Мечта

— Кто там, бабушка?

— Дед твой! Да что ты поймешь?

— Все пойму, если расскажешь. Думаешь, я маленькая? Думаешь, любить не умею?!

— Мама, да прекрати, — встряла моя мама, — сейчас начнутся слезы, сопли. Что ты малой голову морочить решила? Что я, не знаю твоего рассказа: «Ах, какой папа был красивый, ах, как на нем сидела форма! Ах, каким героем он был?» Так? Ах, как он тебя любил, и так далее. Слышала раз тысячу. Мама, кому нужна любовь покойника? Еще скажи, что ты ему всю жизнь верность хранила!

— А почему не сказать, коль это правда. Я любила твоего отца, Галя. Чего мне стесняться?! Что других мужиков до себя не допускала? Так пойми — Я любила и сейчас люблю! И не моя вина, что он погиб. Он был офицером-героем.

— В той войне не было героев, мама, и отец мой — не исключение. Мог не воевать, мог дома с тобой жить и детей своих воспитывать. Тоже мне... герой! Что он сделал геройского? Умер? А мы им гордиться должны? Вот если бы он в школу меня провожал, в первый класс — я бы гордилась. Если бы на выпускном со мной танцевал, я была бы счастлива! Он бы был! Понимаешь, был бы — отец! Живой, настоящий, красивый! Пусть даже в форме дурацкой военной. Но он бы был! И мне было бы кем гордиться! А так что? За кого он погиб? За меня, за брата моего не родившегося? За тебя? Потому что ты всю жизнь ему верна? А оно ему нужно? Он чью родину защищал? Что он там делал?

— Галя, — бабушка встала, гордо подняла голову и приосанилась вся, — твой отец был офицером. Он погиб, выполняя свой долг! Его туда Родина послала, значит, за Родину и погиб! За нас с тобой.

— Дура, ты мама. Он там у них погиб, а они со мной в институте учились, и наших баб трахали.

— Ты бы постеснялась при дочке говорить такое и мать оскорблять бы постеснялась. Ты ведь от нее то же отношение получишь, а потом не плачь — сама научила.

— Я на другую жизнь надеюсь. Мы с Германом здесь не останемся. У нас другие планы.

— Вижу, что ни я, ни Маша в ваши планы не входят. Ну что ж, Бог тебе судья. Живи как знаешь.

— Проживу. Машке голову отцовскими подвигами не морочь. Все, я спать. Устала, как собака! И за что это мне? Беготня вся… мне к свадьбе готовиться надо.

Она махнула рукой и в дверях сказала:

— Машка, спать, быстро!

— Я сейчас, мамочка, — ответила я, а сама притулилась к бабушке и разглядывала фотографию моего деда.

В голове кружились всякие мысли. Многие даже совсем непонятные. Потому что как умирают старые, я догадывалась, а молодые… вот никак не понимала. Зачем? Им же еще так много надо?! Зачем же умирать?! А еще подумалось: а умирать оно как? Больно?! Я очень попросила бабушку рассказать про нее и про деда, и она с улыбкой пообещала. Только завтра. Потому что сегодня мама рассердится, а мама же у меня одна!

====== Рассказ о деде ======

Наступило утро. Мама ушла на работу и по делам, а я осталась с бабулей.

От любопытства меня просто распирало. Поэтому я ходила за ней хвостиком и все просила и просила начать свой рассказ. После того как бабушка сделала все заготовки для ужина и поставила тушить мясо на маленьком огне, она провела меня в свою комнату и достала альбом с фотографиями.

Я их раньше никогда не видела. Первым бабушка показала комсомольский билет деда. А там большими печатными буквами было написано: «Погиб при исполнении интернационального долга». Мне было не совсем понятно, что это за долг такой, но раз бабушка этим гордилась, то и я гордилась тоже.

— Ба, а почему в доме фотографий нет?

— Мать выкинула все, что могла. Ей плохо тогда было, и она не понимала, кричала, что жить хочет в квартире, а не в склепе. Но давай по порядку.

Познакомились мы в Рязани, он учился в военном училище ВДВ (воздушно-десантных войск), высокий, накачанный. Фигура сдуреть можно. Вот подошел он ко мне на площади: мы с сестрой домой шли с магазина. И так протянул руку, и говорит:

— Будем знакомы, красавица, я — Сергей.

