Мечта Дракона

Глядя на спящего пасынка, королева с облегчением подумала, что все прошло как нельзя лучше. Щенок отвлек Рина от неприятных ощущений и боли – едва взглянул на свою рану, пока мачеха чистила и промывала ее. Ему и невдомек было, насколько серьезно положение, но Мэлгон все понимал. Обрабатывая руку Рина, Рианнон все время чувствовала на своем лице пристальный взгляд мужа. Он и сам выглядел больным – так переживал за сына, – да и было отчего. Если травы не остановят распространение заразы...

Королева прогнала от себя дурную мысль. Нельзя так думать. Она сделала все, что в ее силах, а мальчик здоров и крепок. Так что вполне можно было надеяться на его полное выздоровление.

Рианнон наклонилась и убрала завиток волос со лба пасынка. Что за прелестный ребенок: волосы цвета осенней листвы блестели, пухлый розовый рот приоткрылся, а густые темные ресницы почти лежали сейчас, когда он спал, на тронутых загаром золотистых щеках. У нее перехватило дыхание. Мальчик был так мил и невинен, он так безоговорочно поверил ей. Разве можно обидеть бесхитростное дитя? Как открыться Мэлгону и, сказав ему, кто она такая, ввергнуть жизни близких людей во мрак и горе?

По телу ее пробежала дрожь. Королева тряхнула головой. Нет, она ни за что так не поступит. Ведь жуткая тайна имела власть не только над жизнью Мэлгона и ее собственной; теперь она грозила спокойствию и счастью этого малыша. Гвеназет права: во имя всеобщего благополучия придется смириться с этой святой ложью, делать вид, что Фердик не сказал ей ничего важного.

Подойдя к столу, Рианнон принялась убирать те снадобья, которые она использовала, чтобы приготовить для Рина сонный отвар. Неотвязные беспокойные думы не давали ей покоя. Ее не покидала тревога: что произойдет, если когда-нибудь она родит Мэлгону ребенка? Нельзя так рисковать, потому что в любой момент король может узнать правду и тогда непременно отвергнет и дитя, и мать. Поэтому надо уберечься от беременности. На то есть специальные травы, однако их довольно трудно сыскать в это время года.

Тяжкие думы стучали в висках. Рианнон раздражало, что каждый раз, приняв решение, она находила какие-либо причины, чтобы отступить от него. Любой выбор должен стать окончательным, и именно потому так страшно его сделать. Но все-таки она решила не говорить Мэлгону правды и раз и навсегда отрезать себе обратный путь, чтобы стоять на своем всю оставшуюся жизнь.

Рианнон подошла к кровати и потрогала лоб Рина – не начался ли у него жар? Все было в порядке. Наконец она позволила себе с облегчением вздохнуть. Услышав шаги за спиной, королева оглянулась и увидела приближающегося Мэлгона. Он шел осторожно и даже как-то нерешительно, словно ожидал, что она может выгнать его.

Я....... я благодарен тебе. – Король кивнул в сторону спящего сына. – Ты была так добра с ним. Он только тебе и доверился.

– Ты сам говорил, что Рин привык к женскому воспитанию и не порвал связь с матерью.

– Но это нечто большее. – Глаза Мэлгона озарились нежностью. – У тебя настоящий дар врачевания, даже если ты отрицаешь это.

Королева вздохнула:

– Я не стану больше отрицать. Чем смогу, стану помогать твоему народу.

– Это и твой народ, Рианнон, – мягко поправил ее Мэлгон.

Она смущенно глянула на мужа, с трудом выдерживая его умоляющий взгляд. По-своему он просил ее вновь стать его женой и залечить теперь тот рубец, что пролег между ними.

– Ты выглядишь очень усталым, Мэлгон. Наверное тебе самому пора спать.

Король глянул на кровать, где лежал его сын, и на лицо его набежала тень.

– Разумеется, ты останешься этой ночью с мальчиком. – Резко развернувшись, он покинул спальню.

