Меч и Цитадель

Я резко встряхнул ее:

– Ты что же, шутить надо мной вздумала? Автарх в услужении у какогенов?!

– Прошу тебя! О, пожалуйста…

Отпущенная мною, Кириака рухнула на пол.

– Об этом… О Эреб! Прости меня. – С этим она звучно всхлипнула, и хотя лежала в тени, я почувствовал, что моя жертва утирает глаза и нос краем алого облачения. – Об этом известно всем, кроме пеонов да вольных простолюдинов. А армигеры и даже оптиматы, не говоря уж об экзультантах, знают об этом с детства. Сама я Автарха ни разу не видела, но слышала, будто он, Венценосный Наместник Нового Солнца, ростом разве что самую малость выше меня. Думаешь, наши гордые экзультанты позволили бы подобной особе править собою, если б не тысячи пушек за его спиной?

– Я видел его и тоже об этом задумывался, – сказал я, ища в воспоминаниях Теклы подтверждение сказанного Кириакой, но не нашел ничего, кроме слухов да сплетен.

– Расскажи мне о нем! Прошу тебя, Севериан, прежде чем…

– Нет, не сейчас. Чем какогены могут мне угрожать? В чем опасность?

– В том, что Автарх наверняка отправит разведчиков искать их, и наш архонт, думаю тоже. Всех обнаруженных рядом с ними сочтут шпионами какогенов или, что еще хуже, изменниками, разыскивающими их, дабы привлечь на свою сторону в каком-нибудь заговоре супротив Трона Феникса.

– Понятно.

– Севериан, не губи меня. Молю, не губи. Женщина я не из добродетельных, с тех пор как оставила Пелерин, жила в грехе и сейчас не могу взглянуть в лицо смерти.

– И что же ты натворила? – спросил я. – Отчего Абдиес желает твоей смерти? Об этом тебе известно?

Задушить человека с неразвитой шейной мускулатурой проще простого, и я уже разминал пальцы, готовясь исполнить порученное, но в то же время жалел, что мне не позволено воспользоваться «Терминус Эст».

– Я всего лишь любила слишком многих мужчин, пренебрегая супругом.

Словно бы поднятая на ноги волной воспоминаний обо всех тех объятиях, она встала и двинулась ко мне. В лунном свете, вновь озарившем ее лицо, глаза Кириаки заблестели от навернувшихся слез.

– После женитьбы он был так жесток, так жесток ко мне… и потому я, в пику ему, завела любовника, а после еще одного и еще… – (Голос ее звучал все тише и недолгое время спустя сделался едва слышен.) – В конце концов поиски новых любовников вошли в привычку, стали этаким способом задержать ход времени, показать себе, что жизнь вовсе не утекла между пальцами, что я еще вполне молода – взгляни-де, мужчины с прежней охотой подносят тебе подарки, с прежней лаской тянутся к твоим волосам… Ради этого я, если уж на то пошло, и оставила Пелерин. – Кириака сделала паузу, словно бы собираясь с силами. – Знаешь, сколько мне лет? Я тебе говорила?

– Нет, – отвечал я.

– Тогда и не скажу. Однако еще немного, и я вполне могла бы стать тебе матерью. Если бы понесла в течение года-другого после того, как обрела к этому способность. В то время мы странствовали далеко на юге, где течения носят по черным морям огромные иссиня-белые льды. Был там невысокий холмик, и я не раз, взойдя на него, глядела вдаль и мечтала: одеться бы потеплее, запастись пищей, взять с собой ученую птицу, которой у меня никогда в жизни не было, но очень хотелось бы завести, догрести в шлюпке до льдины побольше и уплыть на ней, на собственном ледяном островке, к северу, к песчаному острову, заросшему пальмами, да отыскать там руины замка, выстроенного на заре мира… Вот тогда-то, одна на льдине, я, скорее всего, и родила бы тебя. Отчего бы воображаемому сыну не появиться на свет во время воображаемого плавания? И рос бы ты, ловя рыбу, плавая в море теплее парного молока…

– Над жизнью неверной жены властен только ее супруг, – напомнил я.

Кириака протяжно вздохнула: очевидно, мое замечание развеяло ее грезы.

