Майор запаса

Доктор Фиске улыбнулся, глядя на сына. Одна из оранжевых кошек вспрыгнула к Торкелю на колени и принялась мурлыкать. Торкель на мгновение замер, не зная, согнать зверушку или позволить ей сидеть, где сидит. Потом откусил кусочек хлеба и запил горячим чаем. После нескольких глотков Торкель наконец вздохнул с облегчением и заметно расслабился. Он откинулся на спинку стула, сел поудобнее. Кошка словно прилипла к его коленям и уходить явно не собиралась.

— Послушайте! — вдруг заговорил О'Ши, обращаясь в основном к Клодах. — Раз уж так много наших оказалось на родной планете, то почему бы нам не устроить по этому поводу лэтчки?

— Чудесная мысль! — обрадовалась Эйслинг.

— Это самая лучшая мысль, какая только могла прийти нам в головы! — согласился Шон. — Таким образом все успокоятся, и вы, доктор Фиске, Стив, сразу получите ответы на множество вопросов, о которых пока даже не думали.

— Вот и хорошо, — сказала Яна. — Поскольку всеобщее замешательство улеглось и превратилось в обычный хаос, я бы не прочь искупаться и переодеться в чистое, — и она с сомнением посмотрела на оборванные остатки своей форменной рубашки.

— Да и я тоже не так хорошо вымылся, как мне бы хотелось, — признался Шон. Он встал, взял Яну за руку и повел к выходу. Потом задержался и сказал:

— Капитан Фиске, может, вы уже отпустите этих ребят, что стоят в карауле у дома?

— Я отпущу, — сказал Фиске-старший, встал и отдал соответствующее распоряжение.

Выйдя под руку с Шоном на свежий воздух, Яна испытала такое облегчение, что невозможно описать словами. Солдаты-охранники исчезли куда-то, словно талый снег под лучами полуденного солнца. Яна вдохнула полной грудью, немного опасаясь, что после тяжких испытаний, выпавших на ее долю в последние несколько дней, у нее снова начнется приступ кашля.

— У тебя больше никогда такого не будет, — словно угадав ее мысли, сказал Шон, и они пошли к горячим источникам.

— Погоди, мне надо захватить чистую одежду, — вспомнила Яна и потянула Шона в сторону своего дома.

— Возле источников всегда оставляют что-нибудь из одежды, — весело, по-мальчишески улыбаясь, сказал Шон и потянул ее за собой.

Яна рассмеялась и покорно пошла за ним. Ее переполняла радость оттого, что все так хорошо закончилось, и оттого, что Шон был с ней рядом.

— Это ничего, что я хочу смыть с себя часть Сурса? — спросила она.

— Ты никогда уже не сможешь полностью смыть с себя Сурс, Янаба Мэддок. Ты — навсегда с нами, любовь моя! — сказал Шон, потом вдруг откинул голову назад и издал какой-то странный клич.

Из-за ближайшего здания выбежали две кудрявых лошадки и резво потрусили к Шону и Яне.

— Местный транспорт, — сказал Шон. Когда кудряши подбежали к ним вплотную, Шон подсадил Яну, помогая ей забраться на спину лошадке, а потом легко вскочил на второго конька.

— Ты просто позвал — и они пришли? — радостно смеясь, спросила Яна. Она крепко держалась за густую гриву кудряша, чтобы не упасть. Ездить верхом Яна не умела, но совсем не боялась.

— Конечно, — сказал Шон и глуповато улыбнулся непонятно чему. — Поехали!

К немалому удивлению Яны, ехать на кудряше оказалось совсем простым делом — лошадка шла ровным, легким галопом, а ее бока, покрытые мягкой шелковистой шерстью, были теплыми и приятными на ощупь. Яна старалась только не смотреть, как быстро мелькает земля под копытами мохнатого скакуна, когда они с Шоном мчались через поля и перелески, прямиком к горячим источникам.

