Матриархия
Шрифт:
Дышит, сопит. Все ближе и ближе.
Канибалы? Живут в канализации, и сюда же затаскивают своих жертв. Им не страшны женщины, они умеют видеть в темноте, и на взрывы им тоже плевать.
Вот ко мне потянулась синеватая бугристая клешня, все ближе и ближе, и стали видны смутные очертания лица фигуры. Черные провалы глаз, приоткрытая пасть. Кто-то вроде морлока, из «Машины времени» Герберта Уэллса.
Надо отползти от него, отпрянуть, но меня будто парализовало. Мутант что-то шептал, сипел, а у меня дрожала нижняя челюсть. Я прикусил язык, и вдруг перед глазами возник тот
Вспомнил человека-культю, его водила на поводке Арпинэ. Наверное, она попросила у своего папаши, у Ашота - собаку, и он подарил ей мужика с оттяпанными конечностями.
Возможно, она сама жрала куски от него, а сначала он был вполне себе «целым псом».
И тех людей из погреба я тоже вспомнил, которых мы с Рифатом спасли... почти спасли. И ведь тогда как раз я изменился, стал... взрослее что ли. Как будто до того момента был мальчишкой, а сразу после стал мужчиной. Правда, осознал это только сейчас.
Рифата уже не вернуть. И Олю. Пора уже попрощаться с иллюзиями - Оли нет.
Ноздрей коснулось густое зловоние давно нечищенных зубов, плюс желудочная гниль, от «хорошего» питания.
Существо закашляло и вцепилось мне когтями в плечо:
– Этт-тхо тх-ты-ы... тх-тыы...
Надо бы скинуть его руку, оттолкнуть тварь, но я так и сижу. Где-то рядом пищит Риточка, а в глазах существа мерцают точки.
– Т-хы-ы-ы... Р-ромаа-а...
– Кто это?
– Рома... ты живой...
– Кто ты?..
– я вглядывался в черты, мигом растерявшие мрачность. Худое, изможденное лицо, впалые щеки и кустистая щетина на подбородке.
– Ром, это я. Не узнаешь?
– он все тряс меня за плечи. Зашевелилась и вздохнула Рита.
– Ой... У меня голова болит...
– Маленькая, тебя не тошнит?
– Тошнит...
– она потянулась ко мне. А я вновь перевел взгляд на бродягу, который что-то радостно бормотал, похлопывая меня по плечу. У меня и самого тоже болела голова, и колено ныло хорошенько так. Рита жалась ко мне, как щенок в грозу.
– Рома, да это ж я - Юра!
– Юрец?
– вырвалось у меня. И тут же грудь кольнул изнутри стыд. Юрка никогда не любил, чтоб его называли «Юрцом», а мы его так кличили за глаза.
– Ну!
– оскликнул он. И закашлялся. Хрипло так, глухо. Постучал себя в грудь, сплюнул.
– А кто же еще! Как ты вообще...
– Нет, это ТЫ как! Как ты сюда попал?
– Да вот, спроси, - он хехекнул.
– Попал...
– У вас тут община? Или ты одинокий волк?
– Община... Один я здесь. Канализация штука такая, долго тут не протянешь.
– Как же ты...
– Опустился?
– хмыкнул Юрец.
– Ну, вот так...
– А я ждал тебя... В голубом вертолете.
– М-м? А что у тебя за малая? Привет, меня зовут Юра, - он упер ладони в бедра и чуть наклонился.
Рита не ответила ему, еще тесней ко мне прижалась.
– Пошли отсюда, - сказал он, выпрямляясь.
– Что-то там тряхнуло, взрыв, что ли... Земля до сих пор дрожит. Шепчет, - Юрец поднял указательный палец.
– Слышите?..
Он вновь закашлялся, с надрывом. Снова сплюнул. Я прикрывал Риточку собой, инстинктивно. Чем болеет
Юрец? Неужели туберкулез?Я встал, придерживаясь ладонью о склизкую стену. Юрец все кашлял, и в груди у него будто рвалось что-то. Очередной раз сплюнул, будто бы собственными легкими или кусками гортани. Я вспомнил Королеву и заплыв в чернильной тьме.
Но на плече у меня рана, до сих пор сочится сукровицей. Не такая уж она страшная, в общем, как оказалось. Одежда у нас сплошь мокрая, ожоги и царапины на теле чешутся. На лице кислой коркой подсыхает грязь, смешанная с кровью, в тоннеле не воздух, а гнилой смрад. Неохота его затягивать в легкие, но приходится.
Юрец что-то там слышал, а я - нет. В ушах гудит, вот и все.
– Жрать хотите?
– спросил Юрец.
Я попытался вспомнить, когда ел в последний раз. Хорошо героям книжки. Им есть не надо до тех пор. Пока не вспомнит автор. А у меня голод ушел на задний план, а теперь от одного упоминания своего имени - проснулся.
– Пойдемте. Что есть, тем и угощу.
– А я шоколадку ела. Меня дядя один угостил, - сказала Рита.
– Как ты вообще? Голова болит еще?
– Болит, - горестно вздохнула она. Мне захотелось прижать ее к себе.
– А мы теперь что, будем здесь жить? Тут пахнет противно!
– Воняет, я бы даже сказал, - и пихнул Юрца.
– А... Я уже почти не чувствую. Привык, - он шмыгнул носом.
– У меня тут есть конурка...
– Почему так рядом... с ней? С Королевой? И на тебя что - тоже не действовало?
– Что - не действовало?
– нахмурился Юрец.
– Королева...
– Влияние...
– я покрутил пальцами.
– Все это. Ты не чувствовал?
– Чувствовал. Меньше, больше... Я себя потухшим, высосанным ощущал. А потом - не помню. Веришь? До того момента, как ты сверху упал. На днях это влияние, как ты говоришь, ослабло. Почти исчезло. По крайней мере, я мог связно думать, а не просто знаешь, шариться на местности. Ныряйте сюда - здесь ниша.
Узкая дыра в стене, даже Риточка пригнулась, мы с Юрцом вползли на четвереньках.
Дальше, еще дальше. Юрец все кашлял, и эхо умножало и подхватывало надсадные звуки. Ползли мы долго, в этой кромешной тьме.
Но вот и конурка. Кажется, что надо отсюда бежать поскорей - скоро пойдет заражение, да и мало ли что еще, но накатила приятная истома расслабленности, апатия. Хотелось упасть хоть куда-нибудь, где сухо, и спать трое суток подряд.
Сквозняк откуда-то, играет смрадом.
– Залазьте, - деловито сказал Юрец. Он закрыл за нами вход решеткой и задвинул засов - металлический прут.
– У меня тут все предусмотрено, от крыс. Совсем офигели, сволочи.
Меня передернуло, не только от сырости. Чувствую сквозняк: значит, где-то здесь есть еще один выход.
– У меня тут кое-что есть... не бог весть какая вкуснятина, но вам нужно восстановить силы. Сейчас разогреем, керосинку разожжем... Кстати, а где Рифат?
Я вспомнил, как мы с Рифатом разодили костер в том склизском сыром тоннеле, спали на соломенной подстилке, и как я просыпался по ночам от яростного писка крыс. Все это далеко позади. И что-то будет дальше?