Меч Христов. Карл I Анжуйский и становление Запада
Шрифт:
Крестовый поход был, конечно, чрезвычайно опасным предприятием. Вернуться из него живым и относительно здоровым было куда сложнее, чем сложить голову под сарацинской саблей, стать жертвой эпидемий, терзавших крестоносные армии, умереть от жары и истощения по пути к Святой земле или, например, утонуть. Западноевропейцы еще не владели в достаточной мере искусством навигации, так что переправа через Средиземное море грозила крестоносцам многими опасностями. Как отмечает Жуанвиль, которому пришлось вкусить прелестей тогдашнего мореплавания, «безрассудно дерзки те, кто решается подвергнуть себя подобной опасности, не вернув чужого добра или будучи в смертном грехе; ибо засыпаешь вечером и не знаешь, не окажешься ли утром на дне морском»{93}.
Для французов с Севера, составлявших основу крестоносного войска Людовика IX, море было в XIII веке чуждой стихией. На севере Капетинги военно-морских лавров не снискали: вспомним плачевный результат попытки Людовика VIII овладеть Англией. На юге же владения французской династии лишь совсем недавно распространились так далеко, что Франция стала средиземноморской державой. Недалеко от устья Роны по приказанию короля в 1240 году был заложен порт Эг-Морт (дословно — «мертвая вода», что связано
Войско короля, по наиболее реалистичным оценкам, насчитывало примерно 5 тысяч рыцарей и оруженосцев, до 10 тысяч пеших воинов и 5 тысяч арбалетчиков. Крестоносная флотилия везла с собой более 7 тысяч лошадей — специально оборудованные трюмы кораблей стали на время плавания конюшнями{94}. На борту находилось довольно пестрое общество: многие сеньоры отправлялись в неизвестность целыми семьями, и королевская фамилия была здесь примером. Оставив королевство на попечение Бланки Кастильской, государственным талантам которой у него были все основания доверять, Людовик IX взял с собой супругу, королеву Маргариту, и братьев, из которых лишь Роберт д'Артуа оставил жену дома, так как она была беременна. Часть королевской свиты, в том числе Альфонс де Пуатье с супругой, присоединились к флотилии в Марселе, где была сделана остановка.
Подготовка к экспедиции велась со всей возможной скрупулезностью. На Кипре, где правила французская династия Лузиньянов (один из ее представителей был в прошлом королем Иерусалимским, потерпевшим сокрушительное поражение от Саладина), были собраны огромные запасы зерна, солонины и иного продовольствия для крестоносцев. Участники похода, по замыслу короля, должны были остановиться на этом острове по пути в Египет. Затраты на экспедицию были немалыми, но Людовик IX сумел обеспечить ее финансирование почти исключительно из церковных средств. Лионский собор (1245) Дал королю право — нередко предоставлявшееся монархам в подобных случаях — собирать десятину (10% доходов) с кардиналов и двадцатину (5%) с епископов, церковных капитулов, монастырей и т.д. Только за первый год таким образом удалось собрать около 200 тысяч турских ливров — сумму по тем временам весьма солидную{95}. Сборы сохранялись в течение еще пяти лет. Именно поэтому в июне 1250 года, уже после того, как король побывал в плену у мусульман и переместился из Египта в Иерусалимское королевство, сенешаль Шампани Жуанвиль, входивший в королевский совет, так высказался на его заседании о дальнейшем финансировании крестового похода: «Говорят, сир… что король еще ничего не истратил из своих средств, а только деньги церкви. Пускай же король начнет тратить свои деньги и пусть пошлет за рыцарями… в заморские страны; и когда пойдет слух, что король платит хорошо и щедро, к нему прибудут рыцари со всех сторон, благодаря чему, если будет угодно Господу, он сможет вести войну еще в течение года»{96}.