– Среди окрестных армигеров-землевладельцев он – один из немногих, стоящих на стороне архонта. Остальные надеются, не повинуясь ему насколько посмеют и подстрекая к смуте местных эклектиков, склонить Автарха к его смещению. Я же, выставив супруга на смех, превратила в посмешище и его друзей, и архонта.

Благодаря живущей в памяти Текле перед моим мысленным взором предстала загородная вилла – наполовину особняк, наполовину форт – о множестве комнат, почти не изменившихся за две сотни лет. В ушах зазвучало хихиканье дам, топот охотничьих скакунов, и звуки рогов за окном, и лай гончих, натасканных на кабанов. Именно в этот мир надеялась удалиться Текла, и мне стало жаль Кириаку, насильно запертую в сем тесном мирке, не успев повидать хоть сколь-нибудь более широких сфер.

Подобно покоям Инквизитора из пьесы доктора Талоса, судилищу, таящемуся в лабиринтах самых нижних уровней Обители Абсолюта, в самых пыльных чуланах памяти каждого хранятся счета, по коим все мы стремимся расплатиться с долгами прошлого изрядно утратившей ценность монетой настоящего. Один из таких счетов я и погасил, пощадив жизнь Кириаки в уплату за гибель Теклы.

Знаю: выведенная из летнего домика, она заподозрила, будто я намерен покончить с нею у кромки воды. Нет, вместо этого я указал ей на реку:

– Ацис быстро течет к югу, пока не сольется с водами Гьёлля, а тот, уже куда медленней, течет к Нессу и после – к южному морю. Беглеца, затерявшегося в лабиринтах Несса, не найти никому, если только он сам того не пожелает: улиц, дворов и доходных домов там без счета, не говоря уж о сотнях всевозможных лиц из сотен всевозможных стран. Будь у тебя возможность отправиться туда, одетой, как одета сейчас, без друзей, без денег, воспользуешься ли ты ею?

Кириака кивнула, прижав бледные пальцы к горлу.

– Преграды для лодок под Капулом еще нет: Абдиесу известно, что нападений снизу, против течения, до середины лета опасаться не стоит. Однако течение под его сводами может опрокинуть лодку, а это верная смерть. А если даже доберешься до Несса, тебе придется добывать хлеб нелегким трудом – в прачки наняться или, скажем, в кухарки.

– Я умею укладывать куафюры и шить. Но, Севериан… я слышала, что иногда, в качестве последней, самой ужасной пытки, вы убеждаете пленника, будто его отпускают на волю. Если сейчас ты так и делаешь, будь добр, прекрати. Мне и без того хуже некуда.

– Такое в ходу у калогеров или иных особ духовного звания. Нам ни один клиент не поверит. Однако я хочу убедиться, что ты не наделаешь глупостей, вернувшись домой или вознамерившись просить архонта о помиловании.

– Я, конечно, глупа, – созналась Кириака, – но нет. Подобное не придет в голову даже мне, клянусь.

Держась у кромки воды, мы дошли до лестницы, где караульные встречали гостей архонта, а возле берега покачивались на якорях крохотные, ярко раскрашенные прогулочные лодки. Сообщив одному из солдат, что мы собираемся прокатиться по реке, я спросил, удастся ли нам нанять гребцов, чтобы подняться назад, вверх по течению. Караульный ответил, что мы, если угодно, можем оставить лодку у Капула, а назад воротиться в наемном фиакре. Стоило ему, отвернувшись, возобновить беседу с товарищем, я сделал вид, будто осматриваю лодки, и осторожно распутал носовой фалинь той, что была зачалена дальше всех прочих от освещенного факелами караульного поста.

– Так, значит, теперь ты должен бежать на север, а я все деньги у тебя забрала? – ахнула Доркас.

– Мне много не нужно, а понадобятся – заработаю, – поднявшись, заверил ее я.

– Возьми назад хоть половину.

Я отрицательно покачал головой.

– Тогда хоть два хризоса. Я, если совсем туго придется, могу собой торговать или воровкой стану.

– За кражу карают отсечением руки. Уж лучше я буду рубить руки другим, чтоб не остаться без ужина, чем ты – расплачиваться за ужин собственными руками.