«Мечта» уходит в океан
Шрифт:
В самый раз и подкрепиться. Ведь поезд уходил из Нью-Йорка рано, и позавтракать мы не успели.
Абу с Леной остались сидеть на своих местах, а я пошел к буфету за нашими пакетами.
— Доброе утро! — с улыбкой приветствовал меня буфетчик. — Вам три завтрака?
— Да, пожалуйста! — подтвердил я и вдруг почувствовал, что кто-то на меня внимательно смотрит.
Поднял глаза и столкнулся взглядом с человеком, который привалился боком к стойке буфета. Перед ним на стойке стоял стакан с вином. Я сразу же понял, что человек пьян. Его круглое, щекастое лицо было багровым, маленькие, как у кабана, глаза —
— Это что у тебя на пиджаке? — Он ткнул пальцем в мою сторону.
На пиджаке у меня был комсомольский значок, который я никогда не снимал во время нашего путешествия.
— Значок советского комсомола! — ответил я.
Мне показалось, что лицо у человека стало еще более красным.
— Ты коммунист? Ты русский коммунист?
Он повернулся в сторону переднего салона вагона и вдруг крикнул:
— Джон! Подойди-ка сюда, если хочешь взглянуть на живого русского коммуниста.
С ближайшего к буфету кресла вдруг поднялся огромный детина с квадратной головой на могучих плечах. Он вразвалку, как медведь, подошел к буфету и, прищурившись, взглянул на меня сверху вниз.
— Вот этот самый щенок? — процедил сквозь зубы.
— Он самый.
— Джентльмены! — забеспокоился буфетчик. — Почему вы хотите обидеть мальчика?
— Тебя не спрашивают! — отмахнулся от него детина и снова взглянул на меня. — А ну-ка сними свою железку! Нам здесь не нужно красной пропаганды.
От него тоже несло спиртом. Я бросил взгляд в задний салон вагона, где сидели Абу и Лена. Они смотрели в ок но и из-за шума колес не слышали, что со мной происходит.
— Снимай! — приказал первый из моих обидчиков и положил на мое плечо волосатую тяжелую лапу.
— Не сниму! — сказал я. — Этот значок не сниму никогда.
— Тогда мы сами снимем! — сказал один. — Мы ненавидим коммунистов и не желаем, чтобы они здесь разгуливали со своими красными бляхами.
— Если не снимешь, — добавил другой, — мы тебя вышвырнем из поезда. На ходу!
Почему я должен уступать этим двум пьяным грубым людям? Значок мне вручали в торжественной обстановке в этом году, когда принимали наш класс в комсомол. И я горжусь им.
— Не сниму! — сказал я.
Мои противники захохотали.
— Ох ты, какой герой! Сейчас проверим твое геройство на деле.
— Джентльмены! — снова попытался заступиться за меня буфетчик. — Ведь это же мальчик! Как можно на него поднять руку?
— Молчи, черная обезьяна!
В этот момент подоспел на помощь Абу. Он встал передо мной.
— Значок он не снимет! — твердо сказал Абу.
— Оказывается, здесь есть и взрослый коммунист! — обрадовались пьяные. — Значит, разговор у нас будет посерьезнее.
Напряжение нарастало — силы далеко неравные. Пассажиры, находившиеся в вагоне, делали вид, что ничего не происходит.
Я и не заметил, как буфетчик куда-то исчез и через несколько минут появился в сопровождении пятерых парней в морской форме. Парни были рослые, широкоплечие, с уверенной походкой. Подошли к пьяным, и один из моряков, самый крепкий, спокойно сказал:
— Ну-ка отвяжитесь от людей! А то пожалеете…
Пьяные дебоширы мигом оценили обстановку, поняли, лучше не связываться. Правда, поначалу попытались перетянуть моряков на свою сторону.
— Мальчишка нагло носит советский коммунистический
значок. Мы попросили его снять, а он отказывается.— Вы из Советского Союза? — спросил один из моряков.
— Да, — кивнул Абу. — Мы путешествуем на яхте.
— Значит, моряки?
— Да! Я капитан дальнего плавания.
Парни один за другим стали протягивать руки.
— Джек!
— Стью!..
Нашими спасителями оказались славные ребята из команды американского спасательного судна и очень обрадовались, что помогли в трудный момент советским морякам.
— Моряк всегда должен приходить на помощь моряку! Даже на суше. А вы к тому же советские. Советских моряков мы уважаем.
Дебоширы, услышав этот разговор, тихонечко удалились.
Когда в Вашингтоне мы выходили из вагона на перрон, негр-буфетчик, пожелав нам счастливого пути, подмигнул мне:
— Ты, парень, вел себя перед этими фашистами, как настоящий мужчина. Человек всегда должен отстаивать то, во что он верит, и не сдаваться ни при каких обстоятельствах.
В Вашингтоне мы провели несколько часов. На вокзале нас встретили два молодых ученых и отвезли к доктору Саймону. Он горячо нас приветствовал, сказал, что ампулы с вакциной уже готовы, что он благодарит за готовность совершить длинный и нелегкий путь через океан ради благородной цели.
По распоряжению доктора Саймона его сотрудники познакомили нас с американской столицей, показали здание американского конгресса, где решаются важнейшие государственные дела страны. Подвезли к Белому дому, в котором живет президент, побывали мы в трех музеях, побродили по паркам и улицам. Ну, а вечером вошли в знакомый экспресс, который за несколько часов домчался до Нью-Йорка. Яхт-клуб не забыл о своем обещании. «Мечта» оказалась полностью готовой к дальнему плаванию. На ее борт были доставлены продукты, в ее танках оказалось вдоволь питьевой воды, в баках — горючего.
В гостиницу за нами приехал мистер Мур в своей роскошной фуражке яхтсмена. Он сказал, что сегодня с утра звонил из Лондона мистер Эрлинг, хотел точно узнать, когда «Мечта» выходит в океан. Просил договориться с береговой морской службой США, чтобы держали под наблюдением ваше плавание и в случае необходимости пришли на помощь.
— Какой заботливый человек! — сказала Лена.
— Удивительный человек! — согласился Мур. — Вы, конечно, знаете его историю?
— Историю чего? — не понял Абу.
— Историю его коллекции.
И Мур рассказал нам то, о чем мистер Эрлинг даже не упомянул, когда мы были у него в гостях. Оказывается, во время войны Эрлинг был судовым врачом на английском эсминце. Эсминец сопровождал караваны транспортов с оружием, которые, огибая Скандинавский полуостров, шли из Англии в Мурманск. Караваны постоянно подвергались нападению немецких кораблей и самолетов. И вот однажды произошел тяжелый морской бой между отрядом английских эсминцев и фашистскими военными кораблями. Сил у противника было больше, англичане несли потери — один за другим уходили на дно их эсминцы. Корабль, на котором находился Эрлинг, подбитый и горящий, не только отстреливался от врага, но и подбирал оказавшихся в волнах моряков погибших судов. Среди подобранных было много раненых, некоторые тяжело, и доктору Эрлингу почти непрерывно приходилось быть у операционного стола.