Меч в золотых ножнах

…чтобы тем убить самое семя войны…

Марс! Таинственная кровавая звезда войны. Вернее, планета, - шептал Федя.
– Скорее, скорее вступить на его почву, красную, как в Сибири, в районах вечной мерзлоты, сухую, как в Каракумах. И тогда рассеется зловещее обаяние Марса. Люди увидят просто другой мир, во многом сходный с нашим. И бога войны не станет! Полеты в космосе - и война на Земле! Нет, это не вмещается в сознание! Этого не будет!

Белобровый, беловолосый, краснолицый пророк в выцветшем военном френче смутился и посмотрел на часы.

–  У вас еще есть время до поезда? Хотите увидеть улицу Росси? У меня как раз там свидание.

«Вы уже на небе»

Улица Росси оказалась очень маленькой, вся в высоко поднятых полуколоннах, белых на желтом фоне. Она выходила на полукруглую площадь с памятником Ломоносову. Возле памятника стояла девушка, держа в руках нечто вроде пышного букета, завернутого в бумагу, Федя подошел к ней. Девушка покосилась в мою сторону.

–  Свой!
– бросил Федя.

Девушка приоткрыла «букет». Передо мной блеснуло острие жестяной ракеты.

–  Последняя ступень пороховой ракеты. Потом она спустится на парашютике, - пояснил Федя.
– Идите, Ира. Я скоро. Сегодня мы монтируем модель, а завтра, в воскресенье, испытываем ее за городом.

Ах, вот как! Они работают, они испытывают! Даже Витя не пришел проститься - значит, действительно занят. А со мной только разговаривают о высоких материях.

–  Я мог и задержаться, если бы знал об испытании, - сухо заметил я. Федя поморщился:

–  Ну вот, уже обида. Вы же еще не член кружка. Тайн у нас нет, но есть секреты. Знаете: капиталистическое окружение…

–  Я не капиталистическое окружение. Зачем я вам нужен? Зачем секретные испытания жестяной игрушки?

–  Чудак человек! Ну как вы не понимаете? Испытание не секретное. Но по нашим правилам на нем могут присутствовать только члены кружка. Эх, елки-палки, дать бы в газете объявление, что есть такой кружок, приглашаются все желающие! Вот бы все завертелось!

–  Ну хорошо! А зачем Лиля? Зачем все эти звонки, портреты с собаками? Опять секреты?

–  Это не секреты, - твердо ответил Федя.
– Это уже тайна… - И опять перевел разговор на другую тему: - Как вы думаете, будет ли война?

–  Честно говоря, боюсь, что будет.

–  Эх, вы! А еще сторонник мира! Как вы будете бороться с войной, если считаете, что она неизбежна? У меня на этот счет есть рабочая гипотеза, в данном случае основанная скорее не на фактах, а на какой-то уверенности. Новая мировая война вряд ли начнется, пока человечество основательно не забудет старую, пока не подрастет молодежь, совсем не знавшая войны. Должен быть какой-то промежуток, как между двумя последними войнами. Лет двадцать, ну, хотя бы пятнадцать… А представляете, что можно сделать за пятнадцать лет? В наше-то время! Я не знаю, как все пойдет, но может получиться так, что день окончания последней войны в Европе не впереди, а позади - девятое мая сорок пятого года. Помните, какой был день?

…Вы историк. Чем кончилось татарское иго? Битвой? Нет! Стоянием на Угре! Стояли, стояли, ждали боя. А потом речка покрылась ледком, наши отступили, а татары ушли совсем. Вот и все. И салюта не за что давать! Решающая победа была одержана за сто лет до того на Куликовом поле… А что будет, когда начнется перелом от войны к миру?

–  Люди обрадуются.

–  Люди сначала ничего не заметят. Сознание отстанет от бытия. Вам снятся сны про войну?

–  Да, очень часто.

–  Они перестанут сниться.

Федя посмотрел на часы и сразу потерял ко мне всякий интерес.

