Меч и Цитадель

– Искренне сожалею о гибели твоей дочери, – сказал я Касдо, – и готов, если будет на то воля свыше, защитить твой дом от чудовища.

Мой меч стоял у стены, и, дабы продемонстрировать, что слова у меня не расходятся с делом, я потянулся к нему. Потянулся… и как раз вовремя: в тот же миг за дверью раздался новый голос, мужской:

– Отпирай, милая!

Мы с Агией, точно сговорившись, бросились к Касдо, однако остановить ее не успели. Стоило ей отодвинуть засов, дверь распахнулась настежь.

Зверь, поджидавший снаружи, стоял на четырех лапах, но, невзирая на это, его могучие плечи оказались вровень с моей головой. Морду он опустил книзу, так что шерсть, гребнем торчавшая на загривке, возвышалась над острыми кончиками ушей. В отсветах пламени очага его клыки сверкали белизной, глаза горели красноватым огнем. Мне довелось смотреть в глаза самых разных созданий, что явились к нам из-за края света. Как утверждают некоторые филогносты, они привлечены гибелью местных видов и подобны племенам энхоров, вооруженных ножами из камня и факелами, стекающимся в деревни, опустошенные войнами или эпидемиями, однако их глаза были всего-навсего глазами зверей. Огненный взгляд альзабо таил в себе нечто иное – не человеческий разум, но и не простодушие дикого зверя. Так, подумалось мне, мог бы смотреть дьявол, наконец-то восставший из бездны на какой-нибудь черной звезде… Но тут я вспомнил людей-обезьян: они ведь тоже казались сверхъестественными чудовищами, однако глаза их были глазами людей.

На миг показалось, что дверь еще можно успеть вновь затворить. В ужасе отшатнувшаяся, Касдо вцепилась в дверь, навалилась на нее плечом, однако альзабо, вроде бы двигавшийся неторопливо, даже с ленцой, оказался куда проворнее хозяйки дома. Край двери ударился о его ребра, будто о камень.

– Оставь открытой! – крикнул я Касдо. – Нужно больше света!

С этими словами я обнажил «Терминус Эст». Отразивший огонь очага, клинок меча тоже казался языком жгучего пламени. Конечно, тут куда более кстати пришелся бы арбалет приспешников Агии, стрелы коего воспламеняются от трения о воздух, а при ударе взрываются, словно камни, брошенные в плавильную печь, однако «Терминус Эст» я чувствовал точно продолжение собственных рук, а арбалет мог бы дать альзабо возможность броситься на меня, пока я взвожу его заново, если первая стрела пройдет мимо.

Впрочем, длина клинка отнюдь не гарантировала мне безопасности. Притупленный, лишенный острия кончик не позволял проткнуть зверя насквозь, буде он прыгнет ко мне. В таком случае альзабо придется рубить в прыжке, а я, нисколько не сомневаясь в своей способности отделить его голову от могучей шеи на лету, понимал: промах означает гибель. Вдобавок для удара требовалось достаточно места, а в тесной комнате его хватало едва-едва, да еще нужен был свет, однако огонь в очаге угасал.

Между тем старик, мальчишка по имени Севериан и Касдо куда-то исчезли – возможно, вскарабкались на чердак, пока я не сводил глаз с альзабо, а может, по крайней мере, кто-то из них выскользнул в распахнутую дверь за его спиной. Со мной осталась одна только Агия, вжавшаяся спиной в угол и выставившая перед собой окованный железом посох Касдо, словно моряк, в отчаянии обороняющий шлюпку от надвигающегося галеаса при помощи отпорного крюка. Я понимал, что, заговорив с Агией, привлеку к ней внимание зверя, однако, если альзабо хоть повернет к ней голову, мог без труда перерубить ему спинной хребет.

– Агия, мне нужен свет, – сказал я. – В темноте зверь меня одолеет. Помнится, как-то раз ты взялась отвлекать меня, чтоб твои люди смогли зайти ко мне за спину и убить. Сейчас я возьмусь отвлечь на себя зверя, если ты всего-навсего принесешь свечу.

Агия кивнула, подтверждая, что мысль поняла, и в тот же миг зверь двинулся ко мне. Нет, не прыгнул, как я ожидал, но лениво, однако проворно скользнул вправо, приблизившись ровно настолько, чтоб не попасть под удар. Охваченный недоумением, я вовсе не сразу сообразил, что, держась у стены, он не оставляет мне места для каких-либо атак, а если сумеет, еще немного продвинувшись вбок, занять позицию между мною и очагом, то оставит меня и без света.

