Меч без ножен. «Помирать, так с музыкой!»
Шрифт:
ГЛАВА 1
— Анджей! — Преслава, сладко потянувшись, выгнулась. — Я еще хочу!
Андрей уткнулся носом в подушку и закрылся периной с головой:
«Такими темпами я скоро усохну до детского размера! Угораздило же меня такую любвеобильную гетеру найти!»
Словно в подтверждение его мыслей по плечу шаловливо поскреблись тоненькие женские пальчики:
— Анджей! Еще до рассвета есть время! Ну же…
— Нет, Преслава! — Андрей решительно, отбросив одеяло, встал. — Меня ждут дела!
— А как же я? — Ее губки предательски задрожали, а глаза
Она привстала, опершись рукой о кровать, и потянула его за рукав рубахи. Андрей, резко отдернув руку, отмахнулся:
— Перестань, ты говоришь глупости! Никого кроме тебя у меня нет: ты это прекрасно знаешь! Я же говорю — дела ждут! Кроме тебя у меня еще битва на носу! Все!
Он, демонстративно отвернувшись, натянул штаны и направился к двери. Преслава вскочила, оббежала огромную, за эту педелю порядком опостылевшую Андрею кровать и встала перед ним.
— Ах так? — Она уперла руки в бока, глаза ее сверкали. — Ты прогоняешь меня? Ты хочешь, чтобы я вернулась к родителям опозоренной? Что обо мне скажут — попользовался, мол, командор и выгнал? Отец с братьями только и ждет, чтобы благословить нас! Матушка уже и платье подвенечное села шить мне!
От такого заявления Андрей застыл соляным столбом: чего-чего, но такого он не ожидал. Жениться?!
— А ты как хотел? — Преслава прищурилась. — Если бы ты меня, как девку постельную, попользовал один раз и отослал, я бы слова не сказала: панское право! И благодарна была бы, если бы монеткой малой одарил… А тут: живем как муж и жена седмицу… — она, замолчав, стала загибать пальчики, шепча, затем торжествующе погрозила ему кулачком, — даже больше! И до сих пор невенчанные?
— Но я же командор… Нельзя же мне… — только и проблеял Андрей, отступая назад.
— Чего нельзя? Жениться нельзя? — Преслава разъяренной фурией наступала. — А девку ссильничать можно было? А ты меня спрашивал? Может, я не хотела? Может, я отказать тебе боялась?
Глядя на лиловые засосы на ее шее, смешно прыгающие грудки в разорванном по пупка вырезе рубахи и пухлые губки, вытворявшие еще пару часов назад нечто невероятное, Андрей хихикнул, еще больше распаляя Преславу.
— А еще меня богомерзким вещам научил, искуситель! Раз ты — командор ордена, так и соблюдай закон Божий! Или по людским обычаям поступай, раз по-человечески жить захотел!
Запнувшись, Андрей уперся спиной в дверь. Рядом, сжимая кулачки, торжествовала Преслава:
— Решай сам, Анджей! Только домой теперь мне возврату нет: или под венец, или в омут с головой!
Со скоростью смываемой в унитазе воды Андрей вылетел из комнаты, захлопнув щеколду на толстой дубовой двери. С обратной стороны замолотили кулачки:
— Анджей! Вернись! Я все прощу…
Оглядевшись, Андрей увидел Прокопа, вжавшегося в угол.
— Ты, это… — Кое-как переведя дух и собравшись с мыслями, Андрей попросил оруженосца: — Скажи ей, что я до вечера не вернусь! А еще лучше до утра!
— Не-е-ет! — Прокоп округлил глаза. — Ты, брат-командор, сам с ней разбирайся! Я вчера уже попался на глаза госпоже…
— Кому?!
— Госпоже! Она сказала мне, что скоро будет здесь хозяйкой, и велела ее слушаться!
Сказала, что это твой приказ! А Анри — так вообще баню ей топить отправила! Брат-командор, — он насупился, опустил глаза и поникшим голосом продолжил: — Ты того, заканчивай свою любовь, а то уже народ шушукается, мол, ты от веры отвратился!— А еще чего говорят? — Андрей не мог со стыда смотреть ему в глаза.
— Ну, всякое! — Парень пожал плечами. — Братья говорят, что раз командору можно, то и они себе жонок среди местных возьмут, — вдов да бобылок много, чего им бояться, жизнь обустраивать надо, хозяйством обзаводиться! Вот победим Сартского и заживем!
Андрей засопел:
«Ни фига себе, моральное разложение войска! Если они тут себе бабьё заведут, хозяйство, то какой, к чертям, христианский орден: обоз с маркитантками и то меньший камень мне на шею!»
— И местные тоже недовольны: какого, говорят, толку от таких защитников, что не об обороне думают, а о том, как бы девку на сеновал затащить? — Прокоп, видимо, решил добить Андрея окончательно: — Говорят, что ты, брат-командор, только супротив бабы и силен!
Обессилев, Андрей сполз по стене, обреченно обхватив голову руками:
— И ты тоже так думаешь?
Прокоп помялся:
— Дык… Я-то чего?
— Не темни!
— Если бы я с тобой, брат-командор, нежить не рубал бы да не видел тебя в бою… — Он, помедлив, выдавил из себя: — Не знал бы, что и думать!
— Спасибо! — Он схватился за протянутую Прокопом руку, поднимаясь. — По крайней мере, хоть честно…
Идя по двору, Андрей, как ему казалось, чувствовал на себе десятки взглядов. Ужасно хотелось обернуться, но он понимал, как глупо будет выглядеть.
Притульцы, мимо которых он проходил, тут же прекращали разговоры и склонялись перед ним, но Андрею казалось, что они говорили о нем, а в поклоне прятали ухмылки.
Слова богу, хоть никого из орденцев не встретил: караульные молча отсалютовали ему, а остальные без дела не шлялись — все были заняты своими делами. Все, кроме него!
Дорога от усадьбы до местной церквушки, которую он раньше проделывал за пару минут, сейчас ему казалась бесконечным путем на Голгофу Истинным спасением явился идущий навстречу отец Павел. Андрей, боясь перейти на вихляющий галоп, прибавил шагу:
— Отче! Благословите!
Однако отец Павел, как обычно, не возложил руки на его склоненную голову: вцепившись, словно стальными клещами, в его плечо, с прыткостью, не свойственной степенному старцу, он потащил его за собой.
— Ты чего творишь? — зашипел старик, едва дверь часовни закрылась за ними. — Жгун-корня объелся, что ли?
— Какого жгун-корня? — Андрей вытаращил на отца Павла непонимающие глаза.
— Ты из себя девку-недотрогу не строй! — бушевало престарелое торнадо. — «Какого жгун-корня?»! Такого, который на тех лугах растет, куда хозяева жеребцов водят, которые мимо кобыл промахиваются! Или твоя зазноба тебе каждый вечер петушиные гребешки в конопляном маслице жарит али девясиловым вином поит?
— Каким-каким вином?
— Девясиловым! — Отец Павел немного успокоился. — Чудо-трава девятисильная, на ней красное вино настаивают жонки своим мужьям, в постели немощным…