Майя (фантастическая повесть)Русский оккультный роман. Том VI

Майя Ринарди, несмотря на все старания Софьи Павловны оживить и развлечь ее, первое время не поддавалась ее стараниям, хотя — странное дело! — она не тяготилась ни ими, ни обществом ее. Она не любила больших сборищ в Рейхштейне; но хозяйку его охотно посещала и еще более любила видеть ее у себя. Орнаева имела счастливое свойство всем нравиться, владела средствами на все вкусы; она к тому же усиленно заботилась о дружбе и доверии Майи; а Майе — увы! — изменяли, со всяким днем полнее, ее прежние способности ясновидения и даже прозорливости.

Этот упадок духовных сил дочери вскоре заметил и профессор, хотя Майя, по-прежнему старалась помогать ему и теперь часто даже принимала участие в практических опытах отца в его лаборатории, куда она прежде совсем не допускалась из-за страха ее живой, смелой деятельности. Теперь ее полудетская живость совсем исчезла. Ринарди не узнавал своей прежней, веселой, ни над чем не задумывавшейся помощницы, до того она стала спокойна и равнодушна ко всему.

Зима пролетала в вечных треволнениях, незнакомых доныне отцу и дочери. Среди постоянных отвлечений от дела, не видя к тому же в нем никакого успеха, профессор терял способность и желание заниматься исследованиями своих изобретений, остановившихся на точке замерзания. К тому же с ним в последнее время стало твориться что-то странное, совершенно небывалое: он положительно начал предпочитать общество Софьи Павловны своим научным занятиям.

Он уверял себя, что ее общество, ее разговор имеют для него научный интерес. Она столько знала, столько видела и так красноречиво рассказывала! Он невольно заслушивался. В особенности любил он слушать ее у себя в кабинете. По ее просьбе он с нею делился своими знаниями и показывал ей интересные опыты в области механики и химии. Ее особенно занимали проявления сил электричества. Она даже выказывала знания, необыкновенные для женщины, по этому предмету, и с увлечением беседовала об этом.

Судьба, будто бы сжалившись над потерей профессором участия дочери, послала ему новую собеседницу. Теперь очень часто Майя была у себя, наверху, училась, занималась музыкой или живописью, а отец ее «работал» в присутствии Орнаевой, в своих комнатах. Он, не шутя, был убежден, что работает и что его прелестная кузина ему не мешает, а помогает в научных его трудах. Он даже ей говорил, что присутствие ее его вдохновляет.

— Ну, что ж! — шутя, сказала она. — Я очень рада быть вашей нимфой Эгерией, если вы желаете стать Нумой Помпилием. [15] Хватило бы только мудрости.

— У меня или у вас? — спросил профессор.

— Ну, разумеется, у меня! — расхохоталась Орнаева.

— У вас-то хватит! Недаром зовут вас Софией… Вам, конечно, известно, что значит ваше имя?

— Да, кажется, наука, знание?

— Вот именно. «Мудрость» — небесная дева, которой поклонялись гностики и которая не раз воплощалась в образ прекрасной женщины, чтоб вдохновлять ученых. Право! Не верите? Я докажу вам.

15

Эгерией… Нумой Помпилием — Эгерия — в древнеримской мифологии нимфа-прорицательница, жена, наставница и советчица царя Нумы Помпилия.

Ринарди снял с полки своей библиотеки старинную книгу и, найдя страницу, подал ей.

— Прочтите… Это письма розенкрейцера Гихтеля [16] о его любви и духовном союзе с таинственным существом — «лучезарной красавицей Софией», долгие годы помогавшей ему в научных занятиях его. У меня есть и еще о них книга — «Древние верования, воплощенные в древних именах». Ваше имя одно из самых древнейших… Так хотите прочесть?

— Давайте. Но кто этот чудак? Как вы его назвали?

16

…Гихтеля — Имеется в виду Иоганн Георг Гихтель (1638–1710), немецкий религиозный философ, богослов, мистик-визионер.

