Мечтательница

– Что ты видишь? Скажи…

Сначала была только темнота. Когда Селин, наконец, начала проникать в его воспоминания, ей показалось, что она видит окружающее его глазами… Глубже, еще глубже… Слова не шли с языка.

Лавка. Ее дом. Ряды полок с выстроившимися на них пузырьками и бутылочками. Хрустальный шар Персы. Линялый бархат. Перса. Мечущиеся фигуры. С грохотом разваливается стол. Бьются стаканы. Ужас в глазах Персы. Ее широко раскрытый, кричащий рот. Кричащий до тех пор, пока не стало поздно. Слишком поздно. Посиневшие губы Персы. Она ловит ртом воздух, задыхается.

Всепоглощающая ярость. Ненависть. Паника. Отчаяние.

Сознание Селин словно заблокировалось, она пыталась глотнуть хотя бы немного воздуха и отгородиться от видения, как учила ее Перса. Аура злобы, окружающая Жана Перо, оказалась невыносимой для Селин. Глаза ее широко открылись, и она постаралась сосредоточиться на нем, хотя глубина чувств, которые она только что испытала – его чувств – все еще сильно ее пугало. Селин закрыла лицо руками. В этот момент девушка догадалась: ее реакция выдаст то, что она только что увидела, но было слишком поздно.

– В чем дело? – Жан заговорил очень тихо, с мертвящим спокойствием.

Она уронила руки на колени и замотала головой, но этого простого движения оказалось недостаточно, чтобы освободить сознание от того, что она только что увидела и почувствовала.

– Ни-ничего, – с трудом вымолвила Селин и дотронулась ладонью до лба. – Извини… Я, должно быть, заболеваю. Я…

Селин встала, но оказалось, что он преградил ей путь.

– Что ты видела? Что-то не так?

– Все так. Просто очень досадно… абсолютно ничего не увидеть. Со мной такого никогда прежде не было. Извини, Жан…

Селин понимала, что мямлит нечто нечленораздельное, и ни секунды не сомневалась, что пришла пора спасаться бегством. Она обхватила себя руками, готовая, в случае необходимости, закричать. Ей во что бы то ни стало нужно убедить его, что она заболела, добраться до двора, а оттуда – бегом на улицу.

– Я должна идти.

Она обязана попасть домой. Вопреки всему Селин надеялась, что ее видение оказалось ошибкой и живая Перса ждет ее. Ей необходимо выбраться из дома этого человека, который, может быть, причинил огромное зло ее опекунше.

Он позволил ей подойти к дверям. Выйдя на галерею, Селин немного воспряла духом, надеясь, что ей удастся ускользнуть.

– Подожди, – приказал вдруг Жан. Девушка замерла, вцепившись в чугунные перила галереи.

– Ты забыла корзину.

Она давно о ней забыла. Казалось, прошло много дней с тех пор, как она была на рынке. Жан подал девушке корзину. Селин протянула руку, внимательно следя, чтобы не прикоснуться к нему, и взяла свою ношу.

Даже не поблагодарив юношу, Селин повернулась и торопливо пошла прочь, чувствуя, что Жан следует за ней по пятам. Еще несколько шагов, и она ступит на лестницу из темного камня, которая ведет во двор. В этот момент их не сможет увидеть никто из домашних.

Правда, темнота, которая могла бы стать ее врагом, одновременно обеспечивала ей защиту. Жан не отставал. Спускаясь по лестнице, она подобрала подол юбки и одновременно нащупала нож. К тому моменту, когда девушка шагнула на последнюю ступень, она уже твердо сжимала в руке оружие, все еще пряча его в складках юбки.

Селин часто и тяжело дышала от страха и напряжения, готовая швырнуть в Жана корзину, если он только попытается ее остановить. Туфли на низком каблуке ступили на мокрые камни, она поскользнулась, едва не налетев на стену. Корзина выпала из рук девушки, продукты с шумом высыпались к ее ногам.

Разъяренный Жан схватил ее за руку и резко дернул так, что она отлетела к стене. Дыхание ее почти оборвалось.

– Отпусти! – крикнула Селин.

– Что ты видела?

От напускной вежливости Жана не осталось и следа. Он наступал на Селин, впившись в ее лицо обезумевшими глазами, полными ненависти и животного страха.

Селин не собиралась сдаваться. Готовая к сопротивлению, она сжала нож в свободной руке:

– Предупреждаю тебя: лучше отпусти меня, Жан. Отпусти немедленно.

– Скажи, что ты видела.

– Кто-нибудь! Помогите! – Ее крик эхом разнесся по узкому замкнутому пространству двора.

– Здесь никого нет. Я всех отпустил на вечер. Эти черные обезьяны, без сомнения, прогуливаются сейчас туда-сюда по площади Конго, кривляясь друг перед другом кто во что горазд. Они наверняка не вернутся до тех пор, пока не погасят фонари.

– Это уже совсем скоро. – Девушка попыталась освободиться от его мертвой хватки.

– Мне очень жаль, Селин…

– Чего жаль? Отпусти меня, иначе тебе действительно придется пожалеть.

– Слишком поздно. Мне просто нужно было выяснить, знаешь ли ты, как и старуха, слишком много. Когда я встретил тебя на улице, то понял, что ты можешь дотронуться до нее и сразу же понять, что произошло. Твой дар куда сильнее, чем у старухи, хотя ты можешь видеть только прошлое. Как и она, ты знаешь, что я сделал, так что, как ни жаль, я вынужден убить и тебя.

«У старухи? Убить и тебя? И тебя?»

– Что ты хочешь сказать? Что ты сделал? – Сердце ее бешено забилось. – Ты убил Персу? Но почему, Жан?

– Говорю же, как и ты, она чересчур много знала.

Это было слишком ужасно. Она не могла ему поверить, отказывалась согласиться с тем, что открыл ей ее же дар ясновидения, – до тех пор, пока его пальцы не сомкнулись у нее на горле. Руки Жана сжались, не давая дышать. Теперь Селин точно знала страшную правду. Ей необходимо было попасть домой.

Прежде чем помутилось сознание, она отбросила правую руку назад и со всей силой вонзила нож Жану между ребер. Перо вскрикнул и отпустил Селин, пытаясь втянуть в себя воздух. Селин с ужасом наблюдала, как он отступил на несколько шагов, тщетно пытаясь ухватиться за нож, торчащий из его бока.

Не в силах убежать, онемевшая от потрясения, Селин неподвижно стояла перед Жаном. Он поскользнулся на мокрых камнях, сделал несколько неуверенных шагов назад и упал рядом с маленьким фонтаном, в центре которого голый херувимчик сидел верхом на резвящемся дельфине. Жан вытянул вперед руки, стараясь подняться. Окровавленные ладони заскользили по мокрому мрамору. Густая темная кровь, кровь креола, медленно сочилась из его раны, образовывая лужицы на камнях.

Его голова еще раз резко оторвалась от мостовой, и, наконец, он замер. Селин посмотрела на дом. Все окна, кроме той комнаты, где она сидела совсем недавно, были темны. Никого не было ни на кухне, ни в комнатенках рабов на первом этаже. Девушка подобрала подол юбки и, бросившись за ворота, побежала мимо решетчатой ограды вдоль пустынной улицы. Туфли ее моментально покрылись грязью, подол платья и нижние юбки намокли и стали ужасно тяжелыми.