–  Мы заговорились, а дела не ждут. Ну, до зимы! Вас не пугает членский взнос - десять рублей в месяц?

–  Что вы! У меня стипендия!

Федя сунул мне руку и легкими, птичьими шагами пошел к мосту. Я смотрел ему вслед, но Федя не оглянулся.

И я остался один, совсем один у памятника Ломоносову. Сомнения охватили меня. Пятнадцать лет! Ну, если бы лететь через три года, тогда бы я все бросил и занимался бы только подготовкой к полету. А высшая математика? Ведь я и в школе-то, когда проходили алгебру, не сразу понял, зачем нужно складывать «а» и «b». А мои очки? У меня же такая близорукость, что врачи запрещают поднимать тяжести, чтобы в глазу не лопнули сосудики. И вообще космонавты даже не спросили меня, согласен ли я лететь. Честное слово, не было такого вопроса! А вдруг на Марсе не нужен археолог? А вдруг полет задержится и сорокалетних не возьмут? А хочу ли я вообще лететь туда, за эту синюю непрочную оболочку земного неба, в черноту, в пустоту, к звездам?

Я обошел вокруг памятника. Спереди был небольшой барельеф: босоногий мальчик, сидя на сети с подвешенными поплавками, читает книгу. С другой стороны надпись:

Невод рыбак расстилал по брегу студеного моря. Мальчик отцу помогал. Отрок, оставь рыбака! Мрежи иные тебя ожидают, иные заботы: Будешь умы уловлять, будешь помощник царям.

–  Иные заботы? Иные заботы?
– шептал я, пораженный внезапно открывшимся мне смыслом двух этих слов.

Я едва успел забежать к Лиле, сунул в портфель мыло, зубную щетку, «Первобытное общество», полотенце. Лиля не пошла меня провожать, у нее были какие-то свои дела.

Я простился, поблагодарил и покраснел, будто в чем-то виноват.

–  Скажите что-нибудь на прощанье!

–  Ничего не надо говорить, ничего. Вы восторженный мальчик. Вы уже на небе. Идите скорее. Вы опаздываете.

С космическим приветом!

Если вы одни, если вас никто не провожает, если вам очень жаль расставаться с городом, откуда вы уезжаете, и, наконец, если вы без вещей, то лучше всего явиться на вокзал перед самым отходом поезда. Уже проводники становятся на подножки, из вагонов вываливаются последние провожающие, а на перроне еще длятся прощальные поцелуи. И кто-то прижимается носом к стеклу, и кто-то уже машет рукой, и кто-то еще покупает мороженое. А вот идет межпланетчик Слава. Тоже, наверное, кого-то проводил. Я машу ему с подножки: «До свидания, Слава!» В конце концов он неплохой парень, хоть и сторонится меня. Но я, конечно, выше этого и от всей души приветствую его. Слава кидается ко мне.

–  Вот здорово! Я все-таки тебя нашел!
– И тянет мне какую-то записку. И крепко пожимает мою руку.

Поезд трогается. И Слава идет по перрону и машет, машет… Нет, он прямо-таки чудесный парень! Может, он просто стеснялся меня, как я его?

Очень быстро проходит Ленинград. Ничего, я еще увижу этот город. Каков он зимой? Теперь Лиля, конечно, не станет мне его показывать, и она будет по-своему права. И словно я что-то потерял в Ленинграде…

…Вот я опять на багажной полке. Я испытываю смущение, неловкость, стыд неизвестно за что. Раньше я в такие минуты курил, сейчас просто проглатываю слюну. А впереди первые в жизни археологические раскопки.

Я разворачиваю записку. Витин почерк: «Имей в виду, я к тебе привык. Пиши. Приезжай!!! С космическим приветом!»

–  Да, иные заботы… А что такое мрежи?

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Они все нашлись, мои герои, после того как повесть была впервые опубликована. (Это произошло еще до полета Гагарина.) Один - просто физик, другой - химический физик, третий - астрофизик. А Лилю я и не терял из виду. Эта «филологичка» теперь причастна к математической лингвистике, то есть к кибернетике.