— Гихтель. Известный германский мистик, оккультист; член братства розенкрейцеров, живший в средине XVII века. Извольте послушать, что он писал вам…

— Мне? Помилосердствуйте!

— Софии! Не вам, так вашей тезке, с которой вы многим сходны… Послушайте.

И профессор прочел:

«Божественная Мудрость, во образе небесной девы Софии, явилась мне впервые воплощенной в день Рождества Христова, в 1673 году. Вид ее был величествен и прекрасен. Она сияла белизной своих одежд и осияла меня светом своих божественных знаний».

— А вот, позвольте, тут дальше:

«София — воплощение премудрости и истины в возрожденном духовном теле. О! сколько в тебе силы, и мощи, и власти в исполнении душ, тобою избранных, светом предвечной правды, блаженством чистейшей, неиссякаемой любви!..»

— Вот какие чародейки бывают Софии, Софья Павловна. D'erogeriez vous a votre nоt?.. Не думаю, чтоб вы опровергали вековечную славу вашего имени.

Орнаева очень мило смеялась. Только присутствие дочери заставляло ее несколько умерять свое кокетство с отцом.

XIV

Раз Орнаева просила Ринарди рассказать ей об увеличителе Велиара.

— Мне кажется, я слышала о чем-то подобном! — сказала она.

Профессор с готовностью исполнил ее желание и, докончив свои объяснения, спросил:

— Вы знаете, вероятно, барона? Встречались с ним?

— О, нет! Никогда. Почему вы думаете?

— Он человек такой известный. Я думал, вы встречались в Париже. Вы сказали, что слышали о его увеличителе?

— Не об его увеличителе, собственно, а о подобном изобретении; о средствах его устроить. Закалить как-то проводники надо. Каким-то особым огнем…

Ринарди посмотрел на нее в изумлении.

— Да, да!.. Позвольте… Я знала… Вспомнить бы!

Орнаева встала, сосредоточенно устремила в пространство взгляд и, будто читая перед собой невидимые слова, медленно, явственно произнесла:

— «Священный, первобытный, бесконечный, вечный, божественный огонь, который есть — оплодотворение, усовершенствование, в коем сила, жизнь, любовь — все!» Откуда это? Узнаете вы эти слова?

— Слова — не знаю, откуда! Но их отвлеченное значение мне ясно, — ответил профессор в восторженном изумлении. — Но откуда вы их знаете?

— Откуда? Да, теперь вспомнила: у меня есть целый трактат об этом огне и возможности его добывать.

— У вас? — вскричал профессор. — О, Боже мой! Откуда?

— Откуда? От самого графа Калиостро, блаженной памяти! — рассмеялась Орнаева. — Не верите? Вы забываете наших общих предков, милый братец: прадедушку нашего, сен-симониста, чародея, предсказателя — chevalier Constant d'Yzombard, казненного во время террора. Забыли?

— Нет, помню… Но, как же…

— Как его бумаги попали ко мне? Очень просто: прабабушка d'Yzombard, с своею дочерью, которая, как вам известно, была матерью моей матери, а вашей grande tante [17] , успела заранее перебраться в Италию и увезла туда все бумаги мужа своего. А в них оказалась целая переписка с его другом, графом Александром Калиостро, иначе сицилийцем Джузеппе Бальзамо.

17

…grande tante — прабабушка (фр.).

— И она цела, эта переписка?

— К несчастию, ее и следы исчезли!.. Но одну рукопись деда мать моя сохранила и мне передала. И я ей очень за нее благодарна, теперь больше, чем когда-либо, потому что могу ее передать вам. Это — руководство к добыванию именно этого таинственного огня, «первобытного, божественного», в котором и дух, и материя, и любовь, и «все во всем»… Из этой рукописи я и запомнила сказанную фразу.

— И вы мне дадите эту рукопись, Софи?

— В вечное и потомственное владение, милый мой!.. На что мне она? У меня детей нет: некому, кроме вас, в семье нашей, всегда отличавшейся духом мистицизма, его пропагандировать в потомстве. Берите ее и с ее французским переводом, приложенным к латинскому оригиналу.