Так между нами началась осторожная, напряженная игра, причем альзабо изо всех сил старался воспользоваться к собственной выгоде и креслами, и столом, и стенами, а я – выиграть побольше места для удара мечом.

Наконец я прыгнул вперед и взмахнул мечом. Увернувшись, альзабо, как мне показалось, разминулся с клинком не более чем на ширину пальца, метнулся ко мне и отпрянул назад, едва успев уклониться от второго, обратного маха. Способные впиться в голову человека, как человек впивается зубами в бок яблока, челюсти зверя щелкнули у самого моего носа. Казалось, густая, едкая вонь из его пасти окутала меня с головы до ног.

С небес вновь ударила молния, да так близко, что после того, как гром стих, я услышал оглушительный треск и грохот, возвещающий о падении и гибели огромного дерева. Вспышка молнии, озарившая все вокруг парализующим светом, ослепила меня, сбила с толку. Взмахнув мечом навстречу нахлынувшей тьме, я почувствовал, как клинок, впившись в кость, пружинисто отскочил вбок, и, едва гром отгремел, нанес новый удар, но на сей раз лишь отшвырнул прочь одно из кресел, в щепки разбившееся о стену.

Вскоре в глазах прояснилось. Пока мы с альзабо кружили по комнате, стараясь перехитрить друг друга, Агия тоже не сидела на месте. Должно быть, во время удара молнии она рванулась к лестнице и сейчас в спешке карабкалась на чердак, а Касдо, свесившись вниз, протягивала ей руку. Альзабо возвышался передо мной, с виду вроде бы целый и невредимый, однако вокруг его передних лап скопилась лужица темной крови, обильно каплющей неизвестно откуда. В отсветах пламени его клочковатая шерсть отливала красным, когти на лапах – куда длиннее, толще медвежьих – тоже сделались темно-красны и словно бы полупрозрачны. Взглянув на меня, зверь снова заговорил тем же голосом, каким окликал Касдо из-за дверей – отпирай, дескать, милая, – и голос его казался куда ужасней, чем речь внезапно заговорившего трупа.

– Да, – сказал он, – я ранен. Но боль ничтожна, а стою я и двигаюсь не хуже прежнего. Тебе не по силам вечно не подпускать меня к семье.

Казалось, устами зверя говорит сильный, прямодушный, не привыкший отступать перед трудностями человек.

Вынув из ладанки Коготь, я положил камень на стол, но засветился он лишь тусклой лазурной искоркой.

– Свет! – крикнул я Агии, однако света так и не дождался. Судя по дробному стуку лестницы о доски чердачного пола, женщины втащили ее за собою наверх и на том успокоились.

– Сам видишь, отступать тебе некуда, – все тем же мужским голосом сказал зверь.

– Но и тебе к ним, наверх, хода нет. Допрыгнешь ли ты до люка, с рассеченной-то лапой?

Мужской голос резко сменился тоненьким, плаксивым писком маленькой девочки:

– Не допрыгну, так влезу. По-твоему, мне не хватит ума придвинуть туда, к люку, стол? Мне, умеющей говорить?

– То есть ты все-таки зверь и знаешь об этом?

Голос девочки снова сменился мужским:

– Мы понимаем, что живем в теле зверя, как прежде жили в сожранных зверем оболочках из плоти.

– И ты, Бекан, с легким сердцем позволишь ему сожрать жену с сыном?

– Еще как! Сам его к этому подтолкну. И тогда все мы – я, Севера, Касдо и Севериан – снова будем вместе. Как только огонь угаснет, вначале к нам с Северой присоединишься ты, а следом за тобой и они.

Я от души рассмеялся:

– Ты не забыл, что получил рану, когда я ничего не видел?

Держа «Терминус Эст» наготове, я пересек комнату, поднял с пола доску, служившую спинкой разбитому креслу, и бросил ее в огонь. Над очагом взвилось облако искр.

– Думаю, дерево прекрасно выдержано, да еще чья-то заботливая рука натерла его пчелиным воском. Ярко будет гореть!

– Ничего. Со временем тьма придет. – В голосе зверя – Бекана – слышалось неисчерпаемое терпение. – Тьма придет, и ты присоединишься к нам.

– Нет. Когда кресло догорит и свет начнет гаснуть, я просто подойду ближе и покончу с тобой. А до тех пор подожду, пока ты не истечешь кровью.