Я так засмущалась, что и ответить сразу не смогла. Только руку его не отпускаю, а он смеялся.

— Так как называть тебя? — спрашивает.

— Нина, говорю, а сама кончики туфель разглядываю.

Он меня на вечер танцев позвал в училище и пригласительный дал. Дома событие. Идти или не идти обсуждают. Отец говорит: рано, а мать — пусть идет. Мне на то время только восемнадцать исполнилось, а сестре пятнадцать.

Наряжали всей семьей. Туфли самые лучшие, платье шелковое — юбка-клеш. Волосы завила и пошла. Иду, душа в пятках. Что там, как, не представляю даже.

Вот подхожу, а там толпа девчонок, с пригласительными и без. Все красивые такие, нарядные. Смотрю, а мой Сергей с КПП выглядывает.

— Нина, — кричит, — Нина проходи!

За плечи меня взял и повел, как девушку свою, а я иду — его разглядываю. А красивый он — глаз отвести не могу. И что он во мне нашел? — думаю, а сама рада, вот знаешь, как рада! Бабушка смахнула непрошеную слезу, я слушала ее раскрыв рот. А она продолжала:

— Мы танцевали. Весь вечер танцевали и только смотрели глаза в глаза. Он даже курить с товарищами не пошел. И не говорили совсем, только смотрели друг на друга. Но вечер кончился, и пора возвращаться домой. Вот тут он и спросил, как найти меня можно, и фамилию мою, и адрес. А потом пришел, через неделю сам пришел. С мамой поздоровался, с отцом, все честь по чести. Мне букет цветов подарил. Рассказал, что отец полковник в Москве, мать учительница. Вежливый такой. Вот встречаться стали. Как увольнительная — так он ко мне. Даже в самоволку сбегал. Раз было ночью стучит в окно: выходи, говорит.

Я из окна и выскочила. Ох и целовались мы тогда! Как целовались! А потом спрашивает, пойду за него или нет. Через день пришел к отцу руки моей просить. Мы встречались тогда меньше года. Отец меня благословил. Расписались быстро, в тот же день.

Вот так женой я стала. Он там в казарме, а я у родителей. Приходил раз два в неделю, вот и все счастье. Но я не жаловалась, любила его, очень любила. Летом на каникулы поехали в Москву с родителями знакомиться. Я уже тогда маму твою ждала.

Волновалась я! Как примут?! Кто его знает, чего они, москвичи, хотят. Вот волновалась не зря. Пришли мы, звонит он в квартиру. Женщина открывает, маленькая такая, сухонькая, замученная какая-то. Увидела нас, слезы на глазах появились.

— Как я ждала тебя, Сереженька… — плачет, целует его.

— Мама, ну что ты? — он ее почти поднял над полом. — Мама, я не один, я с женой.

— Как же? — она растерялась совсем. — Проходите, как звать тебя, дочка?

— Нина, — говорю, — а я так переживала…

— Ничего, не бойся, я Виктора подготовлю. Пойдем, познакомимся. Устали с дороги, есть, небось, хотите.

Она хлопотала на кухне и все подкладывала сыну добавки, и все причитала, как ей тяжело без него. А он улыбался и смотрел на нее так ласково. Мы подружились с Марией Сергеевной до вечера. Я прониклась к ней, а она обращалась ко мне только — дочка. Чудная женщина была: добрая, душевная, ласковая. А у моего Сережи была ее улыбка.

Отец показался мне угрюмым. Пришел вечером, в форме, весь такой настоящий полковник. Жена на него глаза поднять боится. Познакомились мы, и он на сына как зыркнет. А мой Сереженька говорит: мой выбор, кого люблю — на той и женился. Я стал тем, кем ты хотел, а с кем мне жить, выбирать мне. Отец больше слова не сказал, но мне всегда было неуютно в его присутствии.

В то время Сережа первый раз показал мне Москву. Мы целыми днями гуляли, разговаривали. Он много знал, перечитал кучу книг, и вообще, был таким умным. Я терялась и расстраивалась, мне казалось, что он не может любить такую дурочку как я, а он любил, и я его безумно любила.