Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

– Но почему? Он же ни слова не сказал, пока…

– Ты же тоже молчала? То-то же.

– А еще он предупредил, что это опасно.

– Знаешь, для нас все опасно. Не бойся, банзи, может, все и обойдется. Так что привыкай.

– Он велел ответ дать через три дня. И что теперь делать?

– Не волнуйся, я уже все придумала. Я сама ему твой ответ передам.

– Как?

– Очень просто. Завтра скажешь Теревинфии, что маршалу проболталась о своей чернокожей подруге и ему любопытно стало. Это гораздо убедительнее, чем сказать, что ты ему понравилась и он второй раз с тобой хочет встретиться. Понимаешь, тебе же никакой выгоды нет, если меня к нему пошлют.

– А она мне поверит?

– Нет, конечно. Но жадность пересилит – а вдруг за меня еще сто сорок мельдов перепадет? Наш боров ни трага из твоего

лиголя не увидел, она все себе забрала, не сомневайся. Кстати, ему нездоровится – обожрался за ужином, лежит в постели, стонет. Поэтому мы все и сидели без дела, когда ты вернулась. Так что Теревинфия обязательно справится у маршальской сайет, а та к хозяину своему пойдет. Кембри же ожидает от тебя весточки, вот и сообразит, что к чему, меня к себе потребует.

– Но он же сказал, что если я кому обмолвлюсь…

– Не бойся, я ему твой ответ передам так, будто сама не понимаю, о чем речь, – мол, подруга моя благодарит вас, мой повелитель, и рада любую вашу прихоть исполнить. О великий Крэн, найду я, как ему это сказать, не сомневайся.

– Ах, Оккула, я тебя обожаю! А почему ты дрожишь? В чем дело?

– Ох, ужасный это город! – помолчав, вздохнула чернокожая невольница. – Семь лет назад здесь реки крови текли, и сейчас ничего не изменилось. Все то же самое. Молись всем богам, банзи, чтобы мы с тобой уцелели!

Следующим утром Оккула как ни в чем не бывало веселилась напропалую, придумывала всякие забавные игры и развлечения, соревновалась с Дифной, кто лучше соврет, изображала, как мужчины увиваются за Майей, и всякий раз, как подруга заливалась смехом, шлепала ее мухобойкой.

Сенчо нездоровилось; Теревинфия сказала, что в постели он проведет два-три дня, потому что доктор прописал ему слабительное, покой и сон. Никаких посетителей к верховному советнику не допускали, хотя к нему просились несколько человек.

Оккула заставила Майю несколько раз повторить историю, составленную для Теревинфии, и наконец разрешила подруге обратиться к сайет наедине. Толстуха, выслушав девушку, спросила, когда именно маршал хотел увидеться с чернокожей невольницей, но Майя, наученная Оккулой, притворилась, что не помнит таких подробностей. Теревинфия отругала ее за невнимание к словам важного господина, однако улыбнулась, услышав Майино объяснение, – мол, маршал так ее отбастал, что у нее из головы все вылетело.

Одного из слуг отправили в маршальский особняк разузнать подробности. Подруги с тревогой ожидали его возвращения, но вскоре выяснилось, что Оккула была права: Кембри, сообразив, в чем дело, потребовал в тот же день прислать к нему чернокожую рабыню. Оккула приняла ванну с ароматическим маслом, посеребрила веки, вставила в ноздрю золотую серьгу, обвила шею ожерельем из когтей, с позволения Теревинфии надела оранжевый метлан и охотничью безрукавку и отправилась в екже к маршалу.

Вернулась Оккула поздно: перед самым ее уходом маршальская сайет сказала, что с чернокожей невольницей хочет встретиться Эльвер-ка-Виррион, сын Кембри, чтобы показать ее своим приятелям. Разумеется, Оккуле пришлось повиноваться. Друзей молодого господина развлекали еще несколько девушек, в том числе Отависа и прославленная шерна по имени Неннонира, любимица Леопардов.

– У них просто веселая пирушка была, никаких постельных утех, – добавила Оккула, протягивая Теревинфии полученный от Кембри лиголь в две сотни мельдов, из которых невольнице полагалось восемьдесят. – Зато я завела знакомство с богатыми и знатными господами, постаралась, чтобы они меня запомнили. Такие связи в будущем пригодятся, сайет.

После ужина Оккула пожаловалась на головную боль и ушла в опочивальню. Майя осталась с Теревинфией, помогая разбирать роскошные наряды невольниц верховного советника. Толстуха, узнав, что Майя умеет шить, заставила ее штопать оторванные подкладки и приметывать подолы.

Наконец Майя отправилась в опочивальню. Оккула не спала, а сидела у лампы, выцарапывая что-то ножом на обратной стороне глиняной кошечки.

– Чем это ты занята? – спросила Майя, усаживаясь на кровать и расчесывая гребешком длинные золотистые кудри; после празднества дождей она поняла, как важно хорошо выглядеть, и старалась следить за своей внешностью.

