Все, что я могу предложить им взамен прощения, на которое надеюсь, — это поклясться, что отныне буду начеку и не стану подвергать опасности окружающих. — Орамен замолчал и оглядел собравшихся. Генерал Фойз и прочие начальствующие лица, назначенные тилом Лоэспом, были обеспокоены происходящим. — И поэтому я прошу всех вас сделаться моими часовыми. Я официально учреждаю стражу из самых надежных ветеранов, присутствующих здесь, чтобы они добросовестно защищали меня и таким образом обеспечили законное преемство власти. Но я прошу всех вас делать что-нибудь посильное для обеспечения моей безопасности и достижения нашей цели. Кроме того, я отправил гонца к фельдмаршалу Уэрреберу, чтобы сообщить о покушении на меня, с просьбой проявить всегдашнюю преданность и выслать сюда отряд отборных войск для защиты всех нас... Вы заняты важнейшей работой. Я поздно прибыл к месту этого великого начинания, но оно стало частью меня, так же как частью вас. И я прекрасно понимаю, что это за привилегия — оказаться здесь в тот момент, когда раскопки приближаются к своему зениту. Я и не думаю учить вас работать. Джерфин Поатас лучше меня знает, что делать; вы лучше всех знаете, как это делать. Я только прошу вас — проявляйте бдительность, ради нашего блага. Клянусь МирБогом, мы здесь делаем великое дело, какого больше никогда не будет в истории Сурсамена!
Он наклонил голову, словно в знак приветствия, а потом, когда не успел еще сесть и когда в глотках присутствующих еще только начал формироваться далекий намек на звук — пока неопределимый, — Негюст Пуибив, сидевший сбоку от возвышения, вскочил на ноги и заорал во все горло:
— Спаси МирБог нашего доброго принца-регента Орамена!
— Да здравствует принц-регент Орамен! — закричали нестройно и громогласно все или почти все.
Орамен в лучшем случае ждал негромких, скупых проявлений уважения, а в худшем — раздраженной тревоги и враждебного недоумения. Поэтому он был искренне удивлен. Пришлось снова глотать слезы.
Он остался стоять и первым увидел, как в шатер вбежал гонец, неуверенно остановился — на мгновение явно обескураженный шумом, — потом собрался с духом и бросился к Поатасу, который наклонил голову, выслушивая послание, что было не так-то просто за непрестанными радостными криками. Наконец он заковылял со своей палкой к возвышению. Охранники в первом ряду — ветераны сарлской армии — встали на его пути, но потом оглянулись на Орамена. Тот кивнул Поатасу и сам пошел навстречу ему, чтобы узнать новость. Вскоре принц зашагал обратно, воздев обе руки.
— Господа, все к своим делам! Объект под площадью, объект, которому мы отдаем всю нашу энергию, артефакт, пролежавший там, вероятно, миллионы лет, проявил признаки жизни! Я приказываю, я прошу вас: за работу!
25. УРОВНИ
«Человеческий фактор» начал свою жизнь как довольно узкий трехмерный корабль дельтавидной формы, похожий на изящно заостренную пирамиду. Будучи преобразован в суперлифтер — тот
же буксир, но с благородным названием, — он приобрел некоторую брутальность. Триста метров в длину, прямоугольного сечения, с плоскими боками — от прежней изящной формы почти ничего не осталось.Корабль не был озабочен эстетическими соображениями как тогда, так и теперь. Лепестки его полевого комплекса — вроде многослойных кружев на вечернем платье — придавали кораблю некоторую красоту, если задаться целью ее обнаружить, а наружная поверхность корпуса могла менять цвет или фактуру и нести любой рисунок.
Но все это не имело отношения к делу; внесенные модификации сделали корабль мощным, сделали его быстрым. И случилось это еще до его приглашения в Особые Обстоятельства.
Он промчался по гиперпространству в сторону звезды Мезерифина под чуть ли не прямым углом атаки, отклонившись только для того, чтобы свести опасность обнаружения к минимуму. Сняв людей и собственного аватоида с шаттла без всяких происшествий, он совершил головокружительный разворот и направился назад к Сурсамену в малоприятном режиме — скорость превышала максимально разрешенную. Он чувствовал, как в двигателях накапливаются неисправности, — так спортсмен чувствует развивающуюся судорогу или трещинку в голени. Но при этом корабль знал, что доставит небольшой груз людей на Сурсамен с максимальной — не переходя грани разумного — быстротой.
После переговоров с Анаплиан они сошлись на том, что двигатели корабля будут работать с однопроцентным риском полного разрушения, что на час приблизит расчетное время прибытия. Правда, и такая пропорция — один к ста двадцати восьми — казалась кораблю слишком высокой. Поэтому он солгал, несколько преуменьшив свои рабочие параметры: экономия времени была реальной, но вероятность разрушения — меньше, чем один к ста пятидесяти. Когда ты, будучи древним модифицированным кораблем, сам проводишь собственную одноразовую настройку, в этом есть свои плюсы.
В одной из двух тесноватых гостиных — все, что допускали скромные размеры корабля, — аватоид Хиппинс рассказывал агенту ОО Анаплиан об ограничениях, которые кораблю придется соблюдать на Сурсамене. Но он все еще очень надеялся, что обойдется без посадки.
— Это гиперсфера. Вернее, ряд из шестнадцати гиперсфер, — объяснял Хиппинс. — Четырехмерное пространство. Мне войти в него не проще, чем обычному кораблю, не рассчитанному на переход в гиперсферы. Я даже не могу снять дополнительную тягу с Решетки, потому что меня отключат и от нее. Вы разве не знали? — недоуменно спросил аватоид. — В этом и состоит преимущество пустотелов: так генерируется тепло, так достигается непрозрачность.
— Я знаю, что пустотелы четырехмерны, — сказала, нахмурившись, Анаплиан.
Она узнала об этом много времени спустя после отъезда с Сурсамена. Но даже если бы это стало ей известно еще на Сурсамене, что с того? Факт, не имеющий последствий. Если ты жил на пустотеле, то принимал его таким, каким он тебе представлялся, — это же касалось жизни на твердой планете, или внутри аквамира, или на газовом гиганте. Пустотелы имели очень глубокий и обширный четырехмерный компонент, и разница осознавалась лишь после объяснений, что такое четырехмерность и что она дает: доступ в гиперпространство в двух удобных направлениях; контакт с энергетическими Решетками, разделяющими вселенные, чтобы корабли могли пользоваться своими расчудесными свойствами; волшебная легкость перемещения предметов в гиперпространство и обратно в трехмерный мир через твердое тело любой толщины.
К таким способностям быстро привыкаешь. В некотором смысле, чем более необъяснимыми и сверхъестественными казались эти явления до наступления полной ясности, тем меньше ты задумывался о них впоследствии. Сначала ты отвергал саму эту возможность — что за нелепица! — а потом принимал все без рассуждений, так как от серьезных размышлений на эти темы могла съехать крыша.
— Но вот чего я не понимала: того, что четырехмерность закрывает их для кораблей, — сказала Анаплиан.
— Не закрывает, — сказал Хиппинс. — Я могу проникнуть внутрь легко, как и любое трехмерное тело такого размера. Но я не способен двигаться в дополнительном четвертом измерении, к которому я привычен и для которого создан. И не могу использовать главные двигатели.