Мавры при Филиппе III
Шрифт:
– Говорите! Я готов исполнить.
– Непременно?
– Да! Потому что я король.
– А если не пожелает герцог Лерма?
– Какое ему дело до вас?
– Я то же самое думаю. Но все-таки мне нужна клятва Вашего Величества в исполнении моей просьбы, несмотря на вашего министра.
– Что же такое? – спросил испуганный король.
– Исполните или нет?
– Посмотрим… скажите… я поговорю с Лермой, уговорю его…
– Нет, я этого не желаю. Вы сами можете исполнить мою просьбу, и это будет тайна между нами.
– Но это невозможно!.. Не могу же я без министра…
– Как вам угодно, Ваше Величество, – сказала Маргарита и встала.
– Маргарита,
– Ведь вы ничего не можете делать без совета министра.
– Выслушайте меня, Маргарита!
– Невозможно, Ваше Величество. У меня есть тоже свой совет, совет королевы. Я предложу ему ваши желания, какие вы объявите мне, и тогда решим, что делать.
Сказав это, королева пошла к дверям, а Филипп, у которого при встрече с таким сопротивлением вдруг родилась живость и энергия собственной воли, вскочил и нежными выражениями пламенной любви просил Маргариту остаться.
– Вы обещаете мне слушать свое сердце, а не герцога Лерму? – спросила она.
– Клянусь! – произнес король.
– И ничего не будете говорить ему о моей просьбе?
– Ни слова… но говорите, говорите скорее, что мне делать?
– Вы должны выслушать записку, которую я вам прочту.
– Записку! – вскричал король с ужасом. – Какую?
– Вот эту.
– Эту!.. Да здесь четыре страницы мелкого письма!
– Что ж такое, ведь я буду читать.
– Но этому не будет конца! Как можно читать теперь?.. После, в другой раз…
– Нет, Ваше Величество, теперь необходимо.
– Но это целая вечность!
– Я прочту как можно скорее.
– Нет, я теперь взволнован!.. Я не могу внимательно слушать.
– Успокойтесь и выслушайте.
– О! – вскричал Филипп с сердцем. – Вы хотите довести меня сегодня до отчаяния?
– Нет, Ваше Величество, я желаю вам счастья.
– Счастья?
– Да. Вы сделаете доброе дело, и за него будете после благодарить меня, а ваши подданные благословят вас.
Филипп в это мгновение и не думал о своих подданных; но, делать нечего, принужден был выслушать. Маргарита не торопясь, с жаром, прочла записку дона Хуана д’Агилара, в которой он объяснял, что сам неприятельский военачальник лорд Монжой отдавал испанскому генералу справедливость, а отечество отказывало в ней. Маргарита не только прочитала, но и объяснила королю, как д’Агилар, обвиненный в измене, сохранил испанскую армию, которая бы без его твердости погибла невозвратно. Она доказала, что д’Агилара следует наградить за верную службу, а не предавать суду за договор с еретиками. На этом же основании следует освободить и Фернандо д’Альбайду, который томится в темнице за то, что вступился за честь невинного дяди. Поэтому можно простить его.
Доброе и справедливое сердце Филиппа всегда вникало в дело, если ему расскажут, особенно, когда объяснит прекрасная, любимая им женщина.
– Да, вы правы, Маргарита, – сказал он, – я вижу, что дон Хуан д’Агилар – верный мой слуга. Я не оставлю его без награды. Что прикажете сделать для него?
– Благоволите написать мои слова, Ваше Величество.
Король взял перо, взглянул на супругу и написал под ее диктовку:
«В награду за верную службу и особые труды, понесенные в Ирландии, за поддержание чести испанского оружия против превосходства неприятеля и за спасение нашей армии от неминуемой гибели мы назначаем нашего генерала дона Хуана д’Агилара вицероем королевства Наварры…»
Король остановился.
– Не много ли этого? – сказал он. – Такое важное место…
– Да, место важное, но, назначив д’Агилара, вы вполне
наградите достойного и облаготворите провинцию.– Довольны ли вы?
– Не совсем. Потрудитесь приписать еще.
И она продиктовала:
«А его племянника, дона Фернандо д’Альбайду мы назначаем в полк Ее Величества.
Написано в нашем дворце в Мадриде 24 сентября 1599,
Мною, королем».
Королева взяла приказ, спрятала и на следующий день утром послала к исполнению.
В это же утро Филипп, придя в себя после жара, придавшему ему такую отважность, стал самым несчастливым и пугливым из всех. Он отменил совет и два дня не принимал герцога Лерму, как будто боясь показаться ему на глаза. Наконец он понял, что если будет медлить, то дело может запутаться, и как виноватый пред судьей, явился перед своим министром, который со своей стороны трепетал не менее короля.
Узнав о повелении короля, отданном без его ведома, он сейчас же сообщил брату Сандовалю и стал совещаться о принятии мер для предупреждения опасности, которая могла возобновиться.
В королеве они нашли опасную соперницу, если она займет место любимцев.
После долгого совещания Великий инквизитор и фра-Кордова явились к королю с печальными бледными лицами и с потупленными глазами.
– Что это с вами, отцы? Отчего вы такие печальные?
– Мы не за себя опечалены, Ваше Величество, – ответил Сандоваль. – Мы печалимся за Испанию, лучший и справедливейший король ведет ее к погибели…
– А также и губит душу свою, – прибавил духовник.
– Что же я сделал? – вскричал испуганный король. – Отцы мои, скажите: какой грех я совершил?
– Один из величайших для короля: вы нарушили волю Божию, – сказал инквизитор.
– Вы, помазанник Его, – прибавил духовник.
– На вашу главу возложена Им корона Испании…
– А не на главу Маргариты Австрийской…
– Мы не порицаем вашей нежности к супруге…
– Мы верные и покорные слуги августейшей супруги Вашего Величества…
– Заслуживающей полной любви Вашего Величества…
– Бог соединил вас, и земля да не разлучит!
– И вам, Ваше Величество, не должно соединять разделенного Богом.
– Как так, отцы мои? – спросил король, которого окончательно смутили слова монахов.
– Король испанский имеет свои обязанности, а супруга его свои…
– Мешать их – есть неисполнение обоих…
– Значит, вдвое навлекать на себя гнев неба…
– Отдать вверенный скипетр королеве, значит отвечать пред Богом не только за свои грехи…
– Но и за грехи, совершенные именем Вашего Величества.
– Так предполагает духовник ваш.
– Так полагает и святая инквизиция. Она поручила мне представить Вашему Католическому Величеству, прежде чем нужно будет идти за отеческим советом к престолу папы.
Такое рассуждение, которое можно было обратить против всех фаворитов и даже против герцога Лермы, произвело на короля такое впечатление, что он, ужасаясь, воображал, что ему слышались громы ватиканские, и с робостью, смиренно, просил совета, как вести себя впоследствии. С него взяли клятву, чтобы ни в каких случаях не говорил королеве о делах государства. Он дал клятву и сдержал ее.
Когда д’Агилар и д’Альбайда пришли благодарить монарха за возвращение милости, их очень удивило и даже огорчило замешательство, с каким их принимали. Не зная причины, они могли понять, что королю тяжело их присутствие, и, раскланявшись, отправились по своим назначениям, не узнав даже, что благодетельница их была королева.