Мажор по соседству. Сердце на куски

— Это поэтому ты у Рената на днюхе один был?

— Один я был, потому что эта компания не для Ляли! — психанул я и выругался. — Мажорская тусовка, левые телки, все бы пацаны на нее пялились. Да ну нахрен!

— В этом я тебя понимаю. Но обозначить ее как свою девушку ты был обязан.

Что сказать, лох – это судьба. Как в той песне, что тогда включала на всю мощность моя ведьма.

— Да я это уже понял, когда ты с Акси приехал и тут же уехал. Сразу к Ляле сорвался. Но она меня скинула. А потом и вовсе телефон выключила. Я к ней все равно подался на пятой космической — в окнах темно. Ну и снова психанул, что она из меня веревки вьет. Я и так все для нее. Любой каприз, выгибался как мог. Все в трубу...

— Обиделась дева, Егор. Ее можно понять.

— А меня нет? Потому что я гребаный косипор да?

— Да, — рассмеялся друг. — Но это же не все твои косяки?

— Да черт его знает. Может и не все. Только на выходе все равно один итог — она сказала, что ей больше ничего не надо.

— А тебе? — прищурился Максим.

— А мне надо.

— Как сильно?

Вот же пристал, хрен отделаешься. Словно специально всю душу из меня вынимает. И легче мне не становилось, от слова «совсем». Только ещё хуже от осознания собственного идиотизма.

— Блин, да я люблю ее вообще-то!

— И как давно?

— Ты что пристал?

— Сечин!

— Не знаю... сначала думал просто позажигаю с ней звезды и разбежимся. А потом понял, что залип. Намертво.

— Ну и нахрен тогда ты ее отпустил?

Уже сто тысяч раз пожалел. Надо было вцепиться и не отпускать, а я… я просто жестко затупил.

— Да потому что!

— Очень содержательно.

— Очень да! Я полночи не спал, переживал, что обидел ее. Думал, как извиниться, как сказать ей, что наши предки теперь вместе, и что я задолбался, что она живёт у черта на куличках, тогда, как я сам уже давно хочу, чтобы она ко мне переехала. Потом с утра Ренат давай звонить и по ушам мне ездить, что-то про то, что я стал таким же каблуком, как и ты... а я, пока он засорял эфир, смотрел ленту пропущенных. А от Зарецкой ни хрена не увидел. И так выбесился безбожно.

— Угу.

— Ну что угу?

— Она слышала твой разговор с Ренатом.

Тут меня накрыло лавиной страха и паники. Черт возьми, если это правда, то у меня шансов нет и в перспективе. Ноль целых ноль десятых.

— Что? — не своим голосом переспрашиваю.

— Что слышал.

— Как?

А сердце в груди наворачивает невероятные кульбиты и смертельные петли, не вписывается в повороты, врезается в ребра и падает в самый ад. Кажется, там ему самое место.

— Она была у себя на балконе, когда ты распинался, что просто завис с очередной лялькой и уже почти с ней закончил.

Твою же! Я не мог так накосячить! Или мог?

— Ты шутишь сейчас?

Но, видимо, шутки у вселенной закончились, потому что всё это были ещё цветочки, спелые ягодки зрели впереди.

— Нет. И я даже больше скажу. Твоя Ляля в курсе, что никакого мальчишника у Рената не было.

Я покойник.

— Акси?

— Да, — согласно кивает Макс.

И он говорит мне об этом только теперь? Когда потерял столько времени, чтобы вернуть мою любимую девочку?

— И ты знал? И молчал? — почти заорал я.

— Я их разговор вчера только подслушал. А сегодня я самый твой лучший друг и вот – сижу тут и делюсь самым сокровенным.

— Звездец!!!

Что делать-то теперь? Ляля моя, прости! Да она должна была меня помелом отделать по полной программе, а не разговоры вести.

— Ну и что ты?

— Что?

Отвечаю невпопад, все еще оглушенный жестокой действительностью. И не знаю, то ли радоваться, то ли наоборот.

— Еще здесь?

— Она меня переблочила везде. Я пытался вообще-то ее вернуть.

— М-м, ну плохо пытался, Егор. Давай подождем пока она нормального парня встретит. Замуж за него выйдет. И детей родит ему. Штук пять или шесть.

— Ладно, блин!

Друг прав, надо мозги включать и чем раньше, тем лучше.

— Так, соображалка начала соображать. Похвально.

— Зови сюда свою Аксинью, — уверенно выдал я.

— Зачем? — теперь уже Баринов затупил.

— План есть, — решительно кивнул я.

— Зову...

Глава 52 – До сих пор…

Ляля

Кто может понять душевную боль того, кто распрощался со своей любовью?

Никто.

На тебя смотрят. Да, может быть, даже с жалостью, но истинный масштаб трагедии явно недооценивают.

Мне кажется, что человеку с зубной или головной болью и то выказывают больше сочувствия. Пытаются сразу чем-то помочь. Предлагают уйти на больничный. Полежать, отдохнуть, поспать, выпить обезболивающее.

А когда у тебя кровоточит сердце, потому что оно изорвано в клочья, то тебе советуют просто потерпеть и положится на время.

Мол, оно лечит. Бездушный, жестокий доктор, которому откровенно плевать на своих пациентов.

Никаких тебе больничных. Ходи на работу, через силу улыбайся людям и упорно делай вид, что у тебя все хорошо. Что тебя не выворачивает наизнанку от боли.

И бесконечно твердят:

«Все пройдет. От этого еще никто не умирал».

Физически? Да.

Но вот внутри я давно уже вся сдохла и разложилась. И не раз.

Эта ежедневная ментальная смерть отпечатывает на твоем лице снова и снова маску скорби. Отпевает каждое утро реквием по мечте. Мечте, что безжалостно разбили и вытерли о нее свои грязные ноги.

Я не знаю, сколько ещё смогу выдержать.

Проснуться. Прожить со скрипами и стонами кое-как день. Уснуть.

Вот мой типичный распорядок дня, если выкинуть из него литры слез и тонны косметики, которые приходится использовать каждое утро, в тщетных попытках скрыть синяки под глазами. Только потухший взгляд не скроешь ничем.

Именно поэтому я вот уже третью неделю кряду отказываю маме во встрече. А еще несколько дней откровенно вру Аксинье, что у меня нет на нее времени. Иначе не могу, иначе я разобьюсь, и никто не сможет потом меня собрать в целости и сохранности, чтобы склеить.

Я плохая дочь. И ужасная подруга. И только потому, что не в силах вынести радостных светящихся лиц мамы и Бронштейн, которые купаются в любви своих мужчин.

Им повезло. А мне нет. И я рада за них. Но эта радость с привкусом пепла на губах. Я не могу разделить по-настоящему с родными людьми эти моменты. У меня на это нет ни физических, ни моральных сил. Я выжата и вывернута наизнанку от своей боли.

И вот опять. Звонок от Акси. Уже второй за день. И ее настойчивость начинает капать мне на истерзанные нервы. Неужели она не понимает, что сейчас я тупо не в состоянии жить прежней жизнью?