Майенн

Настало время лжи. Хитрой, изворотливой, бесстрашной. Во имя своего спасения. Во имя спасения друзей.

— Если бы ты была настоящей женщиной, то все было бы по-другому. Ты прекрасна, тебе это хорошо известно, и любой мужчина счел бы настоящей честью назвать тебя своей. Любимой. Но ты — не человек, и мы оба прекрасно сознаем это, — он задумался, и добавил горько, — это то, что я не имею права ни на секунду забывать.

— Эрл, но ты смог бы любить меня, если бы я была настолько же человечной, живой, насколько ты хочешь, ты чувствуешь?

— Может быть.

— А если бы я родила тебе сыновей?

Он почти рассмеялся про себя, но это уже переставало быть игрой слов, чувств и возможностей.

— Тогда, безусловно, да. Но это невозможно, и ты прекрасно знаешь это. Так почему бы тебе не выразить свою любовь тем, чтобы отпустить нас из этой неволи?

— Возможно, именно так я и поступлю, Эрл, — мягко согласилась она, — быть может, я сама отправлюсь с вами. И тебе это понравится. Ты и я будем постоянно вместе, радуясь присутствию друг друга, разным мелочам, заметным только влюбленным. И я могу осуществить подобное, Эрл. Ты знаешь это.

Он вдруг напрягся, чувствуя незаметную, коварную и очень близкую ловушку. Осторожно, взвешивая каждое слово, он произнес:

— Я еще не в состоянии оценить все многообразие и могущество твоих способностей, Тормайл. Но мне кажется, что даже тебе не под силу стать обыкновенным смертным человеком.

— Ты так думаешь? — Она засмеялась весело и легко, словно мотылек. — Ты обо всем давно догадался, Эрл. Есть только один путь для нас, и ты пойдешь по нему вместе со мной в доказательство своей любви.

Комната, в которой они находились, строение, сад за окном — все вдруг исчезло, и они оказались на свежем воздухе, под открытым летним небом. Дюмарест оглянулся назад и увидел, как их временный приют разрушается, словно карточный домик, разваливается на кусочки, превращающиеся в струйки дыма и пепла. Сквозь легкую дымку он заметил мечущегося Чома и услышал его разъяренный крик:

— Где мясо? Куда делось вино? Что вообще происходит, черт возьми?

Порыв ветра унес прочь скрывавшую общую картину дымную пелену. Дюмарест почувствовал сильное давление воздуха сзади, обернулся и увидел корабль, который оказался вдруг на том месте, где раньше были скалы, утес, висели клети над обрывом… Все изменилось мгновенно по воле Тормайла.

Дюмарест услышал возглас Карна и увидел, как он бежит в сторону корабля. Дарока, удивленный и обрадованный, привстал и следил взглядом за новым капитаном, обредшим, как казалось, свое сокровище. Рядом с ним стояла Майенн; ее лицо было залито слезами, взгляд был полон муки и сомнений:

— Эрл! Я уже решила, что ты мертв! Когда я проснулась и увидела, что тебя нет рядом, я просто не знала, что подумать и предпринять!

— Мы уже осмотрели все вокруг, обыскали каждый уголок. Но, похоже, я знаю, в чем дело: снова Тормайл?

— Да.

— Новая заморока, Эрл? Или сделка?

— Мы просто поговорили с ним.

— О нашем отлете? — Чом простер руки ввысь, — о, Господи, как мне хотелось бы присутствовать при вашей беседе! Женщина, прекрасная и юная, жаждущая любви! Не часто мужчине выпадает такой шанс! Конечно, я знаю, что у тебя есть огромное преимущество. Так используй свои чары, свою силу, чтобы освободить нас! Пусть не забудет и о нашем грузе: я думаю, что немного ценного металла нам не помешает в будущем. Еда, питье — тоже пригодятся в дороге: мясо, которым он нас угощал недавно, было просто потрясающим!

Дарока тихо сказал:

— Чом, ты просто отвратителен в своей ненасытности… Эрл, что случилось? Тебе удалось о чем-нибудь с ним договориться?

— Я не совсем уверен в этом.

— Но ведь вы беседовали?

— Да. Но я не очень уверен, что правильно понял его. — Он вспомнил девушку, ее последние фразы, уверенный голос и какое-то торжество в глазах. Эмоции, свойственные человеку, проявленные электронной машиной. Слишком человеческие, земные чувства, и Дюмарест никак не мог отделаться от мысли, что это часть какого-то нового дьявольского плана Тормайла. В ее поведении была и еще одна новая черточка, которая бросилась ему в глаза: уверенность. Она держала себя очень уверенно и твердо, словно не сомневалась в своей конечной победе.

И он должен был помочь ей в этом. Она это ясно показала.

Сзади подошел Карн, вернувшийся после осмотра корабля. Он был разочарован и выглядел усталым:

— Корабль по-прежнему закрыт, блокирован. Мне это не понятно. Зачем Тормайл притащил корабль прямо к нам, если он не собирается отпускать нас? Черт, ведь мы же выполнили все его условия, так почему же он не выполняет своего обещания?

— Ты наделяешь этого монстра порядочностью, что ему не свойственно, — сказал Дарока, — и взываешь к эмоциям, которые ему неведомы. Святость уплаты долга по заключенному пари — это атрибут человеческой жизни. Это чувство долга по отношению к другому, которое утверждает, что необходимо сдерживать свое обещание; иначе это выглядит низко, непорядочно. Но это правило и для многих людей не абсолют. На планете Краг, например, люди не утруждают себя подобными проблемами, считая это мягкотелостью, слюнтяйством. Для них это признак отсутствия силы и уверенности в себе. В том мире нормальными считаются ложь, умение обокрасть и надуть.

— Вот это философия! — Чом фыркнул. — В такой момент мы должны слушать твои пространные пустые рассуждения! Ты заметил, Дарока, что я вызываю у тебя отвращение. Так ты, в свою очередь, просто утомляешь меня своей изнеженностью и слабостью. Разговоры об этике, порядочности и прочей мишуре — это привилегия преуспевающих богачей. А когда тебе самому приходится выкарабкиваться из грязи к солнцу, цепляться за каждый шанс зубами и когтями, то подобные пустые разговоры — непозволительная роскошь!

— Вряд ли поступки, свойственные цивилизованным людям, стоит называть роскошью.

Чом пожал плечами:

— Что значит быть цивилизованным теперь? Жить в добротных домах, не нарушать законы и заботиться о ближних? Развитые планеты и города куда больше походят на жестокие джунгли, чем малые миры, которым отказывают в цивилизованности. А что касается этики… Предположим, Тормайл захочет отпустить всех нас, но взамен потребует оставить тебя здесь, заставив, таким образом, принести себя в жертву ради блага остальных. Как ты поступишь, Дарока? И что сделает Эрл: примет ли это как неизбежное или не захочет мириться с этим?

— Это пустой, риторический вопрос.

— Неужели? — Чом прищурил глаза, — я допускаю это. Но я знаю, что все еще существует конкретная причина, которая не дает нам улететь отсюда. Эрл, может ты объяснишь? Тормайл сделал тебе какое-то конкретное предложение?

— Нет.

— А если он предложит тебе новую сделку, скажем, чтобы ты остался здесь, а мы все — улетели?

— Эрл не останется здесь один. Я буду с ним, — тихо сказала Майенн.

— Любовь, — с усмешкой произнес Чом, — сумасшествие. Карн, давай пошлем их всех к черту и посмотрим еще раз, что мы можем сделать с кораблем.