Майкл Джексон (1958-2009). Жизнь короля

Майкл рассказывал об успехе группы с компанией Motown и о последовавшей за ним «финансовой истерии», которую компания окрестила «Джексоманией».

— Однажды у музыкального магазина в Сан-Франциско столпилось более тысячи подростков, — тихо сказал он. — Толпа подалась вперед и разбила витрину. Большой кусок стекла упал на голову одной девочке. И рассек... — он замолчал, чтобы насладиться эффектом, — ей горло.

Майкл резко провел указательным пальцем по шее.

— Майкл, заткнись. Это мерзко, — сказал его младший брат Рэнди.

Пропустив его слова мимо ушей, он продолжал:

— В общем, у нее было перерезано горло, но никто не обращал на нее внимания. Почему? Потому что там был Я, и все они хотели подержаться за меня и получить мой автограф. Майкл вздохнул: «Интересно, что потом стало с этой девочкой.

— Наверное, умерла, — пробормотал Тито. Джекки попытался сдержать смешок.

Фаны — это радость и горе.

— У нас есть три сторожевые собаки. Одну зовут Хэви, вторую — Чернушка, а у третьей нет имени, — сказал Майкл. — Мы вынуждены держать их. Однажды женщина перелезла через ограду, проникла в дом и спряталась в кладовке. Мы пришли домой, она посмотрела на нас и знаете что сказала? — Майкл повернулся за помощью к Марлону. — Что сказала эта тетка?

— Она сказала:

— Я здесь, потому что господь меня послал, — ответил Марлон.

— Ага, господь послал, — повторил Майкл. Джекки снова засмеялся:

— Нуда, бог послал ее сидеть в кладовке «Пятерки Джексонов» и ждать, пока они придут, дадут ей автограф, а потом сфотографируются с ней. У нее божественная миссия. Прикол!

— А потом умудрилась пробраться целая семейка, они лазили по всему дому, — продолжал Майкл. — Перерыли все вещи. Хотели найти самые личные вещи. Джанет затаилась. Мы были напуганы. А иногда фаны задают странные вопросы. Они не верят, что мы настоящие. Как-то раз одна из них спросила меня перед всеми: «А ты моешься в ванной?» Мне было так неудобно.

Ближе к середине интервью радостное возбуждение братьев сменилось откровенным весельем, когда кто-то затронул

тему прозвищ.

— У Майкла есть кликуха, — заметил Джекки. — Довольно прикольная.

Улыбающееся лицо Майкла помрачнело. «Не стоит, Джекки», — пригрозил он и отвернулся.

— Мы зовем его...

— Ну ребята, я же просил! — взмолился Майкл.

— Большой Нос, — сказал Джекки, не обращая внимания на смущение брата.

Все засмеялись, Майкл покраснел.

— Ну да, Большой Нос, - повторил Марлон, ухмыляясь. — Мы зовем его Большой Нос». Марлон шутливо толкнул брата: «Как дела, Большой Нос?

Но Майклу было не до смеха. Он будто свернулся внутрь себя.

Другие не обращали на это внимания и продолжали до тех пор, пока Майкл чуть не расплакался. В тот день он больше почти ничего не сказал.

— Ребята, это не смешно, — заметил Тито.

После интервью мы вышли на улицу, чтобы сделать снимок на фоне теплого калифорнийского заката. Их отец, Джозеф Джексон, здоровяк ростом в шесть футов с родинкой на лице, тонкой полоской усиков и кольцом с розоватым бриллиантом размером с мраморный шарик, с важным видом прошел во

двор.

— Ребята не фотографируются, — сказал он Уайману.

— Но корреспондент из Epic велел нам переодеться для съемки, — возразил Марлон.

— Может, сделать парочку снимков, пока они в этих костюмах? — попытался схитрить Уайман.

Джозеф подумал. Он набрал полную грудь воздуха и тяжело вздохнул:

— Давайте сделаем несколько снимков, мальчики.

После съемки фотограф с Майклом направился в сторону близлежащих вольеров с множеством больших пестрых птиц. Ко мне подошел Джозеф.

