«Мечта» уходит в океан
Шрифт:
— Здесь замуровано сердце Фредерика Шопена. Он умер во Франции, там и похоронен, но сердце свое завещал родной Польше.
Из костела мы пошли по новым улицам города, шумным, многолюдным. Подивились высоте и огромности здания Дворца культуры и науки, возвышающегося в центре Варшавы.
— Много лет назад я видел, как начинали этот дом строить советские рабочие. Ведь дворец — дар нашей страны Варшаве. Видел, как экскаватор вынул первый ковш земли с того самого места, где сейчас стоит дворец. Да… это было четверть века назад… — Абу вздохнул: — Как быстро пролетело время…
— Вы жили тогда в Варшаве? — спросила Лена.
— Нет! Служил я в Легнице, городе на юге Польши. Тогда
— Как выглядела тогда Варшава? Не так, как сейчас? — интересовалась Лена.
— Ее почти не существовало. Я пробыл в Польше три года и каждый раз, приезжая в столицу, видел, как менялся город. Сейчас мы с вами пойдем по одной из самых красивых варшавских улиц — Маршалковской. Вон она, впереди! Видите, какие прекрасные дома ее украшают? А я помню, когда эта улица лежала в руинах — справа и слева были навалены высоченные горы битого кирпича, камня, ржавого железа…
Мы долго гуляли по этому прекрасному городу, любовались мостами над Вислой, восстановленным королевским дворцом, узкими средневековыми улочками Старого города, которые, как и в Гданьске, были отстроены заново по давним фотографиям и рисункам. На Маршалковской в уютной и прохладной «кавярне» — кофейной — пили кофе и ели вкусные пирожные. На одной из улиц зашли в железнодорожную кассу и взяли три билета на «почёнг поспешный» — скорый поезд — до Гданьска. Мы с Леной удивлялись, как хорошо говорит Абу по-польски, а он улыбался:
— Как-никак, а три года юности прошли в этой стране. Полюбил Польшу, полюбил ее людей. А раз так, то не мог не учиться языку этого народа.
Уже близился вечер, когда Абу предложил зайти еще в один уголок Варшавы — в парк Лазенки.
— Это мои любимые места, — пояснил.
И вот мы оказались в прекрасном и густом парке, где стояли старинные деревья, где тихие тенистые дорожки уводили в чудесный зеленый мир подальше от шумных улиц. На скамейках сидели старички и старушки, читали газеты или неторопливо беседовали друг с другом, по дорожкам бегали наперегонки дети…
— Когда-то немало часов провел я в Лазенках… — с грустью сказал Абу, и мы поняли, что он снова охвачен воспоминаниями далекого прошлого, поэтому старались не нарушать его молчания.
Наверное, Абу приятнее сейчас побыть самому с собой. Вопросов старались ему не задавать, хотя для Лены, известной почемучки, это было не просто: «Абу, а почему этот мост такой длинный, а почему этот дом такой высокий?..» В этот раз Лена была серьезна и сосредоточенна. Иногда доставала из сумочки блокнот и быстрыми движениями карандаша делала в нем какие-то зарисовки.
Мы молча постояли около пруда, по которому плавали белые лебеди, а в темноватой воде медленно скользили жирные карпы. Выйдя из парка, прошли мимо дворца президента, побродили по старым и тихим улицам. И вдруг оказались на довольно просторной площади, над которой возвышался большой старый дом. Ничего в ней особенного не было, в Варшаве видели площади покрасивее и поновее, но Абу сказал:
— Вот что, друзья мои! Я обязан кое-что объяснить. А то вы, должно быть, думаете: странным стал вдруг наш Абу, присмирел, как провинившийся школьник. Мы с вами друзья, и у меня от вас секретов нет.
Он показал на большой серый дом.
