Май месяц в Петербурге

– Погоди, погоди!
– нетерпеливо перебил ее Брагин.
– Квартальному начальство выдало бы десять рублей за этого петуха...

– Весь петух-то не стоит и тридцати копеек: за что же давать, десять-то рублей? Да не отыщет она никак, ваша-то полиция, когда я отдам дворнику через задний ход, а десять рублей пропадут!..

– А вот здесь посылают офицера и дают прогонные и суточные по чину, тогда как дело-то все в трехстах рублях.

Один из чиновников, Юхнов, вскочил из-за стола.

– Да что вы, Андрей Тихонович, опять за свое: теперь стали начальство бранить!

– А что, не нравится!
– сказал Брагин, смеясь и прихлебывая пунш.

Третий чиновник, Понюшкин, только усмехнулся. Маланья посмотрела на них всех троих, утерла фартуком нос и ушла к себе.

– Я думала, зовут за делом, а они вот что выдумали? У меня еще посуда не мыта!
– ворчала она.

В это время раздался звонок. Явился курьер от экзекутора того департамента, где служил Брагин, и объявил последнему, что завтра уезжает за границу директор с супругой, так не угодно ли проводить их превосходительство на станцию. "Так, мол, экзекутор велел сказать".

– Разве завтра? Ведь директор хотел ехать на той неделе!
– возразил Брагин и в это время хлебнул пунша из стакана. Он сказал курьеру: "Хорошо, скажи, что буду". Курьер ушел.

– Тут занимаешься делом, вдруг изволь провожать директора на станцию!

Он вздохнул.

– Или в праздник, например: чем бы отдохнуть у себя дома, надо поздравлять начальство! И выходит - суета сует!

Он даже плюнул. Юхнов бросил перо и вскричал:

– Вы опять, Андрей Тихонович, на начальство роптать!

– Что, не понравилось вам?
– язвительно заметил Брагин.
– По-вашему, молчи! Ха-ха-ха!

Понюшкин опять только усмехнулся.

В тот же вечер у графа уселись играть в карты, а к графине собрались молодые люди и девицы и вместе с графскими детьми занялись музыкой.

Швейцары оба все ссорились между собой. Статский швейцар спорил с военным о том, чьи гости важнее - графа или графини.

– У моего-то графа вон какие, все в звездах! А один гость ездит, махонький такой: чего-чего на нем нет! У вас таких не бывает!

– У нас-то?!
– с презрением отозвался статский.
– Да у нас такие бывают княгини и графини, что вам и во сне не видать!

– Легко сказать!
– отозвался военный. Купец Гвоздев с порога своего погреба продолжал следить восторженным взглядом за обеими девицами. Те торопились пройти мимо или ворочались, заметив его, домой, перебраниваясь между собой о том, к кому относятся эти комплименты. Ни одна из сестер не хотела брать их на свой счет. Дело в том, что они были дочери умершего коллежского советника, следовательно, в некотором роде дворянки, а он только купец.

Что касается Брагина, хотя он зарычал, как бульдог, на извещение экзекутора об отъезде за границу директора и его жены, но на другой день явился на станцию с глубоким поклоном этому самому директору и букетом цветов его супруге. Он не только не был пьян, но был прилизан, причесан и в свежем вицмундире. Он и экзекутор были между собою приятели и любили вместе выпить. Они жили, что называется, душа в душу, то есть рука руку мыли. Оттого Брагин и получил извещение от экзекутора об отъезде директора за границу.

– Сюда, сюда, ваше превосходительство, сюда пожалуйте!
– твердили взапуски экзекутор и Брагин, приглашая директора на назначенные им места в вагоне.

Директора, кроме родных и знакомых, еще провожал заступивший его место в его отсутствие вице-директор, какой-то немец Шлеппе, человек тихий и добрый. Он приехал сюда, как для приличия проводить директора, так и для того, что директор давал ему кое-какие наставления, что делать в его отсутствие.

– Да, да, будет исполнено, все будет!
– говорил в ответ Шлеппе.

Поговорив с ним, директор обратился к Брагину:

– А вы, Брагин, не забудьте дела, которые я вам поручил...

– Как можно забыть, ваше превосходительство! Сделаю все, все, до дела Лязгина включительно...

– Да, дело Лязгина... Да, да, - прервал директор, - ведь я вам его передал?

– Как же, ваше превосходительство, оно у меня: Лязгину назначено двести рублей на командировку, да прогонных по чину. Бумага у меня готова...

– Так Иван Богданович подпишет мои распоряжения, офицер получит деньги и отправится... Да... да... Что еще я хотел сказать?
– торопился директор.

– Пойдем скорее! Мы опоздаем!
– говорила между тем директорша и наскоро отдавала горничной разные мелкие вещи для размещения их в вагоне и в то же время прощалась с родными и знакомыми.

– Adieu, ma chиre, - кричали ей разные голоса.
– Пишите чаще! Прощайте! До свиданья!

– Да, да; я еще что-то хотел объяснить, да как в этой суматохе объяснишь!.. Прощайте, прощайте!..

– А вам, Петр Петрович, - обратился директор к экзекутору, - я еще на квартире сказал, что без меня делать... Еще что-то я хотел сказать... говорил растерянный директор.

– Слушаю, ваше превосходительство, все будет сделано, - твердил, как сорока, экзекутор,

Курьер между тем принес квитанцию на багаж, сдачу и подал директору.

– Так прощайте, до свидания!
– сказал директор, подав руку только вице-директору и своим родным.

– Прощайте, ваше превосходительство!
– кричали все.

– До свидания!
– повторили директор и жена его, высовываясь из вагона и кивая головой всем и каждому.

Больше всех юлил Брагин, подавая свой букет директорше и целуя ей руку, а директору отвешивал глубокие поклоны.

– Прощайте, счастливого пути вашему превосходительству и скорого возвращения!

– До свидания, до свидания!
– раздавалось из вагона. Поезд тронулся и ушел.

Родные и знакомые разъехались. Вице-директор уехал к себе, Брагин и экзекутор, рука в руку, пошли вместе.

– Теперь мы покутим!
– сказал Брагин.
– Директор, слава Богу, уехал, а этот вице-директор, Иван Богданович, мякушка!

– И то мякушка, ты правду сказал! И ленивый какой - ужас! Плохо не клади бумаги, где стоит "вице-директор" - сейчас подпишет.