Мечта империи

– Правильно делаешь, – ухмыльнулся Кир-фокусник.

Вер пил и не пьянел. Слушал болтовню посетителей, и не веселился. Внутри него как будто лежал кусок льда, и этот лед ничто не могло растопить – ни фалерн, ни чужой смех, ни вульгарные шутки. Даже ласки такой горячей гетеры, как Клепа, не помогли бы.

Молоденький галльский бард в голубой тунике принялся петь, подыгрывая себе испанской кифаре [41] . Ему аплодировали и свистели одновременно.

– Эй, парень, шел бы лучше в гладиаторы! – крикнул Кир-фокусник.

41

Кифара – (здесь) гитара.

Певец смутился, поспешно уселся за свой столик, и залпом опрокинул кубок с неразбавленным вином.

– Не слушай его, он всем говорит гадости, – ободрила барда Клепа и взъерошила волосы юноши. – Ты отлично поешь.

– Вер, сделай всех талантливыми! – предложил возничий. – Чего тебе стоит!

– Вер, сделай всех счастливыми! – подхватил толстяк-репортер.

Вер отрицательно покачал головой:

– Подобные желания не исполняются.

– Это почему же?! – возмутился возничий. – Мы купим клейма. А ты победишь.

– Да, да, – радостно закивала Клепа. – Неужели тебе не надоело излечивать от геморроя и возвращать потерявшихся собачек? Это все равно, что обслуживать импотентов. Счастливые – все. Одно желание, и мы – на верху блаженства. Непрерывный Венерин спазм.

Ее глаза блестели. Возничий положил свою широкую ладонь на пышную ягодицу Клеопатры. Ему уже казалось, что желание всеобщего счастья исполнилось.

– А если я проиграю? – спросил гладиатор. – Тогда все сделаются несчастными. Отчаяние станет нашим божеством навсегда.

– Ты не можешь проиграть! Ты выиграешь! – кричали все наперебой.

– Сколько ты хочешь за такое клеймо? Десять тысяч? Двадцать? На третий день игр мы берем клеймо. И все – счастливы. Все… все…

– Мало, – вмешался в разговор хозяин. – Такое клеймо должно стоить не меньше миллиона.

– Скинемся! – уверенно заявил возничий. – Мы – будущие патроны Рима. Нас причислят к богам и поставят статуи возле Колизея.

– Десять миллионов, – предложил Кир-фокусник и грохнул кулаком о стол.

– Я не продам такое клеймо.

– Брезгуешь, да? – возмутился возничий. – Ну, разумеется, после этого тебе нечего будет делать!

– Всем нечего будет делать, – уточнил Вер.

Он поднялся. Было уже слишком поздно. Даже для него. Надо вздремнуть хотя бы несколько часов перед завтрашним поединком. Но посетители «Медведя» не собирались его выпускать. Они сцепили руки и окружили его кольцом.

– Соглашайся, Вер! – вопили наперебой. – Сейчас же! Немедленно! Ты будешь самым знаменитым гладиатором Рима.

– Тебе поставят колонну, увенчанную золотой Викторией, напротив храма Юпитера Капитолийского!

– Тебя причислят к богам вместе с нами!

Вер переводил взгляд с одного лица на другое. Ему казалось, что он бредит. И эти люди тоже бредят – уже в его кошмаре. Все недоступное им кажется простым. Тяжелое – легким. Одно желание, один верный удар тупого гладиаторского меча, и более ничего не надо. Всеобщая эйфория, всегда синее небо по утрам, дожди ночью, теплая мягкая погода, тучные стада, золотые нивы, налитые пурпурные гроздья винограда, любимые жены, здоровые дети, равнодушные соседи, ленивые собаки, трусливые воины, сонливые мужчины, тучные юноши, беспамятные старики, спесивые ученые, и скука, скука, скука…

Он представил это так отчетливо, что его замутило.

– А я не желаю всеобщего счастья! – крикнул он. – Не желаю!

Все с изумлением смотрели на своего кумира. Оказывается, он не таков, каким они его себе представляли. Он другой. Они в нем обманулись.

– Да ты не гладиатор! – взревел возничий. – Ты – обманщик, жулик! Бей его!

– Не смей! – запротестовала Клепа. – Кто же поможет мне выйти замуж! – Позабыв о всеобщем счастье, она тут же вспомнила о своем маленьком частном желании.

– Отойди, женщина, не мешайся! – Кир оттолкнулся Клеопатру. – Раз не хочет исполнять, пусть вообще не исполняет. Кому нужны его малости. К Орку в пасть – вот куда…

Но эта перепалка оказалась спасительной для Вера. Он схватил скамью и метнул ее в спорящих. Массивная дубовая доска сиденья ударила возничего в грудь. Тот упал и сбил с ног еще двоих. Вер обнажил меч. Толпа отпрянула.

«Убийца… Он же убийца…» – шептали люди и пятились к стене.

Вер крутанулся на месте. Меч свистел, рассекая воздух. Держа меч перед собой, Вер стал пятиться к выходу. Никто не пытался ему помешать уйти.

Таксомотор, будто по его желанию, вывернул в узкую улочку. Вер махнул рукой, и задняя дверца услужливо распахнулась. Вер плюхнулся на сиденье, и приказал:

– В «Император», быстро.

А в ушах его гремело неостановимо: «Исполни! Исполни! Исполни!»

Разгоряченные лица, перекошенные рты, обезумевшие выпученные глаза. Они, как капризные испорченные дети, тянули к нему руки и просили: «Дай!» У них не было желаний – одни капризы. То есть нечто воистину козлиное [42] .

42

Слово каприз произошло от латинского слова «козел».

Посетители таверны выскочили на улицу, но увидели лишь хвостовые огни удалявшейся машины. Вслед таксомотору полетели пригоршни фиников и жареных орешков.

– Удрал, паразит! – выкрикнул, сжимая кулаки, Кир.

– Зато я заполучу сенатора в следующем году, – радостно хихикнула Клеопатра.

II

Вернувшись в гостиницу, Вер тут же упал на ложе и уснул. Ему снилась арена и бой, то ли прошлый, то ли будущий. Странный поединок – противник все время ускользал, и Вер никак не мог его настичь. Тут что-то кольнуло гладиатора в плечо. Вер рванулся и сел на постели.

Свет в номере не горел, но гладиатор хорошо видел посетителя – окруженный платиновым сиянием, над ним склонилась фигура в шлеме с высоким гребнем. Острие копья оцарапало плечо Вера. Гладиатор чувствовал, как по коже стекают горячие капли.

– Гений Юний… – прошептал Вер, еще не очень веря, что происходящее не сон.

Личной встречи с гением он был удостоен лишь дважды: когда открылся его дар гладиатора, и еще в тот день, когда был принят в центурию гладиаторов с правом продажи ста клейм на игру. Гений непременно парит над ареной, когда гладиатор сражается, но вот так, явиться лично для разговора…