Рианнон глядела ему вслед. Горечь камнем лежала на сердце. Тяжко было смотреть, как мучается муж. Надо раз и навсегда покончить со всем этим. Завтра она сделает это, завтра она найдет в себе силы.

На следующее утро Рианнон достала свои отделанные мехом башмаки и самый теплый плащ. Покончив с одеванием, она взглянула на спящего мальчика, оставила краткие наставления Таффи, после чего тихонько прикрыла за собой двери спальни и выскользнула на крепостной двор. Было еще совсем темно, но на востоке уже заалела полоска рассвета. Несколько заспанных слуг тащили по двору воду для умывания господ и домочадцев и провизию для приготовления завтрака. Рианнон поспешила к конюшне и на пороге повстречала главного конюха.

– Руфус, мне нужна лошадь, я хочу прокатиться.

Старый римлянин посмотрел на госпожу долгим взглядом, потом кивнул:

– Да, миледи. Вы можете взять Савил. Она довольно покладиста и к тому же нуждается в разминке.

Через несколько минут Руфус вывел оседланную кобылу. Он помог королеве сесть в седло, и она направилась к воротам.

Едва часовой услышал о желании госпожи, как на лице его появилось то же выражение, что и на физиономии конюшего. Немного помедлив, он все же спустился вниз.

– Вам надо взять с собой провожатого, – сказал часовой, налегая на ворот, которым открывались тяжелые ворота, – Мэлгон требует, чтобы с вами была охрана, когда бы вы ни вышли из крепости.

– Я не поеду далеко. А если буду ждать, пока ты найдешь мне провожатого, то наверняка пропущу рассвет. – Глаза Рианнон смотрели умоляюще, и стражник лишь вздохнул:

– Что ж, езжайте, только поскорее возвращайтесь. Если король узнает, что я вас так просто отпустил, он свернет мне шею.

Она пустилась вскачь по тракту, пролегавшему вдоль реки, от которой почему-то пахло болотом. На берегу расселись чернокрылые чайки и прочие водяные птицы, не улетающие па миму к теплые края. Вскоре всадница резко повернула коня и направились к серевшему на отдаленных холмах лесу. В последнее время она стала заметно лучше держаться в седле, вот и решила сегодня воспользоваться столь полезным навыком, чтобы успеть побыстрее обернуться. До того момента, как Мэлгон пробудится и заметит ее отсутствие, оставалось совсем немного времени.

Лес выглядел уныло и однообразно, если не считать темневших кое-где на общем сером фоне елей. Привязав кобылу к старой ольхе, Рианнон пешком направилась в чащу. Восходящее солнце уже начинало прогревать сырой утренний воздух, но все равно приходилось идти очень быстро, чтобы не замерзнуть. Увидев россыпь красных ягод клюквы, теперь уже высохших и принявших цвет запекшейся крови, она припомнила, как проходила по этим местам вдвоем с Мэлгоном. Тогда стояла осень, под бронзовыми солнечными лучами лес переливался яркими красками пожелтевшей листвы. Теперь же он представлял собой унылую картину, написанную на белом фоне снежных холмов темной вязью голых ветвей и их тенями; а под ногами при каждом шаге шуршал ковер из мха и сухих трав.

Женщина зашагала медленнее, ощущая, как ее со всех сторон обступили лесные божества: Неметома – богиня деревьев, Уиска – олицетворение весенних ручьев, отважный бог-олень Керрунос. Она склонила голову и прошептала молитву всем этим духам, прося у них поддержки.

Наконец Рианнон приблизилась к огромному дубу, под которым они некогда лежали с Мэлгоном. Листья, служившие им постелью, теперь разлетелись по ветру, а ветви уже совсем оголились. Сквозь зябкую крону сочился бледный холодный утренний свет. При воспоминании о том дне слезы наполнили ее глаза. В тот раз их близость превратилась в изысканнейшее колдовство. В такие моменты для нее на белом свете не существовало ни единой живой души, кроме Мэлгона, прекрасного, страстного и нежного Мэлгона. В его объятиях она сумела забыть о Алевеноне и о Моргание, и о Рине, и вообще обо всем, что когда-либо ее тревожило.