— Вот этот дом имел когда-то для меня немалое значение в жизни. Видите в нем книжный магазин? Он и тогда, двадцать пять лет назад, существовал. В этом магазине в то время работала библиографом девятнадцатилетняя девушка. Она полька, но имя у нее французское — Жаннет. Она была моим большим другом. Познакомились мы при обстоятельствах необычных. Я вел военный «газик» в город Еленю-Гуру
по польским Судетам. Ехал туда по делал службы. Вдруг вижу: по крутой и мокрой от дождя горной дороге бежит навстречу девушка — пальто распахнуто, волосы под дождем слиплись. Бежит и размахивает руками, требует, чтобы остановился. Я затормозил. Девушка, задыхаясь, кричит: «Дальше ехать нельзя! На дороге завал у самой пропасти». Так Жаннет спасла меня от верной гибели. Дело в том, что в те годы в Польше, как сейчас в Италии, еще действовали недобитые фашисты — поджигали в деревнях амбары с зерном, портили станки на заводах, нападали на государственных работников, польских и советских военных. Они-то и устроили на крутой горной дороге завал из старых деревьев. А перед завалом асфальт вымазали машинным маслом. Расчет был простой: шофер, выехав из-за крутого поворота дороги, вдруг увидит на спуске на недалеком расстоянии завал, станет тормозить, колеса заскользят по замасленному асфальту, и машину понесет под уклон прямо в пропасть. Вот так задумали враги! Видно, кого-то важного ждали. А оказался простой солдат. Я сейчас не гулял бы с вами, друзья мои, если бы не Жаннет. В горах девушка оказалась вместе с туристами-студентами. Они совершали по Судетам многодневный поход. Из туристского лагеря, который располагался в том самом районе, послали Жаннет за солью в недалекую горную деревушку. Возвращаясь назад, она обнаружила на дороге завал и поняла: кому-то угрожает опасность.Мы вдвоем разобрали завал, и потом я отвез Жаннет в ее лагерь. Так мы познакомились, а потом и подружились. Каждый раз, когда я бывал в Варшаве, обязательно заходил в магазин, где она работала. Иногда мы гуляли, чаще всего в Лазенковском парке…
Абу минуту помолчал.
— А потом расстались. Закончился срок службы в армии, и меня отправили на родину…
— И больше никогда не виделись? — удивленно спросила Лена.
— Никогда!
— А почему? — спросил я. — Вы же были друзьями? Почему не приезжали друг к другу в гости?
Абу грустно улыбнулся:
— Так уж, Антоша, у нас случилось…
Лена вдруг схватила его за руку:
— Пойдемте в магазин! Вдруг Жаннет еще работает там?
Абу недоверчиво покачал головой. Но Лена настаивала, и он подчинился. Когда мы шагнули за широкие стеклянные двери и Абу взглянул на стоящих за прилавками продавщиц, то по выражению его лица стало ясно: ее здесь нет!
— А может быть, она сегодня выходная? — предположила Лена. — Спросите!
Абу нехотя подошел к одному из продавцов.
— Жаннет Шадзевска? Нет, не работает здесь. — Молодой продавец наморщил лоб: — Подождите, подождите! — Он жестом остановил Абу, который уже сделал шаг к двери. — Подождите! Кажется, она у нас работала года четыре назад… Да, да, такая невысокая, светленькая, с ямочками на щеках, верно?
— Верно! — тихо подтвердил Абу.
— Пройдите к нашей заведующей пани Фолта, она наверняка даст вам телефон пани Шадзевской.
Через несколько минут Абу вышел из кабинета заведующей. В руке у него был листок.
На улице Абу сказал:
— Подождите минутку! — и решительно двинулся к телефонной будке.
Что рассказать еще? Наступал вечер, и нам уже пора было ехать на вокзал. Мы и поехали. Вокзал необыкновенно красивый: стекло, алюминий, полные света просторные залы, бесшумные эскалаторы, широкие и длинные перроны — и все это под землей, под городскими улицами.
Нашли свой перрон, с которого поезда уходят на север. Нашего экспресса еще не было, мы с Леной спокойненько устроились на скамейке. Но Абу не сел, стал расхаживать по перрону. Вид у него был такой, что лучше не спрашивать. Мы еще никогда не видели Абу таким нервным и напряженным.