Меч Роланда

Меня обидела злоба в его замечании.

– Озрик, может быть, и калека, но знает, что делает. Он уже однажды спас мне жизнь.

Хроудланд виновато улыбнулся.

– Извини, Одноглазый. Не хотел обидеть. Если лук убережет тебя от опасности, ради бога, пусть раб возьмет его.

Его слова снова заставили меня задуматься, какую опасность он имеет в виду.

Глава 7

Лето прошло, страшная буря и наводнение забылись, и я привык к повседневной рутине среди новых товарищей. Я обнаружил, что гнедой мерин больше моего понимает в конных маневрах, и едва касался поводьев в разыгрываемых атаках и отступлениях. Это позволяло мне сосредоточиться на обращении с копьем, дротиком и щитом. Но я по-прежнему выглядел неуклюжим в сравнении с остальными, хотя преуспел в поединках на тупом оружии до такой степени, что мог противостоять Отону и Беренгеру, самым слабым бойцам в нашей компании. Однако до таких мастеров, как Герин или Хроудланд, мне было далеко, несмотря на то, что последний показал, как оберегать мою левую сторону, где наглазник оставлял меня уязвимым.

Во время тренировок я постоянно думал о том, что король Оффа может когда-нибудь решить, что будет лучше, если я умру. На учебном поле порой случались смертные случаи, и если уж меня станут считать агентом мерсийского короля, то вряд ли будут бить тупым мечом или имитировать удар копьем. Потом, отдыхая в доме для королевских гостей, я развил в себе привычку следить за товарищами и прикидывать, насколько можно положиться на них, так как прекрасно сознавал, что опоздал вступить в их братство.

С Беренгером, всегда приветливым и открытым, было легко ладить. Меня привлекало его чувство юмора. Часто я первым смеялся его шуткам, и он обнимал меня за плечи, заявляя, что я, наверное, его давно утраченный брат. Понять Герарда Русильонского, человека много старше, было труднее, и все же за его сдержанностью крылись доброе сердце и терпимость, порожденная долгим опытом. Многие вечера я проводил в тихих беседах с ним, больше узнавая о франкском мире, а он ценил мою почтительность. Но больше всего подружился я с Хроудландом, несмотря на разницу в нашем происхождении. Граф был великодушен и импульсивен. Однажды за свой счет он прислал собственного портного снять с меня мерку и сшить мне новый модный гардероб. Или был случай, когда он настоял, чтобы я сопроводил его на встречу с высокими сановниками, сказав, что это лучший способ увидеть, как устроен королевский двор. В те вечера, когда паладины оставались дома, обсуждая что-то и споря меж собой, он часто спрашивал мое мнение, словно я был его советник или наперсник. В конце концов я улучил момент, когда никто не слышал, и спросил его, почему он так внимателен ко мне, и он ответил:

– Когда-нибудь дядя даст мне провинцию, чтобы я правил там от его имени. Когда такой день настанет, мне понадобится взять с собой толкового человека.

– Но у тебя много других товарищей, способных дать хороший совет. Например, Беренгер. Ты знаешь его намного дольше, чем меня.

Он бросил на меня один из своих аристократических взглядов, отчасти насмешливый, отчасти снисходительный.

– Помню вечер, когда ты впервые появился среди паладинов, и они задавали загадки. Тогда я заметил, что ты быстро соображаешь и в то же время сохраняешь спокойствие. Такое сочетание мне кажется весьма ценным.

– Надеюсь, не разочарую тебя, – ответил я.

Мне польстило, что граф выбрал меня своим особым другом после короткого знакомства, и я уже знал, в чем могу оказаться ему полезным.

Хроудланд был своеволен и несдержан. Время от времени он обижал таких, как Энгелер. Их бесило его высокое родство, и они завидовали его красоте и одаренности. В будущем я мог бы взять на себя улаживание ссор, которые вечно затевал граф.

* * *

Через несколько дней после того, как Хроудланд взял меня с собой в королевскую оружейную подобрать оружие и доспехи, Озрик назначил мне встречу в леске близ королевского заказника. Это было тихое место, вдали от любопытных глаз, и с собой он принес длинный тонкий предмет, завернутый в мешковину. Я догадался, что это странно изогнутый лук, найденный им в оружейной.

