Матрёшка. Перезагрузка

– Ну и хорошо, что всё хорошо. – Он смотрит на часы. Раньше я называла его «папа», но когда он бросил нас, не называю никак. Да ему это и не нужно. У него теперь своя семья, молодая девочка родила ему сына. Наконец-то. А я вот неправильно уродилась. Я же знаю – он хотел именно сына. В детстве упорно дарил мне машинки и пистолеты. На Новый год как-то подарил сабельку. Большую, тяжёлую, как настоящую, а я хотела куклу, конечно же, куклу! В платье принцессы. Никогда его не прощу. Я так хотела, чтобы он меня любил! Взяла эту саблю дурацкую и делала вид, что обрадовалась, скакала, как парень, рубила что-то. А он хохотал, довольный, пока не увидел, как я тихонько завернула саблю в пелёнку и положила в коляску. Дохлый номер, папаша, вместо желанного сына-красавца родилась страшненькая девочка.

«Учись, Варвара. Ты ведь некрасивая, тебе надо хорошо учиться». Представляю, что сказал бы на это психоаналитик! Такое напутствие от папочки! И я с этим жила, училась, как дура, лучше всех. И что – ему всё равно теперь. Пусть бы он поскорее ушёл, я спрячусь в комнату и буду сидеть, как всегда, одна. Что лучше – быть умной, но несчастной или глупой, но счастливой? Лучше всего быть красивой – вот ответ. «Красота – это обещание счастья», Ницше сказал. Как может Анжелка быть несчастной? Глупая кукла.

Люди несчастны, одиноки, они притворяются, что счастливы, но никогда не поборют свои страхи и свою нелюбовь к себе.

Антон

Уже стемнело. Тетя Галя устало бредёт, держится за меня, чтобы не поскользнуться. Вдруг остановилась: «Чуешь?» Она дурашливо раскинула руки и вдохнула: «Весной пахнет, так здорово!» Тётка у меня слегка «улетевшая» и может сказануть что-то или сделать невпопад, но так-то она ничего. Я скорей тяну за рукав, может, никто не заметит, а то со стороны кажется, что я с девушкой иду. Тетя Галя ещё не старая, ей двадцать пять, и сзади похожа на молодую. Только что веселила детей, прыгала и хохотала, а теперь устало бредёт. Такой вот «праздник». Хорошо бы, парни из двора всё-таки не увидели. Хотя, так устал под вечер, что мне всё равно. Тяжёлую сумку с реквизитом пришлось тащить домой, в выходные снова работать, в другом месте. Сегодня было два праздника подряд, а мамка ещё заставит уроки делать: «Конец учебного года! О чём ты думаешь!» – захнычет опять.

Стоят. Тёмная кучка посреди двора, под детским грибком.

– Глянь-ка! Суслик с тёлкой гребёт!

– Да он мужик, оказывается!

– А матрёшка-то ничё.

– Да только старовата, а, Легыч? Оулд секси бич!

И ржут. Это любимый прикол Легыча. Тёлок он делит на две категории: «Секси бич» и «Оулд секси бич». Молодая и старая. Третьего не дано, все остальные – стрёмные лохушки.

Я инстинктивно дёрнулся, Галя только повыше задрала голову:

– Не обращай внимания. Это же, вроде, комплимент, как я понимаю, – она ещё и смеётся, – Пусть проорутся. – Специально чмокнула меня в щёку и пошла, она дальше живёт.

Галя подумала, что я хочу ответить или заступиться. Нет, мне стыдно, но я хочу одного – сбежать. Уже дома понимаю, что сегодня повезло: Легыч с компанией хоть и засекли меня, и у них теперь есть повод поиздеваться в следующий раз, зато не вытрясли заработанные сотни. Они же трусы. Такие же, как и я.

– Антошенька, это ты? Что так поздно? Я же волнуюсь! – ну вот, выкатилась в старом халате, смотрит испуганно, как мышонок.

И почему мамка не такая веселая, как тетка, хотя они родные сестры? Сплошной пессимизм, вечно ноет, что нет денег. А сама сидит дома, смотрит телек и ревёт вечерами над своей судьбой. А чего реветь?

Почему люди так любят быть несчастными. Так радуются прямо, когда всё плохо. Можно подумать, что такая житуха им прёт, потому что могут себе сказать: «Что ж теперь поделаешь, не мы такие, жизнь такая».

Блин, как всё достало.

Саша

У школы, внимательно вглядываясь в проходящих учеников, стоял Легыч. Малыши и старшеклассники по одному и группами расходились в разные стороны. Кто-то болтал у крыльца, не в силах расстаться. Парни помладше носились за девчонками, те с довольным визгом отбегали. Девочки постарше поправляли волосы, зябко поводили плечами, всё-таки ранняя весна.

Саша заметил дружка издалека, удивился: «Что он тут делает?» Руки в карманах, привычная ухмылочка. Рядом машина, «десятка». «А, значит, уговорил отца тачку отдать. Прикольно, покатаемся».

Саша совсем немного слышал о семье Легыча, тот не рассказывал. Вроде, его отец сидел, а, вроде, уже вышел. Саша точно не знал, не интересовался. Это пусть девчонки всё друг у друга выведывают, раз им интересно. А мужские разговоры – они по делу, без лишних деталей.

Легыч приветственно кивнул, пожали руки. Саша хотел пройти мимо – мало ли, какие дела. Но Легыч, кажется, ждал именно его.

– Слышь, Зотый, я в такси устроился. Буду бомбить, заживем!

Саша кивнул, недоумевая: неужели это и был тот «план обогащения», о котором трезвонил Легыч?

– Ну, чё, – Легыч локтем подтолкнул Сашу, – ты со мной?

– В смысле? – Саша не понял, при чём тут такси и он, но Легыч не спешил объяснять. Всё ещё продолжал рассматривать школьников, особенно задерживаясь на девчонках.

Саша начал злиться:

– Чё стоим? – буркнул, перекинув сумку на плечо. Под ногами хрустел снег, уже начавший превращаться в грязную чачу.

Легыч протянул:

– Такое дело завернём, будем бабки грести.

– Достало уже тут торчать, – Саша оглянулся, чтобы выбраться на место почище. Легыч потянул его за сумку:

– Стой, не рыпайся, говорю, дело важное.

Саша вернулся в потемневшую лужицу. Легыч начал мурлыкать мотивчик, как будто наслаждаясь властью над высоким и здоровым Сашей. Так они и стояли: Саша, послушно сгорбленный, чтобы казаться ниже. Невысокий Легыч, переполненный какой-то важной тайной, широко расставил ноги, застыл в позе главаря мафии.

– Глянь, сколько клиентов, а, Зотый?

То, что Саша услышал потом, его не то, чтобы удивило. С одной стороны, он знал, что в соседнем районе Зубов приторговывал «зельем», таблетками, наркотиками потяжелее. Легыч рассказывал, как тот обманывал своих покупателей, разбавляя «товар» мукой, а то и мелом, грёб пятьсот рублей за дозу и шиковал по кабакам. Легыча «душила жаба»: «Статья двести двадцать восьмая, дождёшься, сука!» – шипел он вслед машине Зубова.

И с новым пылом пересказывал, какой тот гад. Саша с парнями из компании слышали не раз эти рассказы. Только как что-то далёкое, как передачу по телевизору: «Ну, есть, и есть, нас не касается».

Легыч не раз предлагал попробовать наркотики, приносил травку. Травку Саша пробовал, ничего особенного. Парни притворялись больше, орали, что их «штырит», ржали. Потом болела голова. Легыч приносил и кое-что «потяжелее». Таблетки предлагал. До других Саше не было дела – может, они и пробовали, а ему не хотелось. Всё-таки синтетика, можно и в овоща превратиться, чего хорошего. Не хватало ещё, по собственному желанию, опуститься, как гниющие заживо местные нарики.

И, вот, теперь, оказывается, Легыч, забыв про всё, задумал тоже заработать на продаже «белой смерти».