Матрёшкино счастье

Она знала. И всё решила наверняка, – а как иначе?

А банальная – до пошлости! – Катина фраза застряла в её голове и всё крутилась там, да вот только слова её перепутались, а иные – про ребёнка, – и вовсе потерялись, и она на разные лады повторяла про себя бессмыслицу: «нас общий навсегда соединит»… «уже ничто нас не соединит»… «ничто нас навсегда соединит»… «нас навсегда ничто разъединит»…

Они продолжали каждый день видеться на работе, но вокруг неё словно образовалась скорлупа, оболочка, сквозь которую не проникали ни свет, ни тепло, зато она защищала от боли. Самой себе она казалась замороженной треской, выставленной в витрине-морозильнике, без головы, в ледяной корке. Отношения со Стасом портились; его всё больше стали раздражать её «фокусы», как он это называл, а однажды в его жизни появилась Юля – совсем юная, тоненькая студентка-дипломница, страшно в него влюблённая; она бегала за ним, как хвостик, а он по непонятной причине не считал нужным скрывать её от общественности.

Марина тогда поссорилась с мамой, растеряла всех подруг, – просто потому, что у неё не оставалось для них душевных сил, – по той же причине сошло на нет общение с Катей, и только Пётр, как ни странно, оказался вдруг неожиданно близко, и рядом с ним скорлупа её порой лопалась и спадала с неё, словно лягушачья кожа, – вот тогда она на время просыпалась от своей спячки.

А потом Стас погиб. Его сбил пьяный водитель прямо на пешеходном переходе.

Через два года родилась Маша, их с Петей младшая дочь. Спустя ещё несколько лет Пётр ушёл из семьи.

Глава 3. Матрёшка

Марина допила остывший кофе.

– Ты, конечно же, права, Катюша: Стас никогда не бросил бы свою семью.

Катя внимательно смотрела на подругу.

– Жалеешь? Что встретила его, что всё так сложилось у вас?

Марина сосредоточенно вглядывалась в блестящий черпачок чайной ложечки, словно надеялась прочитать там правильный ответ. Покачала головой.

– Раньше не жалела. Думала – ради такой любви можно на многое пойти. А теперь жалею, Кать. Не стоит оно того…

Она давно сформулировала для себя эту мысль, но вслух произнесла впервые.

– Если бы не он, у меня была бы сейчас совершенно другая жизнь… Я жила бы, как все. В хорошем смысле, Катя: как все! нормальные! люди! И, может быть, была бы даже счастлива. Во всяком случае, не ощущала бы так остро своего несчастья…

Марина помолчала.

– Но вот о физике не жалею. Совсем. Это по молодости мне всё казалось интересным, хотелось какие-то вершины покорять, амбиции реализовывать. А сейчас я вижу: пустое это всё, – игра в укротителей элементарных частиц, погоня за научными степенями. Не понимаю я больше того задора, с которым взрослые серьёзные люди пытаются распотрошить материю, разобрать всю вселенную на запчасти. Зачем? Что это даст людям? Разве сделает кого-то добрее, лучше, человечнее?

Катерина искренне возмутилась.

– Ну, мать, ты даёшь! А как же технический прогресс, научные достижения, национальная безопасность, в конце концов? Если бы все так рассуждали, мы бы уже в пещерный век вернулись!

– А никто так и не рассуждает, – успокоила её Марина. – Одна я.

Она вяло ковыряла ложечкой в блюдце. Невкусное оказалось пирожное, вид один, а радости никакой! Из пластмассы их делают, что ли?

Подруга между тем увлечённо поедала свой десерт.

– Ты, Матрёшка, не горюй, – говорила она, тщательно подбирая с блюдца остатки лакомства и облизывая ложку. – Жизнь – она как зебра: чёрная полоска, белая полоска. Сейчас у тебя просто фаза такая, чёрная. Но это не навсегда! На очереди уже белая полоска маячит, и даже не полоска, а целая полоса! Полосища!

Марина кивнула.

– Хотелось бы надеяться…

Неужели наступит это когда-нибудь в её жизни – белая полоса везенья и радости? С трудом верится, да ещё и на старости лет!.. Нет, вряд ли возможно такое. Надо уметь трезво смотреть правде в глаза: упустила она своё счастье, и, скорее всего, не видать ей его больше…

Но Катька молодец – умеет утешить. И почему они так надолго потеряли друг друга из виду? Марина только теперь осознала, что у неё практически нет подруг. Есть приятельницы, хорошие знакомые, но откровенно поговорить практически не с кем.

Как случилось, что вокруг неё образовался вакуум?

Катерина вдруг встрепенулась:

– Мотечка, у меня шикарная идея! Я всё придумала! Не хочешь менять работу – и не надо! Тебе надо перевести дух. Остановиться. Оглянуться. В общем, решение простое: декрет! Родишь мальчика, посидишь дома, отдохнёшь и будешь жить, как все нормальные люди! И перестанешь говорить о себе, что ты рыба и веник в углу! Ну как?

Глаза её блестели, ей показалась очень удачной эта идея.

Марина нервно засмеялась.

– Ты шутишь? Какой декрет в моём возрасте? Это говорить хорошо, а куда я с маленьким потом? Это ж не игрушка, а ребёнок! Что я ему дам? Мужа нет и не предвидится! Дочка на мне! Родители вообще в деревне!

Катя сочувственно смотрела на подругу.

– Моть, по-моему, ты себя накручиваешь. Я так понимаю, кризис у тебя, а тут перемена участи. Судьба. Может, воспользоваться надо? Я бы на твоём месте с удовольствием в декрет сходила…

– Ну, вот ты на своём и сходи!

– Мотя! Но я же серьёзно!

– И я серьёзно! Как я могу родить? На какие шиши? Кто нас содержать будет? «Перевести дух, остановиться, оглянуться» – отлично! Только чем я двоих детей кормить буду, ты не подумала, нет? Знаешь, я, может тоже хотела бы, как в той песенке: «Когда б мы жили без затей, я нарожала бы детей от всех, кого любила, всех видов и мастей». Но мы, Катя, живём не в песне! И живём мы с затеями, да ещё с какими! И я не хочу всех мастей, не хочу «от всех, кого любила»! Не хочу, чтобы на меня показывали пальцем, чтобы соседи за моей спиной перешёптывались! Дети должны рождаться в семье, у них должны быть мама и папа! И мама должна быть не старуха, как я, а молодая женщина, неужели это не ясно?

Катя возмущённо замахала руками:

– Не сочиняй, пожалуйста, никакая ты не старуха. Старухи не рожают по определению, а если уж тебе, дурёхе великовозрастной, выпал шанс, так и воспользуйся им! – и плевать на соседей!

Марина помолчала, улыбнулась вымученно.

– Хорошая ты девочка, Катя. И ты отлично всё придумала. Тебе нужно быть писателем – у тебя получатся замечательные детские сказки.

Она встала.

– Пойдём, Катюш. У меня Машка там одна, а мне ещё в больницу собираться.

***

На улице уже почти стемнело, горели жёлтые фонари и их свет делал улицу нарядной и уютной. Слегка приморозило, сыпал лёгкий снежок, и прогуляться с подругой по вечернему городу было одно удовольствие, тем более, что Катин «Рено» был припаркован в нескольких кварталах от «Смородинки». Марина вдохнула полной грудью и… на неё вдруг накатил необъяснимый страх, защемило сердце. Она в панике остановилась, схватила Катю за руку. Та с тревогой обернулась:

– Ты что, Моть? Плохо тебе?