Мазепа

– А ты безрассудным своим бегством подверг меня большему подозрению, нежели незначащий чиновник и польский шпион своими показаниями!

– Неужели мне надлежало ждать, пока меня станут пытать?

– А почему ж нет? Регулы и Курции шли бесстрашно на верную погибель и мучения для славы и чести отечества, а мы не можем выдержать пытки!.. Где же та римская добродетель, которою ты похвалялся? Осталась в школе, вместе с учебною книгою!.. – Мазепа насмешливо улыбнулся. – Да, племянник! Если б ты выдержал пытку и не сознался, то опровергнул бы все доносы и подозрения…

– Я не предполагал, признаюсь, чтоб вы требовали от меня такой жертвы, – сказал Войнаровский с досадою.

– Я от тебя ничего не требую, любезный племянник, но этого требовало от тебя твое отечество, для независимости которого мы идем ныне на смерть; требовали твоя слава и твое будущее величие, зависящее от успеха нашего предприятия! Но упреки не у места! Сталось, Орлик! Надобно будет упросить русского полковника Протасьева, чтоб он съездил к князю Меншикову и попросил от моего имени извинения за безрассудный отъезд моего племянника… К царю и Головкину я сам напишу.

– Протасьев не откажет вам, – отвечал Орлик. – Вы умели привязать его к себе…

– Золотою нитью, – примолвил Мазепа, стараясь улыбнуться и своим хладнокровием, при столь ужасной вести, ободрить унывших своих клевретов. Но видя, что лица их проясняются, Мазепа сам принял угрюмый вид, сел, опустил голову на грудь и задумался.

Прошло около четверти часа, и никто из них не промолвил слова; вдруг Мазепа быстро вскочил с кресел и, обратясь к Орлику, спросил:

– А сколько у нас, в Батурине, отборных казаков, кроме сердюков, готовых к походу?

– Около пяти тысяч, – отвечал Орлик.

– Довольно на первый случай. Завтра, на конь и в поход! Я сам веду их за Десну, – сказал Мазепа. Взор его пламенел.

– Завтра! Вы сами, дядюшка! Зачем такая поспешность… За Десною русское войско…

– Побереги советы для себя, племянник! Я знаю хорошо, что делаю… – Мазепа захлопал в ладоши. Явился татарин. – Вели подать мне моего коня! – сказал Мазепа. – Господа! Я тотчас еду с вами в Батурин и на рассвете в поход!

– Дядюшка, позвольте мне остаться и проводить княгиню до польской границы, – сказал Войнаровский умоляющим голосом. – Теперь опасно женщине возвращаться этою дорогою…

– Предоставь мне позаботиться о безопасности княгини, – возразил Мазепа с лукавою усмешкой. – Между тем прошу присесть, мои паны! Я сейчас переоденусь, вооружусь и – на конь. Не должно прерывать сон моих гостей. Завтра я пришлю сюда мои распоряжения.

Пока Мазепа одевался и вооружался, подвели коней к крыльцу, и он отправился в путь, сопровождаемый Орликом, Войнаровским и неотступными своими слугами, немым татарином и казаками, Кондаченкой и Быевским.

ГЛАВА XV

И наведу на тя убивающа мужа и секиру его.

Прор. Иеремии, глава 21, стих 7

Увянет! жизнью молодою

Недолго наслаждаться ей.

А. Пушкин

Отборное войско, назначенное к выступлению в поход вместе с гетманом, уже собралось за городом. Отцы и матери, жены и дети, любовницы и невесты толпились на сборном месте. Генеральные старшины и полковники ждали гетмана на паперти собора, чтоб отслужить молебен. Уже было около полудня. Войнаровский сказал старшинам, что гетман занят письменными делами.

И в самом деле Мазепа писал письма к государю, к графу Головкину, к барону Шафирову и к князю Меншикову, уведомляя их о своем выступлении в поход и уверяя в своей преданности к священной особе царя русского и в непоколебимой своей верности к престолу. Между тем в ту же ночь отправлен был гонец к шведскому королю с известием, что уже войско Малороссийское двинулось на соединение с ним. Когда все письма были готовы, Мазепа отдал их Орлику для отправления и призвал к себе немого татарина и казака Кондаченку.

– Верные мои слуги! – сказал Мазепа, положив руку на плечо Кондаченки и погладив по голове татарина. – Я знаю вашу преданность ко мне, а потому хочу поручить вам дело, от исполнения которого зависит спокойствие моей жизни…

– Что прикажешь, отец наш! За тебя готов в огонь и в воду! – сказал Кондаченко.

Татарин положил правую руку на сердце, а левою повел себя по горлу, давая сим знать, что готов жертвовать своею жизнью.

– Надобно спровадить с этого света две души… – примолвил Мазепа.

– Изволь! Кому прикажешь перерезать горло?.. – воскликнул Кондаченко, схватившись за саблю.

Татарин зверски улыбнулся и топнул ногою.

– Тот самый палеевский разбойник, который был уже в наших руках и отправлен мною в ссылку, бежал из царской службы и бродит по окрестностям. Он сей ночи ворвался даже в Бахмач… Надобно отыскать его и убить, как бешеную собаку…

– Давно б пора! – отвечал Кондаченко. Татарин махнул рукой.

– Злодея этого освободила и привела сюда изменница Мария Ломтиковская, – продолжал Мазепа. – Это сущая ведьма… От нее нельзя ничего скрыть и нельзя ей ничего поверить… Надобно непременно убить ее…

– Жалеть нечего! – примолвил Кондаченко. Татарин покачал головою и вытаращил глаза.

– Тебе кажется удивительным, что я хочу убить Марию, – сказал Мазепа, обращаясь к татарину. – Она изменила мне, продала меня врагам моим!

– Петля каналье! – воскликнул Кондаченко.

Татарин кивнул головою и снова провел пальцем по горлу.

– Тебе, Кондаченко, я отдаю все имущество Марии, – сказал Мазепа, – а ты, – примолвил он, обращаясь к татарину, – бери у меня, что хочешь… Казна моя не заперта для тебя.

Кондаченко бросился в ноги гетману, а татарин только кивнул головой.

– Эту бумагу отдай есаулу Кованьке в Бахмаче, – сказал Мазепа, подавая бумагу Кондаченко. – Польские гости мои так испугались моего внезапного отъезда, что бежали в ту же ночь из замка, не дождавшись свидания со мною. Ему бы не следовало и не следует ни впускать, ни выпускать никого без моего приказания. Подтверди ему это! Вот ключ от той комнаты, где я запер Наталью, – примолвил он, отдавая ключ татарину. – Ты знаешь где. Второпях я забыл отдать ключ Кованьке. Поспешайте же в Бахмач. Ведь Наталья взаперти осталась без пищи, а ты знаешь, что в эту половину дома никто не зайдет, и хоть бы она раскричалась, то никто не услышит… Когда исправите свое дело, спешите ко мне, где б я ни был. Я иду за Десну… Прощайте… Вот вам деньги!.. – Мазепа дал им кису с червонцами, и они, поклонясь, вышли.