– Мне удалось привести его в работоспособное состояние, – сказал Озрик, разворачивая мешковину.

Лук был чуть больше четырех футов длиной, и мне показалось, его конструкция была выполнена задом наперед. Место для руки в середине располагалось там, где положено, но дуга изгибалась не в ту сторону, от лучника.

Увидев мое замешательство, Озрик вытащил из-за пазухи веревку.

– Графу Хроудланду не понравилось бы, если бы он узнал, что на эту тетиву пошли нитки из одной из его лучших рубашек. Я сделал ее из шелка.

Раб накинул тетиву на лук и с силой надавил на него ногой. Лук согнулся, и Озрик укрепил тетиву.

– Долгое вымачивание в теплом масле оживило его, – пробормотал он, ласково проводя пальцем по лоснящейся поверхности оружия, и протянул мне. – Попробуй.

Я крепко сжал лук левой рукой и натянул тетиву. Мне удалось согнуть его лишь чуть-чуть. Озрик подал принесенную с собой стрелу с железным наконечником.

– Посмотрим, как далеко он бьет.

Я гордился своим мастерством в стрельбе из лука. Дома на охоте я часто пользовался обычным длинным луком и был метче всех среди домочадцев. Теперь я вложил стрелу на тетиву, натянул ее, насколько мог, прицелился в ствол дерева и выстрелил.

Стрела поразила цель, пробив кору и войдя глубоко в древесину.

– Почему ты не сделал мне такой лук в детстве? – удивленно спросил я Озрика.

Я не ожидал, что стрела полетит так точно и с такой силой.

– Потому что не умею делать луки, – ответил он. – Присмотрись. Он состоит из пяти разных частей: живота, двух рук и двух оконечностей, которые называются сиях.

Я посмотрел на оружие у себя в руке и разглядел сложную конструкцию, и как части из разного материала плотно склеены вместе.

– Деревянные части похожи на те, что и в наших луках, – заметил я. – Сердцевина для передней части, заболонь для задней.

Раб едва заметно улыбнулся с легким самодовольством.

– Этот сделан из дерева, рога и сухожилий. Каждый элемент собран в нужное время года, отобран и подготовлен, тщательно подогнан. На изготовление ушло не меньше двух лет.

– Почему же он пылился в королевской оружейной палате?

– Военная добыча? – предположил Озрик, пожимая плечами. – Или забытый подарок королю Карлу, которым никто не знал, как пользоваться?

Меня это заинтриговало.

– На какое расстояние он может бить, не теряя точности?

– Умелый лучник должен с семидесяти шагов поражать цель диаметром в три пяди, – он намеренно сделал паузу, – на полном скаку.

Я подумал, что ослышался. По словам Хроудланда, луком пользовались только пешие.

– Хочешь сказать, скача верхом?

Озрик заметил недоверие.

– Я научу тебя стрельбе. Или пешим, или верхом.

Я моментально понял свои перспективы. Это был шанс превзойти паладинов в военных играх. Удивить и потрясти моих товарищей.

– А против противника в доспехе? – спросил я.

– С правильным наконечником дальность поражения тоже семьдесят шагов.

Это решало проблему. Брошенный дротик может поразить противника с двадцати шагов, а я продемонстрирую, как мои стрелы могут сбить всадника с троекратного расстояния.

– Тогда научи меня, – сказал я невольнику.

– Придется набраться терпения. – Он грустно улыбнулся. – И наглазник тебе поможет. Целятся только правым глазом.

Так я пошел к Озрику в ученики. Пока мои более энергичные товарищи боролись, поднимали тяжести, соревновались в беге в полном вооружении или в плавании, я тайком тренировался в стрельбе из лука. Раб показал правильное положение тела во время натягивания лука, научил, как управлять дыханием, как учитывать ветер, когда отпускать тетиву. Показал упражнения для укрепления мышц спины и рук и настаивал на том, что нужно много часов тренироваться в стрельбе в цель. Мне нравилось все это, и он совсем не лгал, когда говорил, что я прирожденный лучник. К тому времени, когда стала опадать листва, я уже был близок к ожидаемому уровню – с семидесяти шагов посылал стрелу за стрелой в цель шириной с человеческий торс. Но по-прежнему стрелял пешим. Невольник сказал, что стрельбой из седла мы займемся позже.