Маяк на Омаровых рифах

Прошел год, прежде чем самый последний дорожный знак засверкал свежей краской. Дитерке и Питерке выпустили на волю. А Голландию с тех самых пор украшают дорожные знаки, нарядней которых нет ни в одной европейской столице.

Озорников за это время как подменили. Они не грубят старшим, раскрасили бабушкин домик и вообще стали как шелковые. По заборам, конечно, лазают — но ведь на то они и мальчишки! С полицейским Ванна-дер-Баком ребята при встрече учтиво здороваются. Хотя стараются обходить его стороной.

Жители Манекен-Панекен-Берга полюбили Дитерке и Питерке, и той старой историей их никто не дразнит. Вот какие достойные люди! — солидно заключил водяной.

Когда водяной Морешлёп рассказал на балкончике маяка историю про Дитерке и Питерке, смотритель Иоганн сказал:

— Пожалуй, Ванна-дер-Бак поступил справедливо. Удивительно, водяной, что ты поведал такую правильную историю! Только одно мне не нравится: почему полицейский колотит детишек?

— Колотушки — дело житейское, — отвечал водяной, не сводя глаз с далекой лодки.

— Ничего не житейское! — энергично тряхнул головой Иоганн. — Кто распускает руки, тот никудышный учитель. Скверное это дело!

— Возможно, — рассеянно кивнул водяной. Он слушал вполуха: расстояние между маяком и лодкой медленно, но верно сокращалось. Эту лодочку он твердо решил опрокинуть.

Иоганн тоже то и дело поглядывал на лодку. Когда водяной начинал свой рассказ, она была величиной с горошину, потом увеличилась до размеров вишни; вот уже хорошо видно и лодку, и две фигурки. Иоганн размышлял: «Еще час-другой — и они будут здесь! Отвлечь бы водяного еще чуть-чуть — и тетушка спасена!»

Но шанс на спасение был, к сожалению, невелик: Морешлёп вертелся как на иголках. Не расскажет ли водяной еще какую-нибудь историю, спросил Иоганн. К примеру, про остров Гельголанд?

Но водяной замотал головой.

— Сперва надо лодку перевернуть! — решительно заявил он. — Вот сделаю дело, вернусь — и будет тебе история.

— Ну тогда хоть послушай песенку! — в отчаянье взмолился Иоганн.

— А какую?

— Хочешь про разбойника? Хочешь про рыбий карнавал? Выбирай, какая понравится!

Водяной подумал-подумал и пробурчал:

— Мне и ту, и другую охота послушать. Только вот лодка…

— Да подождет твоя лодка! — с жаром перебил его Иоганн. И, вынув изо рта трубку, запел песенку…

Песенка про разбойника

Я шел однажды… Вот так-так, Вот так-так, Вот так-так, Шел ночью сквозь кромешный мрак У-ху-ху!

И вдруг навстречу… Вот такой, Вот такой, Вот такой, Лесной разбойник злой-презлой. У-ху-ху!

Ко мне рванулся… И в упор, И в упор, И в упор Разбойничий нацелил взор. У-ху-ху!

Дрожа от страха, Все же смог, Все же смог, Все же смог Я вынуть толстый кошелек. О! О! О! Разбойник тут же… Вот нахал! Вот нахал! Вот нахал! Аж десять грошей отсчитал. А! А! А!

Знать, был разбойник… Вот так-так, Вот так-так, Вот так-так, Разбойник был совсем бедняк. Ха! Ха! Ха!

Водяной рассмеялся:

— Славная песенка. Только слушателя водят за нос!

— Вот и хорошо, — отозвался старик.

— А песня про карнавал, она и правда про карнавал? — решил на всякий случай уточнить водяной.

— Ну конечно! — поспешно вскричал Иоганн. Старика беспокоили кровожадные взгляды, которые Морешлёп бросал на далекую лодку. Он откашлялся, словно певец на сцене, и, чтоб еще чуть-чуть потянуть время, запел песенку…

Песенка про рыбий карнавал

Морское дно — огромный зал, Где музыка играет, Один веселый карнавал В другой перетекает…

Кто бьет хвостом, кто в рог трубит, Кто кружится в бурунах. И на своих усищах кит Играет, как на струнах.

А рыбий хор не ест, не пьет, А третьи сутки кряду По-итальянски там поет Ночную серенаду.

Оркестр кошачих трубачей Ноктюрн играет новый, Еще приятней для ушей Тромбон морской коровы. И песенку она поет: «Жил-был пингвин на льдине И все мечтал, что поплывет Он по небесной сини».

И ржет вовсю морской конек На рифовом коралле… Прекрасный выдался денек На рыбьем карнавале!

А тот, кто мой рассказ отверг — Не верю, мол, такому,— Со мною в будущий четверг Пусть едет в Оклахому.

В аквариуме там живут Коты зимой и летом, Они уж точно не соврут, Когда споют об этом.

Они всерьез расскажут вам, Как в карнавальном звоне Акула целый вечер там Играла на тромбоне.

Выслушав песенку, водяной оживился:

— Я, кажется, знаю одну такую акулу, которая на тромбоне играет! Или это все выдумки?

— Выдумки или нет — главное, чтобы песенка пелась! — дипломатично заметил смотритель.

Пока они вели свои разговоры, к маяку подлетела чайка. Села на решетку балкончика и прокричала:

— Привет, Морешлёп!

— Привет, Александра! — пробурчал водяной.

Александра, только что побывавшая в лодке, разинула было клюв для доклада о самочувствии тетушки, как вдруг заметила, что смотритель делает за спиной водяного какие-то знаки и прижимает палец к губам. Он изображал перевернутую лодку и показывал на водяного.