Что касается Карла Анжуйского, то он вместе с супругой Беатрисой сопровождал короля с самого начала. Карлу был лишь 21 год, но он уже набрался определенного политического и отчасти военного опыта. Можно только догадываться, что чувствовал граф, отправляясь за море. Он ни в коем случае не был трусом, что не раз доказал впоследствии. В то же время ему не было свойственно столь глубокое благочестие и склонность к религиозно-мистическим переживаниям, как его брату-королю. В Провансе Карл оставил множество нерешенных дел и, возможно, испытывал в связи с этим легкую досаду. Однако вряд ли она была сильнее чувства религиозного долга и обязательств перед братом и сюзереном. Так что, вероятнее всего, Карл Анжуйский плыл в Египет с теми же чувствами, что и большинство молодых крестоносцев-аристократов, видевших в походе против мусульман как обязанность христианина, так и возможность проявить рыцарскую доблесть, а если повезет — снискать славу, власть и приумножить свое состояние.
Что же происходило в то время в Египте? Кто ожидал там крестоносцев? Династия Айюбидов, основанная Саладином, покорила, помимо Египта, большую часть нынешних Сирии и Ливана, Северную Африку вплоть до Туниса и все западное побережье Аравийского полуострова (Хиджаз), но вскоре распалась на несколько враждующих между собой кланов. Формально Айюбиды продолжали признавать над собой верховную власть багдадского халифа [59] , фактически же речь шла о множестве самостоятельных княжеств, которые вели непрерывную борьбу за лидерство в регионе. Наиболее острым оказалось противостояние египетских и сирийских Айюбидов — особенно после того, как в 1238 году скончался султан аль-Камиль, который ранее заключил мир с Фридрихом II. Старший сын аль-Камиля, ас-Салих Айюб (иногда его называют ас-Салихом II), оказался наиболее удачливым среди многочисленных внуков и правнуков Саладина, оспаривавших наследство великого предка.
59
Халиф — высший титул у мусульман, соединяющий в себе (прежде всего в суннитской ветви ислама) верховную светскую и духовную власть. Первыми халифами были ближайшие соратники и последователи пророка Мухаммеда. Четыре первых халифа считаются «праведными». Впоследствии титул халифа носили представители нескольких мусульманских династий — Омейяды, Фатимиды, Аббасиды и Османы.
В 1244 году ас-Салих заключил союз с турецкими племенами, выходцами из Хорезма в Центральной Азии, перекочевавшими в то время из-за монгольского нашествия на Ближний Восток. Вместе с ними султан разбил соединенное войско крестоносных княжеств и нескольких своих родственников — эмиров различных сирийских провинций. (К тому времени крестоносцы вовсю участвовали в ближневосточных политических комбинациях, не чураясь тактических коалиций с «врагами Христовой веры».) Одним из последствий этого разгрома стал переход Иерусалима под власть мусульман, фактическая ликвидация результатов Шестого крестового похода и полное ослабление Иерусалимского королевства. От него остались лишь несколько прибрежных районов да ряд крепостей, прежде всего Акра (Сен-Жан-д'Акр), которая стала новым центром христианских заморских
территорий, сжимавшихся как шагреневая кожа. Крестоносные княжества, Отремер [60] , так долго привлекавший европейцев, пришли после этого в моральный упадок, следствием которого вскоре стал упадок политический и военный: «…Дух, который подвигнул христиан отправиться в крестовые походы и вызвал к жизни существование Отремера, почти покинул их; также многие из них более не думали всерьез об отвоевании святых мест» {97} . Эти настроения были прямой противоположностью крестоносному рвению Людовика IX, на успех предприятия которого, собственно, только и оставалось надеяться обитателям Отремера.60
Отремер (фр. outre-mer — «за морем») — средневековое название территорий, завоеванных христианами в ходе крестовых походов. Позднее это понятие нередко распространялось на все Восточное Средиземноморье.
Тем временем победоносный султан ас-Салих подчинил себе почти всех непокорных эмиров и воцарился в качестве единоличного мусульманского властителя Египта и Сирии{98}. Однако этому Айюбиду было суждено войти в историю в качестве фигуры трагической. Как раз в тот момент, когда крестоносное воинство отплыло к берегам Египта, ас-Салих тяжело заболел (вероятно, у него был туберкулез), и эта болезнь имела далеко идущие последствия для его государства и династии. К тому же Айюбиды находились в сложном положении: они должны были одновременно смотреть как на запад, откуда к ним плыли крестоносцы, так и на восток. Там над их владениями нависала колоссальная угроза — созданная Чингисханом империя монголов. В считанные годы она распространилась от дальневосточных степей, откуда вышел этот кочевой народ, до Восточной Европы и Ирана. К счастью как для мусульман, так и для европейцев, 1240-е годы были у монголов периодом внутренних смут. После смерти великого хана Угэдэя (1241), сына Чингисхана, его потомки начали борьбу за престол. В 1246 году великим ханом был избран Гуюк, но спустя полтора года он скоропостижно скончался (возможно, от яда), и в огромной империи Чингизидов вновь началось междуцарствие. Тем не менее монголы (или, как их называли в Европе, «тартары» — отсюда нынешнее «татары»), разорившие и покорившие к тому времени Китай, государства Центральной Азии и Кавказа, русские княжества и большую часть Венгрии и Польши, внимательно следили за происходящим у их границ.
