Майя

– Это запрещено!!! Здесь запрещено фотографировать!!! Плати тысячу долларов за нарушение правил!!! Отдавай пленку!!! Полиция!!!

Ошарашенная такой бурной реакцией, стою, открыв рот, прижавшись спиной к перилам, нагретым жаром костров. Кажется, меня сейчас разорвут на части, как звери добычу. Они явно не настроены отступать и выпускать меня из окружения. Смотрю в надежде на туристов, сидящих рядами на ступеньках. Ноль внимания! Вот так... урок на будущее - никто не вступится, если что. Сидят, трусливые крысы, каждый за себя.

Маленький, худощавый индус с подвижными глазами, одетый в белую поношенную одежду, похож на асура, вынырнувшего из пляски смерти. Судя по реакции толпы, он тут главный. Сурово смотрит, тон прокурорский.

– Ты знаешь, что здесь категорически запрещено фотографировать?

– Нет, первый раз слышу!

– Это неправда, об этом написано во всех путеводителях. У тебя есть путеводитель?

– Есть.

– Давай его сюда.

Достаю из сумки Lonely Planet, отдаю. Он очень уверен в себе, и мне это не нравится. Пока он листает, я думаю, как буду выкручиваться дальше. Индусы-то оказывается, не такие уж и мирные... оскаленные рожи, дикие взгляды. Ну что там... нашел... вот... Харисчандра Гат - сует мне в лицо - читай!

Тяну время, начинаю читать вслух. Дохожу до текста в рамочке, наверное вот тут-то и написано, блин... на самом видном месте, в рамочке... не отвертишься... хрен его знает, что делать... Вау!!... В рамочке написано, что надо быть аккуратнее с бродячими садху. Среди них попадаются переодетые разбойники, грабящие и даже иногда убивающие туристов. Про запрет на фотографирование - ни слова! Не верю удаче, пробегаю взглядом еще раз - нету! С оскорбленным видом сую ему справочник, и тоже в нос - на, смотри, нет здесь ничего. Не верит своим глазам, пялится. Ошарашен.

– Но во всех остальных...

– А у меня нет всех остальных, все знают, что Lonely Planet самый лучший!

Все, я победила. Чувствую - решимость его исчезла, он даже немного растерян. Лукаво мне подмигнув, быстро успокаивает свирепствующих защитников веры и ловко уводит меня прочь.

– Я - Джай. Я здесь самый главный. Пойдем посидим вон там, - показывает на небольшую площадку, зависающую прямо над кострами.

Забираемся вверх по узкой лестнице, достаю из рюкзака подстилку и усаживаюсь рядом с ним, облокотившись к стене.

– Ты и вправду ты не знаешь, что здесь запрещено фотографировать?

– Я здесь первый день. Если бы знала, я бы не нарушала правил.

– Это же написано во всех путеводителях...
– Говорит почти обиженно, и тут же кивает, - ну да, да, странно, что в твоем справочнике этого нет... Ну а потом, разве ты сама не понимаешь, что никому не придется во вкусу, когда из его умершего родственника сделают музейный экспонат? Представь себе, что у тебя мама умерла (сразу как-то полегчало), и вдруг приходит незнакомый человек и начинает фотографировать ее тело... Понимаешь?

– Ну конечно, понимаю. Я была не права, но меня так шокировало то, что я тут увидела, что не смогла сдержаться... Я журналист.

– Да? Ну если бы у тебя было разрешение, тогда без проблем. У тебя есть разрешение?

– Нет.

– А, тогда нельзя. Хорошо, что дело не дошло до полиции, тогда тебе точно пришлось бы платить штраф... Я вовремя спас тебя.

С опаской покосилась на него, - кажется, это был намек на то, что неплохо бы и отблагодарить его. Джай этот взгляд поймал.

– Нет, ты неправильно поняла меня, мне не нужны деньги, я просто так решил помочь тебе. Тем более, что для меня это несложно - ведь это мой бизнес. Это дело моей семьи уже несколько веков.

– И что, тебе нравится?

– Конечно. Это хорошая работа. Надежный заработок.

– Уж это точно, - меня слегка передернуло от такого фамильярного отношения к смерти, но он говорил о своем бизнесе так, как будто торговал воздушными шариками.

– Ты же знаешь, что в Индии люди поделены на касты? Каст очень-очень много, я даже сам не знаю сколько точно. Моя семья принадлежит к одной из самых низших каст, и мы не можем заниматься другой работой, мы должны делать именно это - продавать дрова, огонь и места для сжигания.

– Огонь?

– Да, я тебе покажу потом, это рядом, - для того, чтобы поджечь дрова, нельзя использовать спички или зажигалку, надо обязательно взять огонь у Шивы, иначе все будет неправильно.

– В каком смысле?

– Умерший не попадет к Шиве. Ты и этого не знаешь?

– Да, знаю, но мне это не понятно. Получается, что ты можешь быть каким угодно негодяем, убийцей, например, но если тебя сожгут здесь, ты попадешь к богу.

Замялся. Не хочет видеть этого противоречия, отвечает что-то невнятное. Ладно, расскажи о чем-нибудь еще.

– Не все тела сжигают. Не сжигают мусульман, беременных, садху, укушенных змеей, пораженных оспой и самоубийц.

– Их хоронят?

– Нет, их просто бросают в реку.

– ???

– Что тебя удивляет?

– Я видела, что люди там купаются и стирают белье... Я даже видела, что одна женщина там мыла ребенка.

– Ганга - это мать для всех нас. Каждое утро я захожу в нее и совершаю пуджу, делая несколько глотков, тысячи людей делают то же самое, и вот сейчас мне сорок лет, и со мной НИКОГДА еще ничего не случалось. Ганга божественна, в ней не может быть грязи.

– Джай, может быть люди все-таки болеют, но боятся даже подумать о том, что это может быть из-за Ганги?

– Ты не понимаешь...

– Ну здесь же постоянно кто-то болеет! Так почему не из-за этой воды? Я читала, что в ней в триста тысяч раз больше вредных бактерий, чем в городской реке где-нибудь в Европе.

– Это может быть и так, но это не имеет никакого значения. Ганга - это не река, это богиня, мать. Шива - отец, Ганга - мать.