Меч Заратустры

Но с религиями всегда так. Чем больше в вере противоречий, тем шире ее популярность, и наоборот – чем яснее и однозначнее догма, тем меньше найдется людей, готовых безоговорочно в нее поверить.

По обилию тумана и количеству разночтений альбигойская ересь в интерпретации валькирий могла поспорить с любой из мировых религий, а значит, ей светило блестящее будущее.

Бесчисленные колдуны, расплодившиеся, как грибы под теплым дождем, на почве бедствий, уже считали эту веру своей. Ересь и колдовство неразделимы, и Жанна Аржанова не зря твердила, что ее тезка из семьи д'Арк была самой настоящей ведьмой.

А юные валькирии, приходя в отряд, слышали от Жанны такие слова:

– Девственность – колдовская сила. Она уберегла Жанну д'Арк от смерти в бою, она спасла ее от костра, она воскресила ее, когда все считали Орлеанскую деву мертвой. Она убережет и нас лучше всех оберегов от бедствий и печалей, от боли и страха, от бесславной гибели и бесчестия.

Но юноше с лесного хутора Жанна рассказала о другом. Он хотел узнать про еретический рай, а она поведала ему про альбигойский ад.

– Тебе говорили про вечные муки – но нет ничего вечного под небом. Каждый грех учтен, и кара отмерена. Кто не искупил прегрешения на этом свете – получит наказание на том. За каждый грех в отдельности – болью и кровью, тоской и страхом. Все долги до последнего взыщет с тебя хозяин темных сфер и лишь тогда отпустит к вершинам света.

– Навсегда? – с надеждой спросил юноша.

– Как знать, – ответила Жанна. – Говорят, те, кому наскучил рай, вновь рождаются среди людей, чтобы пройти весь путь заново.

– Разве рай может наскучить? – удивился любознательный мальчик.

– Вечность – это очень долго… – загадочно улыбнулась валькирия и птицей взлетела в седло.

20

Нагая блондинка, которую президент Экумены Гарин притащил с алтаря черной мессы в здание университета, назвалась Алисой, но это ничего не значило. По слухам, все девушки, которых сатанисты приносили в жертву Люциферу, именовались так, и даже был специальный обряд «посвящения в Алисы», в ходе которого они меняли имя.

На этот счет Гарина просветил бывший студент славного заведения на Воробьевых горах Владимир Востоков, больше известный в широких кругах под именем Царя Востока Соломона Ксанадеви.

– У алисоманов с именами вообще сложно, – заметил он. – Первый раз они берут себе новое имя при вступлении в общину под лозунгом «Время менять имена». А потом меняют его еще не один раз в зависимости от положения в иерархии. Их лидер, кстати, зовется Константином, и никто кроме него не вправе носить это имя.

– Они сатанисты? – спросил Гарин, который слышал на этот счет разные мнения.

– Они считают, что Люцифер – это творец мира и бог свободы. У сатанистов другая точка зрения.

Кое-что об учении сатанистов Гарин уже слышал – они водились и в Белом Таборе. Но все-таки интересно было поговорить об этом с человеком, который плавал в бушующем море религий буквально как рыба в воде.

– Мой черный кардинал говорит, что рай – это страшно тоскливое место, где можно сойти с ума от нудного пения ангелов и заболеть бессонницей от того, что свет никогда не сменяется тьмой, – поведал Царь Востока. – Так стоит ли всю жизнь мучиться, отказывая себе в элементарных удовольствиях, биться головой о каменный пол церквей и выдавать свои секреты попам на исповеди, чтобы после смерти угодить в такой отстой? Не лучше ли грешить напропалую и верно служить Князю Тьмы и Повелителю Теней?

– А как же адские муки?

– Адские муки – это для тех, кто служит Богу, но не воздерживается от греха. Они верующие – им нужно. А своих слуг сатана не обижает, и они проводят вечную жизнь в пирах, балах и оргиях. И вот ведь что интересно. Бесплотные души в раю любовью не занимаются – это общеизвестно. У них и плоти для этого нет, да и место неподходящее для таких нечистых занятий. Зато в аду души грешников оттягиваются вовсю. Я все хочу спросить у кардинала, как у них там с плотью, да каждый раз забываю.

– А где сейчас твой кардинал? Здесь?

– Может, и здесь. Я не сторож брату моему. Тут сейчас все сатанисты и им сочувствующие, кроме тех, которые еще не дошли. Кто-то сказал им, что университет – это храм сатаны, и здесь должна состояться Великая Черная Месса Академиков. А академики, да будет тебе известно, – это носители высшего масонского чина посвящения. По крайней мере, так мне сообщили по пути сюда.

– Интересно, и кто им мог такое сказать? – произнес Гарин хмуро. – Не твой ли черный кардинал?

– Не думаю, – покачал головой Царь Востока. – Он охотнее привел бы всю эту толпу в свой собственный храм. Но это мог быть Заратустра. А ему я тем более не сторож, и не несу никакой ответственности за то, что нашептали ему на ухо Ормузд и Ариман.

Кто такие Ормузд и Ариман, Гарин представлял себе смутно, но все же в памяти всплыло, что первый – это бог добра, а второй – бог зла, и оба они как-то связаны с Заратустрой – тем, настоящим, который жил в Персии задолго до нашей эры.

– А ты уверен, что он вообще существует? – спросил Гарин, имея в виду уже другого Заратустру, неуловимого, как мститель, и таинственного, как бесплотный дух.

– А я и не говорил, что он существует. Мало ли в подлунном мире персонажей, которых не существует, а они тем не менее разговаривают с людьми и вдохновляют их на подвиги. Я даже слышал версию, что мы вообще не существуем, а только чудимся друг другу – и не вижу, чем она хуже прочих.

– Я серьезно.

– Я тоже. Ведь Заратустру породил я. Это я бросил клич: «Восток наш свет! Солнце наш Бог! Заратустра наш учитель!» Но к тому, что он явился во плоти, я отношения не имею. Мои подданные думают иначе, и я не хочу их разубеждать, но на самом деле я знаю только одно. Заратустра един в двух лицах и служит добру и злу одновременно, но и добро, и зло понимает по своему.

Они говорили на ходу и прервал их звон мечей в длинном коридоре. Два самурая в белых кимоно учили юношей студенческого вида пользоваться холодным оружием. Царь Востока бросил на них быстрый взгляд и продолжил речь о Заратустре.

– На его мече стояло зиловское клеймо – буквы «ЗиЛ» в овальной окантовке. Но он приказал букву «и» сбить, и вместе с окантовкой получилось «ЗЛО». А на другой стороне клинка отчеканено слово «ДОБРО» по-русски еврейскими буквами, и тоже переделано из клейма, потому что меч делал мастер Даниил Аронович Берман.

– И что – «добро» написано с ошибкой? – спросил Гарин, сразу подметив, что инициалы мастера составляют аббревиатуру «ДАБ», а не «ДОБ».

– Не обязательно, – ответил Востоков. – «А» и «О» в идише отличаются одним штрихом, а в иврите гласные вообще не пишутся. А впрочем, это тоже легенда. Даже сам мастер говорит, что сделал много мечей и понятия не имеет, кто теперь рубит ими головы ближним.

– Кстати о головах, – сказал Гарин. – Как ты думаешь, что будет, если эти психи прорвутся в здание?