Мечь и перо (Часть 1)

Задумчивость атабека не означала, что он поверил словам Тохтамыша об азербайджанцах.

Въехав в Гянджу, атабек Мухаммед велел остановить тахтреван и подать коня.

Эмир склонился в подобострастном поклоне.

– Приказ элахазрета - закон для его слуг. Но я опасаюсь за жизнь нашего повелителя, если он въедет в город верхом...

Атабек пропустил слова эмира мимо ушей,

– Коня!
– повторил он.

Подвели красивого жеребца. Атабек вышел из тахтревана и вскочил в седло. Он впервые был в Гяндже, и ему не терпелось осмотреть город и познакомиться с, его жителями. Но куда бы атабек ни обращал свой взор, он видел только стену из иракских всадников. Лишь возле дворца его встретила небольшая толпа горожан, специально подобранных эмиром. Тут были мюлькедары, духовенство, высокопоставленные чиновники эмира и тому подобные.

Впереди и позади свиты атабека Мухаммеда ехали два отряда персидских всадников по две тысячи человек в каждом. У атабеков стало правилом: отправляясь в поездку к тюркским народам - брать с собой охрану из персов, а направляясь в края, где говорили по-фарсидски-окружать себя телохранителями - тюрками.

Эмир и его визирь заранее все продумали. Чтобы атабек не заподозрил обмана, на ближайших улицах толпились гянджинцы, желавшие подать атабеку прошения. Завидев хекмдара, они подняли вверх руки со своими челобитными. Люди атабека брали эти челобитные и опускали в запертый ящик. Содержание их было примерно одинаково, - в них писалось о справедливости и любви эмира Инанча к жителям Арана, о том, что бунтари уничтожены и в стране восстановлены покой и порядок, выражались просьбы оставить эмира на посту правителя Арана.

В челобитных было много жалоб на азербайджанцев от арабов и персов, владеющих в Азербайджане большими деревнями и поместьями.

Как Фахреддин и его сторонники ни пытались пробиться вперед, ближе к атабеку, этого им не удалось, и они не смогли передать ни одной жалобы.

Атабек, в душе которого росло недоумение, доехав до ворот дворца, спрыгнул с коня и вошел внутрь.

Три дня атабек Мухаммед никого не принимал. С утра до вечера ему читали челобитные жителей Гянджи. Атабек хотел познакомиться с положением в стране. Однако в челобитных говорилось исключительно о справедливости и мудрости эмира.

Вечерами атабек развлекался на богатых пирах, где было все хорошенькие девушки-виночерпии, мютрибы101, танцовщицы, прекрасные рабыни, певицы, музыкантши, шуты, скоморохи.

Атабек не принимал ни гянджинскую знать, ни посланцев соседних государств. Он хотел вначале разобраться в обстановке. Но это было невозможно, так как эмир Инанч оградил его от внешнего мира, заперев в стенах своего дворца.

СЛУЧАЙ

– Никогда не падай духом, - говорил Ильяс Фахреддину.- Случившееся нельзя назвать поражением, ибо борьба не окончена. Еще неизвестно, кто выиграет решающую схватку. Два враждующих стана могут попеременно брать верх, но истинный победитель тот, кто в последнем бою нанесет противнику завершающий удар. Эмир одержал временную победу, но он ничем не закрепил ее до сих пор. Мне кажется, эта победа в конечном счете завершится его разоблачением.

Однако Фахреддин потерял надежду на успех и пребывал в унынии. Он был уверен, что атабек Мухаммед покинет Аран, так и не узнав обстановки в стране, не познакомившись с жизнью народа. Отсюда шло его неверие в свои силы.

– Теперь эмир без труда рассчитается с нами. Атабек уже три дня в Гяндже и еще никого не принял, не вызывал к себе представителей народа. Это не сулит нам ничего доброго.

– Собери жалобы аранцев на эмира и храни. Старайся, чтобы те, кто в страхе сожгли челобитные, вновь написали их. Нет сомнения, все поданные атабеку челобитные написаны если не против нас, то уж, конечно, в пользу эмира. Атабек Мухаммед непременно призовет меня к себе. Даю тебе слово, я лично передам атабеку жалобы аранцев, которые ты соберешь. Эмир ничего не сможет сделать мне. Если бы он мог погубить меня, он бы не стал ждать приезда атабека. Рано или поздно мне предстоит столкнуться с ним лицом к лицу. Сейчас очень удобный момент. Надо сказать ему открыто о всех его подлостях. Верь мне, я разоблачу эмира перед атабеком. Атабек Мухаммед переменит о нем свое мнение. Одного лишь боюсь...

Ильяс, не договорив, умолк. Фахреддин забеспокоился, последние слова друга неожиданно встревожили его.

– Ты можешь сказать мне, чего боишься?

Низами встал и в задумчивости прошелся по комнате.