— Видите ли. у меня свой взгляд на воспитание детей, — сказал он вдруг, хотя я его и не спрашивал об этом. — У меня был очень строгий отец. Он был школьным учителем и обращался со мной как с одним из своих учеников, а не как с собственным сыном. Он не применял ко мне никаких особенных методов воспитания. И я ему за это благодарен. В детстве меня строго воспитывали, и благодаря этому я сумел в жизни многого добиться. Мои дети тоже получили строгое воспитание, и посмотрите, чего достигли они. Я думаю, что детям следует больше бояться своих родителей. Им это только на пользу, да и их родителям тоже. Я же сделал для своих детей все, что от меня зависело.

«Были ли вы хоть раз ими разочарованы? — спросил я его.

Джозеф задумайся.

— Много раз, — сказал он. — Ну, взять, к примеру, Джермсна. Он все время ошивается в Motown с Горди, вместо того чтобы быть с нами. Предпочел Берри — мне. Знаете, что я из-за этого чувствую? Мне очень больно. Вот здесь, — он постучал сжатым кулаком по левой стороне груди. — Кроме этого, у меня было много других поводов для расстройства. Но мне кажется, я ни разу не подвел своих ребят. Если бы я это сделал, им было бы не очень здорово. Воспитывая детей, ты делаешь для них все, что можешь. Помогало то, что им всегда было к чему стремиться, — отметил Джозеф. — Мои дети всегда находили чем развлечься, а я всегда был готов им в этом помочь. Они занимались теми видами спорта, которые укрепляют силу воли, такими как футбол или бейсбол. — сказал он с гордостью. — Они не рассказывали вам об этом? Джекки мог бы стать профессиональным бейсболистом, если бы захотел. В Высшей бейсбольной лиге. В «Чикаго Уайт Соке», например. Они все добивались хороших результатов в спорте. Кроме Майкла. Он ни разу не держал биту за всю свою жизнь. — Джо улыбнулся. — Даже не знал, что с ней делать. Мы пытались его поддразнивать, но его это просто не интересует. Он слишком чувствительный.

Да, следует знать о Майкле еще кое-что: с четырехлетнего возраста он хотел выступать на сцене. И всегда хотел быть первым. Именно поэтому он никогда не любил спорт — братья могут превзойти его в спорте; там он не может быть первым. Но что касается музыки, Майкл знает, что там ему нет равных. Никого, — сказал Джозеф, покачав головой. — Это именно то, чего Майкл добивался: быть первым.

Кстати, о Майкле. Марлон рассказал мне о том, что произошло. Вы собираетесь написать об этой истории с прозвищем, не так ли? — спросил он.

Я ответил, что еще не знаю.

— Майклу не нравится прозвище, которое они ему дали: Жирные Губы.

— Жирные Губы? Они назвали его Большой Нос.

— А, ну да, — отозвался отец. — Он так переживает из-за своего носа. Разве у него с носом что-нибудь не так? Как вы считаете?

— Нет, все в порядке.

— Мне тоже так кажется. Но только и говорит о своем чертовом носе. Грозится, что исправит его. А что он с ним может сделать? — Джо выглядел озадаченным: — Я сказал, что разобью ему лицо, если он когда-нибудь рискнет исправить свой нос. Нельзя ничего исправить, если оно не сломано, — он засмеялся. — У него прекрасный нос. Прямо как у меня.

Спустя некоторое время Майкл вернулся в гостиную, чтобы поделиться еще кое-какими мыслями о своей жизни и карьере. Не обращая внимания на меня и фотографа, закинул ногу на ногу и стал рассеянно грызть ногти.

«Когда я не на сцене, я совсем другой человек, — признался он. — Мне кажется, сцена для меня — это что-то вроде наркотика. Когда я долго не могу выступать, у меня начинается депрессия, я начинаю сходить с ума. Я часто плачу или веду себя очень странно. Я не шучу, так и есть. Тогда я танцую дома». Он словно торопился высказаться: «Как будто что-то во мне утеряно, и я пытаюсь это вернуть, иначе я не буду чувствовать себя единым целым. И для этого мне нужно петь и танцевать, понимаешь? Меня это притягивает, ничего не могу с собой поделать. Сцена — единственное место, где я чувствую себя в своей тарелке.