Мечи и черная магия

И снова друзья побежали сквозь черный лес труб в сторону Грошовой, в то место, где верхние этажи почти смыкались над улицей и перепрыгнуть разделяющий их промежуток было проще простого. И тут волна ночного смога, да такого густого, что друзья принялись кашлять и отплевываться, накатила на них; Мышелову пришлось сбавить темп и двигаться чуть ли не ощупью, а Фафхрд шел сзади, положив ему руку на плечо. У самой Грошовой улицы туман внезапно кончился, и друзья вновь увидели звезды, а черная волна покатилась дальше на север.

– Что за дьявольщина? – спросил Фафхрд, но Мышелов лишь пожал плечами.

А козодой увидел бы сверху, как толстое кольцо черного ночного смога расползается из точки где-то неподалеку от «Серебряного Угря», становясь все шире и шире.

Немного восточнее Грошовой друзья наконец спустились на землю – это было на Чумном Подворье, за узким домиком портного по имени Джох – Ловкие Пальцы.

И тут они наконец посмотрели друг на друга, увидели свои спеленутые мечи, чумазые лица, выпачканную сажей одежду и принялись неудержимо хохотать; не переставая ржать, Фафхрд стал массировать себе левую ногу от голени до бедра. Друзья продолжали давиться от смеха и подтрунивать друг над другом и когда освобождали от ленты мечи – Мышелов делал это с видом, словно держал в руках сверток с сюрпризом, – и когда пристегивали их на место. Напряжение последних часов до последней капельки выжгло из них хмель от крепкого вина и еще более крепкие вонючие духи, но пить им больше не хотелось: друзья чувствовали настоятельную потребность оказаться дома, поесть в три горла, запивая пищу горьким обжигающим «вздрогом», и рассказать возлюбленным о своем невероятном приключении.

Они быстро шли рядом, время от времени переглядываясь, ухмыляясь и посматривая, нет ли погони или засады, хотя были почти уверены, что ничего такого быть не должно.

Теперь, когда ночной смог исчез и все вокруг было залито светом звезд, узкие улочки казались им не такими зловонными и мрачными, как по пути к Дому Вора. Даже Навозный бульвар дышал какой-то свежестью.

И только на несколько секунд разговор их принял серьезное направление.

Фафхрд сказал:

– Сегодня ты был пьяным гением, но все же и идиотом тоже, а я – просто пьяным пентюхом. Это же надо – подвязать мне поит! Обмотать тряпками мечи, так что мы могли пользоваться ими лишь как дубинками!

Мышелов пожал плечами:

– Но в противном случае мы порешили бы сегодня не одного человека.

Не без некоторой горячности Фафхрд возразил:

– Когда лишаешь человека жизни в бою – это не убийство.

Мышелов снова пожал плечами:

– Убийство есть убийство, как его ни назови. Точно так же, как еда есть еда, а пьянство есть пьянство. О всемогущие боги, как я устал, как я хочу жрать и пить! Ничего мне не нужно – только мягкие подушки, еда и дымящийся «вздрог»!

Друзья беззаботно взбежали по скрипучей лестнице со сломанными ступеньками, и Мышелов резко толкнул дверь, чтобы та распахнулась быстро и неожиданно.

Но дверь не шелохнулась.

– Заперто, – лаконично сообщил Мышелов. В щели под дверью и за ставнями было заметно лишь какое-то оранжево-красное мерцание. С нежной улыбкой Мышелов ласково проговорил, хотя в его голосе сквозила тревога: – Наши девицы безмятежно спят! – Он трижды постучал в дверь и, приложив ладони рупором к щелке, тихонько позвал: – Эй, Ивриана! Я уже дома. Влана! Ты должна гордиться своим мужчиной – он поразил бесчисленное множество воров Цеха, стоя на одной ноге!

За дверью не раздалось ни звука – если не считать шороха, столь слабого, что друзья не были уверены, что он им не померещился.

Фафхрд наморщил нос:

– Откуда-то тянет дымом.

Мышелов снова ударил кулаком в дверь. Безрезультатно.

Фафхрд отодвинул приятеля в сторону, намереваясь вышибить дверь своим могучим плечом.

Но Мышелов покачал головой и несколькими ловкими движениями вытащил кирпич, который, казалось, весьма прочно сидел в стене рядом с дверью. Затем он просунул в отверстие руку, послышался скрежет одной задвижки, потом второй, потом третьей. Мышелов вытащил руку назад, и дверь распахнулась от легкого толчка.

Но они с Фафхрдом не бросились внутрь, как только что намеревались: вместе с дымом, чуть тошнотворным ароматом чего-то женского, но только не духов, и прокисшим звериным запахом из комнаты потянуло чем-то неизвестным и крайне опасным.

Комната была освещена лишь оранжевым мерцанием, исходящим из приоткрытой дверцы печки, однако дверца была неестественно перекошена: печку явно кто-то опрокинул к задней стенке камина.

Одна маленькая деталь несла в себе весь ужас перевернутой вверх дном вселенной.

В оранжевом мерцании виднелись странно вздыбившиеся ковры с черными кругами с ладонь величиной, разбросанные под полками свечи, кувшинчики и шкатулки и прежде всего – две непонятные черные бесформенные груды, одна у камина, вторая частью на кушетке, частью на полу.

Из каждой груды на Мышелова и Фафхрда смотрело множество пар крошечных, широко посаженных красных глазок.

На ковре по другую сторону камина серебряной паутинкой блестела клетка, но попугайчики в ней больше не чирикали.

Внезапно послышался тихий металлический скрежет: Фафхрд проверял, свободно ли выходит из ножен Серый Прутик.

И словно этот тихий звук был условным сигналом к атаке, друзья одновременно выхватили мечи и, осторожно пробуя перед собою пол, вошли в комнату.

При звуке вынимаемых мечей горевшие красным огнем глазки замигали, забегали, а когда друзья начали приближаться, рассыпались на пары, каждая из которых находилась в передней части небольшого, длинного безволосого туловища с длинным хвостом, – и скрылись в черных дырах, зиявших в коврах.

Дыры эти были без сомнения крысиными норами, прогрызенными совсем недавно, а красноглазые существа – черными крысами.

Рыча и сыпля проклятиями, Фафхрд с Мышеловом бросились вперед и принялись рубить и колоть направо и налево.

Но атака оказалась почти бесплодной. Крысы разбегались со сверхъестественной быстротой, и большинству из них удалось юркнуть в норы у стен перед камином.

К тому же после первого яростного удара Фафхрда пол проломился под его мечом, а на третьем шагу он и сам с оглушительным треском провалился чуть ли не по пояс. Мышелов хладнокровно пролетел мимо него.

Не обращая внимания на царапины, Фафхрд вытащил застрявшую в полу ногу; он тоже не замечал, что половицы продолжают потрескивать. Крысы исчезли. Северянин подошел к товарищу, который бросал в печь растопку, чтобы в комнате стало хоть немного светлее.

Самое ужасное было то, что хотя крысы и разбежались, две продолговатые груды остались лежать, став, впрочем, гораздо меньше. В желтом свете пламени, прыгавшего за перекошенной черной дверцей, груды эти изменили свой цвет: они не были больше черными и усеянными огненными точками, а представляли собою смесь множества цветов – блестящего черного, темно-коричневого, тошнотворного пурпурно-синего, фиолетового, бархатисто-черного и белоснежного – груды окровавленной плоти и костей, алевшие пятнами крови и красных чулок.