– Трудность нашей борьбы заключается в том, что человек, с которым мы боремся, способен на любую подлость. Наш век богат подобными людьми. Это бездарные мерзавцы, стремящиеся возвыситься самыми недостойными путями. Эмир, с которым мы ведем борьбу, - человек именно такого рода. Благодаря мерам, принятым его хитрым визирем Тохтамыщем, ему удалось не допустить к атабеку жителей Арана с жалобами. Но это временная победа. Эмиру Инанчу не жить в Азербайджане. Есть лишь одна сила, способная помочь ему удержаться у власти в Гяндже, - его дочь, молодая прекрасная Гатиба. Фахреддии недоумевал:

– Нет, нет, я не верю. Гатиба совсем ребенок, а атабек уже в летах.

– Вспомни историю. Халиф Каимбиэмриллах отдал свою тринадцатилетнюю дочь Сейиду за Тогрул-бека, когда тому было шестьдесят пять лет. Он сделал это неспроста. Точно с такой же целью наш эмир способен выдать двадцатидвухлетнюю красавицу Гатибу за шестидесятилетнего атабека Мухаммеда. Теперь ты понял меня? Этого-то я и боюсь. Мы живем в эпоху, когда подлость и бесстыдство одерживают верх над правдой. Что поделаешь?! Но мы будем продолжать бороться с подлостью и бесстыдством правдой и только правдой. Возможно, сегодня мы потерпим поражение, но наше дело победит в веках. Я дам тебе дружеский совет, никогда не верь тем, кто, толкая тебя вперед, говорит: "Идите, не бойтесь, мы следуем за вами!" Такие друзья при первой же серьезной опасности сбегут, повернув вспять, или же, продавшись врагу, нанесут тебе удар в спину. Это предательство ты должен ждать только от высшего сословия. Простой же народ ты увидишь в первых рядах сражающихся против насильников. Они не боятся умереть за свои права, за своих вождей, ибо жизнь их так неприглядна, что они, можно сказать, несколько раз в день умирают и воскресают. Смерть не страшна им.

Фахреддин пожал руку Ильяса.

– Верно, мудрый поэт! Но бедняки, на которых мы опираемся, подчас неопытны и простодушны, грабителям и насильникам нетрудно обмануть их. Эмир Инанч ежедневно пытается подстроить мне какую-нибудь пакость. Каждый день я жду новую авантюру. Од подсылает ко мне Себу-ханум, эту испорченную особу!..

Низами нахмурился.

– Неужели и ее действия ты считаешь авантюрами?

– Разве это не коварная авантюра - пытаться заманить меня во дворец?!

– Нисколько. Она пригласила тебя во дворец, ты - уклонился. Что в этом необычайного?

– Есть необычайное. Произошло большое событие. В тот вечер я не пошел к ней на свидание, послав вместо себя несколько отчаянных голов. Они раздели Себу-ханум, отобрали у нее все драгоценности, хорошо позабавились и даже отрезали у нее волосы.

– Как у тебя хватило ума проделать все это?! Измываться над женщиной, отрезать ей волосы - на что это похоже?! Подобают ли подобные действия человеку, который считает себя героем?! Не обижайся, Фахреддин, но я вижу, память о нашей детской и юношеской дружбе не помешает нам расстаться. Мы вынуждены это сделать. Я протестую против такого безжалостного отношения к женщине!

Упреки Низами задели Фахреддина, но не смутили.

– Задам тебе один вопрос, - сказал он, твердо глядя в глаза Ильяса. С какой целью эта бессовестная женщина хотела обманным путем завлечь меня во дворец? Может, она вела меня на пир? Думаешь, там не расправились бы со мной? Как я должен был наказать предательницу, которая добивалась Моей гибели? Ее надо было убить, но я ограничился предупреждением, велев отрезать ее волосы.

– Ты не ошибаешься, тебя хотели убить во дворце. Ты поступил благоразумно, что не пошел туда. Тебе следовало спрятать в карман принесенное Себой письмо эмира и хорошенько отчитать ее, сказать: "Я должен был умертвить тебя за твое предательство, но содеянное тобой и без того станет причиной твоего вечного несчастья!" Уверен, проявленное тобой благородство пристыдило бы ее, и она не стала бы больше заниматься предательством.

– Ошибаешься, Ильяс, горбатого могила исправит. Никакие наставления, никакие кары не выведут Себу-ханум на честный путь. Причина ее личной ненависти ко мне понятна. Эмир пользуется этим и дает ей подобные поручения. А Себа вынуждена их исполнять. Я защищал себя и хотел указать врагу его место. Почему же я неправ?

Низами хранил молчание. История с Себой-ханум, издевательства над ней нарушили его душевное равновесие.

Фахреддин, стоя у окна, растерянно смотрел во двор. На душе у него было нехорошо. Выходит, он снова допустил ошибку, в результате чего может потерять верного друга. Сердце Фахреддина сжалось от страха. Он не хотел думать о том, что они расстанутся. Ведь Ильяс не может долго сердиться и носить в душе обиду. Он не раз гневался на Фахреддина, даже, случалось, не разговаривал с ним по несколько, дней, но потом сам же первый приходил и мирился. Впрочем, последний поступок Фахреддина, кажется, по-настоящему рассердил его. Лишить женщину волос!..