Меч Заратустры

Тут не смогла бы помочь даже сама Яга, и отец Евгений наконец не выдержал.

– Прочь! – вскричал он в исступлении. – Прочь, нечестивцы, со двора моего и с земли моей! Проклятие Господне на вас, и не будет вам отпущения грехов во веки вечные. Прочь!

Но не в силах разнять дерущихся, заперся в церкви вместе с дочкой, которая силой утащила за собой и молодого мужа.

Дружина Мечислава встала стеной вокруг деревянного храма, а варягам ударила в голову мысль его поджечь. Почему-то они решили, что бароны и валькирии тоже засели там.

– Подпалить этот сарай к едреням! – постановили подручные Тунгуса, и в этот самый момент молодая жена Ильи Муромца решила уйти в монастырь.

– Не будет нам с тобой счастья, – сказала она.

– Не пущу! – сказал в ответ Илья Муромец.

Но черта с два бы он ее не пустил даже при всей своей богатырской силе, если бы не ее сангвинический темперамент.

А так не успели дружинники Мечислава помириться с варягами, а Вера уже снова льнула к мужу и улыбалась сквозь слезы.

То, что они-таки помирились, было вовсе даже не странно. Ведь дружинники – это были те же варяги, только они уже поняли, что по новому времени жить лучше за городом, а не внутри него. А их противники этого еще не поняли.

Ну а чтобы спокойно жить за городом, местные церкви лучше беречь. И это дружинники без труда объяснили варягам. Дошло до всех, кроме отдельных отморозков, которые еще не успели проникнуться местной спецификой. Но их обезвредили общими усилиями. И все вместе пошли дальше пить.

На поле битвы остались четыре трупа – но это все были отморозки, которых никому не жалко. Раненых и ушибленных было гораздо больше, и баба Яга трудилась, как институт Склифосовского, но с гораздо большим успехом. Во всяком случае, у нее больше никто не умер.

Пьянка продолжалась, но свадьба угасла сама собой, потому что от участия в ней уклонились жених и невеста. И не только они.

Жанна в сопровождении валькирий и баронов уединилась с послами, но их миссия завершилась полным провалом.

– Я – Орлеанская королева, и мое государство лежит в противоположной стороне, – объявила Девственница. – Передайте мои соболезнования родным и близким пропавшего без вести.

А на следующий день, когда бароны все-таки затащили ее на охоту, барон Жермон, улучив минуту, шепнул королеве так, чтобы никто другой не слышал:

– Я однажды пил с Гариным. Давно, еще когда ему старую бороду в Шамбале выдрали, а новая не отросла. А недавно мимо нас прошли за гряду какие-то люди. Поели, попили, взяли еды про запас и расплатились золотом. И я могу поклясться, что главный у них был Гарин.

37

– В городе двенадцать часов, и с вами снова «Радио столицы» с последними новостями. Москва жива, пока мы говорим с вами, и к настоящему моменту удалось ликвидировать все очаги пожаров в городской черте. Президент Экумены Гарин по-прежнему находится в безопасном месте, но его прибытие в Кремль ожидается в ближайшее время…

Неизвестно, кто слушал это радио в городе и за его пределами, но в Кремле его точно слушали. Вот только президента Экумены Гарина здесь уже никто не ждал.

Но и объявить его погибшим тоже пока не решались. Мало ли что – может, он этого и ждет. А как только дождется, тут же и выскочит, как чертик из табакерки, и тем поставит Аквариум в глупейшее положение.

Премудрые планы Аквариума натолкнулись на непредсказуемую стихию и не выдержали этого столкновения. И в результате правительство народного единства само себя загнало в мышеловку. Разрекламировали по радио и в листовках законно избранного президента, подняли на флаг духовных лидеров – митрополита Николая и понтифика Петра – и не успели оглянуться, как оказались у разбитого корыта.

Гарин пропал без следа, митрополит проклял понтифика, а лидер алисоманов по прозвищу Константин без спросу распространил воззвание в поддержку правительства народного единства, добром помянув в тексте Люцифера, – и это была та самая поддержка, которая никому в Кремле не доставила радости.

Алисоманов все связывали с сатанистами, а сатанистов – с поджогами, пожарами и погромами, так что не было лучше способа дискредитировать новое правительство, чем объявить, что его поддерживают сатанисты.

А тут еще пришло опровержение из Белого Табора. Таборный Триумвират сообщал, что ему ничего не известно об участии президента Гарина в правительстве народного единства.

Документ был подписан всеми тремя членами Триумвирата. Правда, подлинника никто не видел и проникновения этой новости на радио удалось избежать, но дацзыбао и уличный телеграф работали безотказно.

Бумагу и расходные материалы для принтера и ксерокса еще можно было купить на черном рынке – правда, по ценам фантастическим, но богатый Табор мог себе это позволить. Была у него и электроэнергия – несколько ветряков, парогенератор и автомобильные моторы на спирту. Так что информационные сообщения Триумвирата были отпечатаны на компьютере.

Видом они напоминали объявления, которые в изобилии красовались на стенах, столбах и заборах в прежние времена. Такие же маленькие – восемь штук на лист формата А4. А вывешивались они на информационных стендах, к которым каждое утро стекались за новостями жители окрестных кварталов.

Стенды эти тяготели к станциям метро, и борцы за народное единство придумали ставить около каждой станции часовых – главным образом чтобы помешать злоумышленникам использовать тоннели метро, но еще и для того, чтобы не давать частным расклейщикам развешивать по стендам свои дацзыбао.

Но это привело только к тому, что в городе в одночасье появились новые стенды – уже не у метро, а у других популярных в народе объектов вроде источников воды, церквей и рынков. И было ясно, как белый день, что это может продолжаться до бесконечности и на все точки часовых все равно не хватит.

Свободное слово не задушишь!

И вот ведь что интересно – народ толпами собирался около стендов с вольными дацзыбао, а на правительственные и внимания не обращал. Зря в Кремле тратили бумагу на объявление в розыск «неизвестного по прозвищу Константин», которого решили сделать главным козлом отпущения за беспорядки и поджоги, хотя он-то как раз был виноват меньше всех. Всю дорогу он только и делал, что пытался уберечь город от разгрома, но эта активность его и подвела.

Инициатива наказуема. Константин был объявлен вне закона, а настоящий главный поджигатель – блаженный Василий – прибился к Белому воинству Армагеддона, которое числилось у правительства в союзниках.

– Уходить тебе надо, – сказали Константину добрые друзья, но не когда его объявило в розыск правительство, а когда о начале охоты на сатанистов заявило в своем дацзыбао Белое воинство.

Это дацзыбао, отпечатанное на машинке на обрывке титульного листа какой-то книги с уцелевшей фразой «Издание четвертое, переработанное и дополненное», мирно висело на рекламной тумбе рядом с объявлением от руки, где говорилось, что беспорядки в Москве начались на 396-й день после Катастрофы, а это число равно 66 умножить на 6 и обозначает клеймо Антихриста.