Они знали, что внушают страх своим мусульманским и христианским противникам и, наверное, не удивились бы, узнав, что говорил о них своей матери Людовик IX: «Да укрепит нас, матушка, божественное утешение. Ибо если нападут на нас те, кого мы называем тартарами, то или мы низвергнем их в места тартарейские, откуда они вышли, или они сами всех нас вознесут на небо»{99}. Страшась «тартар», от нашествия которых его спасла лишь смерть хана Удэгэя, — из-за нее в 1242 году монгольское войско повернуло вспять, — Запад, тем не менее, пытался наладить с ними контакты. В 1246 году к Гуюк-хану прибыл папский посланник Плано Карпини, передавший письмо Иннокентия IV, который упрекал монголов в разорении нескольких христианских стран. Ответ хана был неутешителен и отражал своеобразную философию степняков, понять которую европейцам было нелегко: «Чингисхан и Угэдэй-хан сообщили им повеление Небес. Но те, о ком ты говоришь, не подчинились повелению Небес… Они проявили дерзость и казнили наших послов. Поэтому Вечное Небо покарало и погубило этих людей на их землях… Откуда тебе знать, кого Бог прощает и кому Он дает свое благословение?.. Благодаря милости Вечного Неба нам дарованы все земли от восхода до заката… Ты лично как глава всех [христианских] правителей и все они без исключения должны оказать нам услугу и присягнуть нам на верность… Если ты не станешь подчиняться нашим приказаниям, то мы не сможем сказать, что с тобой будет. Об этом знает только Небо»{100}.
Плано Карпини понял, что достичь соглашения с такими людьми, мягко говоря, непросто, и отбыл из пределов Монгольской империи ни с чем, если не считать ряда любопытных наблюдений о быте и нравах этих невиданных завоевателей. Тем не менее контакты между Западом и монголами не прервались окончательно. Сторонам было что обсуждать: Айюбиды являлись их общим противником, а с религиозной точки зрения противоречий между христианами и монголами, еще не обратившимися тогда в ислам, было меньше, чем между христианами и мусульманами. Более того, французский король не терял надежды на обращение «тартар» в христианство, с каковой целью позднее послал в монгольские пределы двух монахов-миссионеров [61] . Когда в сентябре 1248 года по пути в Египет войско Людовика IX высадилось на Кипре, «великий король тартар направил к [королю] своих послов с множеством добрых и учтивых слов. Среди прочего он сообщил ему, что готов помочь завоевать Святую землю и освободить Иерусалим от рук сарацин» {101} . Правда, монгольские послы еще не знали, что Гуюк-хан, от имени которого они прибыли к королю Людовику, в тот момент уже был мертв. Ко времени отплытия с Кипра в Египет (в мае 1249 года ~ пребывание крестоносцев на острове по ряду причин затянулось) французы, видимо, уже получили это известие. Тем не менее они рассчитывали, что при случае с преемником Гуюк-хана можно будет договориться об ударе в тыл султану.
61
Впрочем, часть монголов к тому времени уже примяла христианство — правда, несторианского толка, еретического в глазах католической церкви.
Впрочем, и по отношению к последнему король Людовик желал остаться рыцарем. Ас-Салиху Айюбу было послано предложение принять христианскую веру, что избавило бы крестоносцев от необходимости вести с ним войну. Предложение, естественно, было отвергнуто, после чего «король подошел к Дамьетте, и мы встретили там все силы султана… Шум, производимый литаврами и рогами, было жутко слышать»{102}.
Поход короля Людовика: от победы к поражению