Через несколько мгновений они уже были у цели и слезли со своих скакунов, которые убежали прочь так же быстро, как и прибежали. Шон быстро сбросил одежду и стоял обнаженный, дожидаясь, пока Яна избавится от изорванного тряпья, в которое превратилась ее одежда за последние несколько дней. Его гладкая, блестящая кожа, покрытая пушистыми светлыми волосками, отливала серебром. Яна разделась и протянула руки к Шону.

Шон улыбался, его глаза цвета расплавленного серебра сияли — так что у Яны дух захватывало. Он обнял ее и крепко прижал к груди, так крепко, что Яна услышала, как бьется его сердце.

— Ты слышала, что сказал нам Сурс. А теперь послушай, что скажу тебе я, Янаба Мэддок! — Шон смотрел ей в глаза и говорил:

— Ты храбрая, ты прекрасная, ты гордая, ты сильная и добрая. И — любимая. Тебя любят многие, не только я, — он наклонился и поцеловал ее сначала в один глаз, потом в другой, потом — в лоб. — Сурс исцелил тебя, потому что ты нужна ему. И мне тоже ты нужна, и мне нужен наш ребенок, которого ты носишь под сердцем, — Шон нежно и как будто благоговейно дотронулся до ее груди.

— Ребенок? — Яна попыталась высвободиться из его объятий. Ее сердце болезненно сжалось от обиды и горечи. Если ему нужна мать для его детей — пусть бы нашел кого-нибудь другого! А она выкинет его из головы, вот и все! — Шон! Для меня все это — в прошлом. Может, ты не в курсе, но в Компании старшими офицерами становятся только люди старше среднего возраста. Мое тело не...

— Послушай, любовь моя, раз уж мы заговорили о том, чье тело на что способно, мне думается, тебе не помешало бы узнать кое-что и обо мне. Так много успело случиться, и мне не хотелось бы так сразу взваливать на тебя все это, но тогда, в пещере, когда все мы соединились с Сурсом, я узнал...

— Что ты узнал, что? Шон! Шон!

Но Шон не ответил и нырнул в воду. И как только вода сомкнулась над ним, легкий серебристый пушок, покрывавший кожу Шона, вместо того чтоб намокнуть, вдруг сделался гуще и темнее — Яне казалось, что она видит тело Шона словно сквозь легкую полупрозрачную дымку. Шон свернулся в воде в клубок, нырнул с головой — а когда вынырнул, то не только его голова и лицо были покрыты серебристо-серой шерстью — сама форма его тела совершенно изменилась!

Яна не успела ничего сказать, а тюлень, в которого превратился Шон, выкарабкался на берег, игриво отряхнулся, окатив Яну брызгами, и снова обернулся в мужчину, которого она любила.

Яна непроизвольно отступила на шаг, потом снова подошла к Шону.

— Что... Что это было? Как такое возможно?

— Мой дед, как и подозревал Торкель, зашел в своих разработках чуть дальше, чем от него требовалось. Даже слишком далеко. В его личных дневниках есть кое-какие особые заметки — я храню их в надежном месте, чтобы никто не нашел. Дед был буквально зачарован старинными американскими и кельтскими легендами о людях, которые могли менять форму своего тела, чтобы защитить себя и как можно лучше приспособиться к окружающей среде, — конечно же, это были всего лишь волшебные сказки, но деду всегда казалось, что именно такой должна быть наилучшая адаптация человека к суровым природным условиям. Он, конечно же, и не думал проводить подобные эксперименты на людях — тогда он еще не понимал, что планета сама сделает для людей все необходимые изменения... Но себя самого он изменил, и эти изменения сохранились и передались мне вместе с его генами. Вот так и вышло, что я.., э-э-э.., гораздо лучше приспособлен к жизни на Сурсе, чем любой другой человек на планете. Я время от времени могу превращаться в морское животное, наиболее приспособленное к жизни в таком климате, как здесь. Я — то, что в старинных кельтских легендах называется “селки”, человек на земле, тюлень — в море, или, в моем случае, — в воде.