Меч некроманта

Он продвигался вперед, медленно, осторожно, пока не очутился в нужной части сознания. А, оказавшись там, оглядевшись и еще раз убедившись, что не ошибся, решил слегка перевести дух, немного отдохнуть.

Прежде чем приступать к главному, надлежало успокоиться, собраться с мыслями, в очередной раз продумать все предстоящие действия.

Осторожность и терпение, еще раз — осторожность и терпение.

Теперь он был в самом центре сознания дракона, там, где до него не рискнул побывать ни один джинн. Это было приятно, понимать, что совершил нечто, другим недоступное, представлять, как удивятся соплеменники, узнав о его подвиге.

Удивятся?

Не стоит торопиться, ох, не стоит. Вот когда все закончится...

Вокруг него ревели и бились, словно прибой о скалистый берег тяжелые, мрачные мысли дракона. Они и в самом деле отличались от мыслей любого другого создания. И был, конечно, был в них словно бы некий подголосок или привкус, а может и запах, но вероятнее всего — некая неуловимая добавка, делающая эти мысли особенными, истинно драконовскими, придающая даже самой простой из них особую мудрость, свойственную только созданию из древнего, прославленного во многих легендах и песнях рода.

Это слегка тревожило.

Сумеет ли он подмешать к ним своим собственные мысли, заставить дракона поступить надлежащим образом? Вдруг тот почувствует посторонний привкус?

Впрочем, об этом надо было думать раньше. Теперь, когда все складывалось так удачно, отступит лишь трус. А вот кем-кем, но трусом джинн не был.

Он взялся за дело.

Медленно — медленно, осторожно — осторожно, по чуть-чуть... Для начала надлежало вжиться в мысли, раствориться в них, не забыв, однако, о том, кем являешься на самом деле. Это было трудно, очень трудно, и если не обладать надлежащим опытом — невозможно. Только он, этот опыт — был. И дело спорилось.

Нащупав основной стержень мыслей, джинн занялся его изучением и быстро обнаружил, что он вращается вокруг нескольких странных понятий, касающихся продергивания некоей фигуры четырехмерного живого существа через ушко отрицательномерной иглы, как процесса понимая окружающего мира, с точки зрения неформальной логики, имеющей в своей основе Шесть Канонических, Известных Даже Младенцу Полуреалистических Предпосылок.

Не сделав ни малейшей попытки вникнуть в суть всей этой тарабарщины, джинн отправился дальше по стержню и вскоре добрался до того места, где он, истончившись, превращался в мысли о самых наипростейших действиях. К слову сказать, львиная их доля, сейчас была посвящена обдумыванию способа, окончательного уничтожения трех человеческих скелетов, раз за разом восстававших из обломков.

Так ли уж трудно было подсунуть в этот клубок одну, чрезвычайно простую, но дельную мысль? Совсем не трудно. Джинн так и поступил. Мысль, попавшая от него дракону, состояла всего из одного слова, но этого было достаточно. Слово это было — «разделяй».

Вот и все. Мысль была подсунута. Более того — она не пропала, она оказалась замечена, а вслед за этим и взята на вооружение. И значит, в ее повторном внедрении не было никакой нужды.

Теперь еще одна, следующая: «Догони крысиного короля и ударь его хвостом по голове. Очень осторожно. Это будет неплохая шутка»

Кажется — прижилась.

Джинн почувствовал радость.

У него и в самом деле у него все получилось как надо, как положено. Он совершил невозможное. Проник в мозг дракона и приживил в него две мысли. Его имя прославится, о нем станут слагать легенды, а потом...

Стоп, стоп, сказал он себе, не стоит торопиться. Терпение и еще раз терпение. И пусть сейчас осталось всего-навсего покинуть сознание дракона, он не должен расслабляться.

Не расслабляться. Конец, как известно, делу венец.

Как и положено в таких случаях, он замер. Прежде чем уходить из сознания дракона, необходимо было выждать, оглядеться, и лишь тогда...

Текло время.

Он выжидал, примеривался, оглядывался и лишь окончательно убедившись, что его мысль не была воспринята как чужеродная, увидев как дракон воплощает ее в жизнь, далеко расшвыривая части скелетов, точно так же, как и раньше, осторожно и незаметно, испытывая от этого небывалое облегчение, выскользнул из сознания дракона.

Прочь, прочь, в знакомую лампу! Подальше от опасности, навстречу привычным бассейну и гуриям. Ждать следующей возможности чуть-чуть изменить события, выстроить из изменений цепь, на конце которой будет долгожданная свобода.

Свобода! Честно говоря, в это мгновение, он о ней не очень-то и думал. Он чувствовал усталость и голод, он представлял, как сейчас насытится, освежится в бассейне, а потом... хо-хо, может быть наступит время гурий? Какую из них он выберет?

Но сначала поесть. Или освежиться? Нет, сначала бассейн, а потом — все остальное.

Джинн встал с дивана и двинулся к бассейну. Он успел сделать лишь полшага. Рядом с ним, прямо в воздухе, словно соткавшись из него, появилась драконья голова.

— А, вот и я! — сообщила она. — Не ждал?

34

— Сколько это еще продлится? — спросил Хромоногий.

— Откуда я знаю? — вопросом на вопрос ответил Широкая Кость. — Пять минут назад, как ты видел, я получил обратно правую руку. Теперь мне не хватает лишь ног, но когда они появятся — кто знает?

Хромоногий оперся на правую руку, посмотрел в ту сторону, где виднелась медленно ползущая к нему левая рука и сообщил:

— Никак не меньше часа. Я имею в виду все тело.

— Ты имеешь в виду свое тело, — уточнил Широкая Кость. — И не думаешь о других. Тому же старине Проломленному Черепу пришлось гораздо хуже. Думаю, он соберется не менее чем часа через два. Посмотри, у него еще нет даже нижней челюсти.

— Не надо быть таким упрямым, — проворчал Хромоногий. — Кто его заставлял так налегать на этого дурного дракона? Вообще, с драконами, как известно, связываются только недоумки.

— Вроде нас?

— Я этого не говорил.

— Нет. Но ты сказал, что с драконом связываются только такие. А мы как раз с ним связались.

— Это как посмотреть. Может связались, а может и нет.

— Что ты имеешь в виду? Объясни поподробнее.

— Объясню. Если ты меня послушаешь, не перебивая. Послушаешь?

— Да. Вали, просвещай.

— Во всем виноват Проломленный Череп, — сообщил Хромоногий. — Эта его самуадская гордость... Как же, ни один, уважающий себя воин, заметив чудовище, способное шутя уничтожить полк солдат, не уступит ему дорогу. Кретин. Самовлюбленный солдафон.

Широкая Кость посмотрел в сторону их командира и тихо сказал: