Меч Белогора

Меч, как пропеллер, размытым туманным пятном мелькал вокруг фигуры всадника, блокировал ожесточённые сабельные выпады нападающих и рубил, колол, протыкал врагов в бараньих тулупах, сея в душах крымцев ужас и растерянность. Никак не могли они свалить или хотя бы ранить витязя, слишком искусен он был для них, опытен и неукротим.

И почему-то не думал отступать, хотя мог бы уйти с остатками своего дозора.

Их бы отпустили.

Татары ценили храбрецов, да и не нужны им были жизни нескольких казаков, они хотели бы сберечь свои.

Но, заглядывая в установки Белогора, я видел, что не допускал он и мысли об отходе - позади родная земля, беззащитные русские деревеньки, русские люди. Будет он тут биться до последнего удара сердца и, либо костьми ляжет, либо отгонит прочь хищную степную стаю.

Битва постепенно распалась на несколько островков, в центре каждого из которых оставался один из казаков, которого атаковали сразу несколько крымцев.

Только Белогор на коне разрывал кольца врагов, сбивал их с ног, обращал в бегство и помогал тем своим бойцам, которым приходилось особенно тяжело.

Вот опять, один из казаков, обессилев от ран, упал на колено и был бы немедленно сражён сразу тремя противниками, если бы атаман не оказался рядом.

Это вновь оказался юный Кречет.

Ухватив Антона за плечо, Семён выволок его из боя и скомандовал

– Тебе самое важное дело! Беги, седлай коня и будь готов соколом понестись в крепость, до князя. Предупредить его, ближние стОрожи и людей всяких, каких встретишь в дороге, о татарской коннице на Изюмской сакме. Пусть дружину собирает, да поспешает сюда, может, успеет отогнать врага или хотя бы пленных отбить. Будь в стороне пока, в драку не суйся и следи за мной. Как махну тебе рукой или сразят меня – скачи.

А покудова погоди, да отдышись малость, может, и отобьемся ещё от татар. Бывало и тяжелее.

Одним духом выговорив эти слова, развернул Семён коня, пришпорил, и врезался в гущу татар, разметав их и отогнав чуть от своих уставших воинов.

Пришедшие последними крымцы оставили луки у сёдл лошадей, на другой стороне засеки и это давало служивым людям какой-то шанс. Хотя…

Как можно тут остаться в живых, не говоря уже о победе, если на одного защитника сторОжи приходится по трое-четверо нападающих?

Тут Семён увидел, как через частично расчищенный проход с татарской стороны засеки с трудом продрался рослый всадник в кольчуге и панцире на груди.

Это был татарский мурза.

Белогор помнил прежние стычки с крымцами. Поединок между мурзой и русским атаманом мог решить исход боя. Потеряв командира, татары, вполне возможно, уйдут.

Гнать простых воинов в бой и докладывать об их трусости хану, будет некому.

Между мурзой и Семёном находилось всего двое, разгорячённых и вспотевших крымцев.

Тронул Белогор коня, пришпорил и помчался к мурзе. Один из его воинов, преграждавших путь, успел увернуться от гибельного удара мечом и отбежал к своим. Второй навеки успокоился в потемневшей от его крови, траве.

Татарский командир был сильным и опытным воином. Он не стал прятаться за спины подчинённых, выехал навстречу русскому.

Вызов был принят.

Сеча вокруг как-то сама собой увяла и стихла.

Всё внимание сражающихся сторон было приковано к предводителям.

Пергаментного цвета, немного вытянутое хищное лицо степняка с выдубленной непогодами морщинистой высохшей кожей и жёлтыми злыми глазками, напоминало морду ощерившегося крупного волка, изготовившегося к нападению.

Ему для авторитета в стае и точки в этой затянувшейся драке, совсем неплохо напоследок лично убить уставшего и уже немолодого русского льва.

Историю об этом поединке с удовольствием выслушает калга и, возможно, даже, сам хан. Это пахнет богатыми дарами, почестями и уважением в орде.

Мурза пригнулся к холке лошади, прищурил один глаз, как бы прицеливаясь из лука, и бросился на противника.

Белый конь атамана и гнедой мурзы столкнулись грудь грудью и стали на дыбы, грызя удила. Всадники пытались достать друг друга клинками, но с первого наскока ни у кого не вышло.

Разошлись и снова бросились навстречу.

Ловок и быстр был мурза, летала его сабля, почти невидимо глазу, но натыкалась каждый раз на умело выставленную защиту. Легко, без натуги отбивал Семён удары врага, сказывался большой опыт, воинское искусство и знание хитрых татарских приёмов.

И совсем не устал от сечи атаман, как надеялся мурза.

Кони топтались впритык, чутко слушаясь поводьев. Кося глазами и всхрапывая, пытались опрокинуть и затоптать друг друга.

Когда меч Белогора мощно обрушивался на защиту противника, сыпались искры от встречи тяжёлых лезвий из прочной стали, и мурза откидывался в седле, с трудом парируя поражающие удары.

Несколько минут бешеного, смертельного кружения и закалённый в походах крымец-степняк сам начал уставать, не поспевая ставить защиту.

Напряжение схватки нарастало и ситуация всё больше складывалась не в его пользу.

Татары во все глаза следили за поединком, клацая зубами от всепоглощающего азарта, подбадривали своего предводителя криками.

Тому надо было что-то срочно придумать, чтобы не попасть под точныйудар русского и не проиграть схватку.

И коварный крымец придумал.

Улучив подходящий момент, мурза выхватил из-за пояса изогнутый, острый, как бритва, кинжал и с силой метнул его в атамана.

Всего на долю вершка успел отклониться Семён. Острие кинжала прорвало кольчугу и застряло в плече.

Крымец замешкался на секунду, торжествуя удачу, непроизвольно задержал руку после броска и был тут же наказан.

Атаман стальными пальцами перехватил запястье врага, дёрнул на себя и вылетел мурза из седла, как тряпичная кукла с детской деревянной лошадки.

Ударился лицом оземь, выронил саблю и понял, что проиграл.

Затряс головой, опёрся ладонями о зелёный травяной ковёр, посмотрел искоса, снизу вверх, на нависшего победителя, ожидая разящего удара.

Не получилось у татарина умножить свой авторитет в стычке, насладиться видом снесённой головы белого витязя.

Взгляд мурзы был полон испепеляющей ненависти за свой позор на глазах у подчинённых воинов, которые растерянно топтались вокруг и не знали, что предпринять. То ли дать мурзе умереть с честью, то ли броситься его отбивать?