Оккула поставила глиняную фигурку на полку:

– Да так, глупостями

всякими. Должна же быть у кошки венда, иначе как жить?

– У тебя же голова разболелась, – недоуменно напомнила Майя.

– Ну да, – ответила Оккула. – Давай гаси лампу и ложись. Я тебе кое-что расскажу. Только мне надо, чтобы меня кто-нибудь обнял и приласкал. Ты сгодишься, пожалуй.

Под одеялом она зашептала Майе на ухо:

– Сработала наша задумка, банзи. Ну, для начала он меня отбастал… Правда, потом сам мне признался, что после вчерашнего еще не оправился. Ничего, четверть часа с пользой потратил, а после этого спросил, зачем меня прислали.

– А ты что?

– Я ему твое решение передала: мол, что ты всегда готова его ублажить, – и все. Объяснила ему, что мы с тобой подруги, рассказала, как мы встретились, как я тебя оберегаю. И про Геншеда упомянула мимоходом – мало ли, вдруг ему откликнется, гаду этому. Чуть погодя Кембри спросил, что ты мне про вчерашнее рассказала, только я прикинулась, будто не понимаю, о чем он. Тогда он начал про тебя расспрашивать, мол, что и как. Ох, банзи, все-таки я сообразительная! Я ему тебя на все лады расхваливала, только предупредила, что ты пока неопытная и еще слишком наивная. И вроде как в шутку про случай в Хесике упомянула – ну, про Зуно, ортельгийского торговца и золотого медведя. «Видите, мой повелитель, она кому хочешь голову вскружит, но за ней приглядывать надо. У меня это хорошо получается…» А потом извинилась, что всякие глупости ему рассказываю… Ну, он велел вина принести и угощения всякого, мы о разных пустяках поболтали, он меня еще раз отбастал и отправил домой. Похоже, он думал, что я о тайных поручениях заговорю, тогда бы он сразу понял, что ты мне все рассказала. Только я об этом ни полслова, вроде как и забыла обо всем. Он мне лиголь дал, я к выходу направилась, тут он меня и окликнул, велел дверь закрыть, рядом усадил и произнес речь, как тебе вчера, – про то, что ему глаза и уши нужны, особенно среди уртайцев. По-моему, он Сенчо то ли не доверяет, то ли убедить его не может к уртайцам осведомителей послать. Нет, он ясно не говорил, но я поняла, что для него это очень важно. Знаешь, все эти знатные господа – мошенники, веры у них друг другу нет. И похоже, нашим хозяином многие недовольны, мол, толку от него мало, весу не хватает… – Оккула хихикнула. – Вот только Сенчо слишком много знает, поэтому Кембри с Деракконом от него избавиться не могут.

Майя откинула одеяло до пояса и задумалась. Дождь перестал, только шелестела под ветром листва и прошмыгнул вдоль стены какой-то зверек – мышь, тушканчик или длиннохвостый чидрон.

Майя снова забралась с головой под одеяла и зашептала на ухо подруге:

– А мы-то тут при чем? Мы же рабыни. Какая нам выгода чью-то сторону принимать?

– Кембри пообещал тебе щедро заплатить и вольную отписать, – напомнила Оккула. – Конечно, в этом проклятом городе никому верить нельзя, но все-таки… Вдобавок мы с тобой знакомствами обзаведемся, вот тебе и выгода.

– Мы с тобой?

– Конечно. Ой, банзи, я совсем забыла тебе сказать! Я маршала убедила, что тебе без моей помощи никак не обойтись, у меня опыта больше и сноровки. Уж не знаю, что он там нам поручит, но заниматься этим будем мы обе. Глядишь, одна из нас уртайцев и разговорит.

В следующие дни ничего не произошло. Сенчо, оправившись от недомогания, велел выпороть и продать одного из поваров и призвал к себе Лаллока, чтобы договориться о покупке нового.

Отношение Майи к хозяину оставалось неоднозначным: страх и смутное восхищение сменяли друг друга, как тени и солнечные лучи, скользящие по склону холма. Она поняла, что, как и объясняла Оккула, для Сенчо унижение других было важной составляющей плотских утех. Однажды вечером, когда Майя с Оккулой ублажали хозяина в бассейне, вошла Теревинфия и объявила, что к верховному советнику пришел осведомитель, пастушок из Урты, проделавший семь лиг в грязи, под дождем, по раскисшим дорогам. Сенчо благосклонно велел привести паренька, раздеть догола и хорошенько растереть, а потом, продолжая развлекаться с невольницами, усадил юношу у бассейна и заставил обнаженную Майю подать гостю угощение. Затем верховный советник начал подробно расспрашивать пастушка, наслаждаясь его смущением и неловкими попытками скрыть естественное возбуждение при виде красавиц-рабынь.

Поделиться с друзьями: