Мечте навстречу
Шрифт:
Это длится несколько секунд. Вместо огромной скалы — облачко. Налетевший порыв ветра уносит его, и отчетливо видна свежая рана на равнине. Пыль занесет ее, и ничто тогда не напомнит о хирургической операции, произведенной человеком — пришельцем из другого мира.
Проходит время — на площадке, фундаменте уничтоженной скалы, стоит самолет. Он и вездеход, и амфибия, более того, в случае нужды — даже подводная лодка. Корпус из титанового сплава не боится ни морской воды, ни сильного нагрева. Складные крылья, атомный двигатель, вертикальный взлет и посадка — как у конвертоплана, остановка в воздухе — как у вертолета, хорошая устойчивость, конечно герметическая кабина, запасы горючего, продовольствия, воды, приборное вооружение — таков наш воздушный разведчик.
Машина поднимается в воздух. Теперь можно осмотреться вокруг. С одной стороны океан, которому, кажется, нет конца. С другой — все та же равнина, которая соперничает в протяженности с океаном. Самолет ложится на курс — вдоль побережья.
Высота полета невелика, и сверху все хорошо видно: залив, грот, выдолбленный волнами, громадные валуны, раскиданные на берегу… Под крылом — необозримый водный простор, изборожденный огромными волнами. Тщетно пытаемся разглядеть что-нибудь в толще бурой воды.
На Земле в тихую погоду сверху на небольшой глубине можно увидеть дно моря или озера: песок, камешки, раковины, водоросли, цветы ярких, причудливых раскрасок. Между ними проносятся юркие рыбки. Тихо колышутся медузы — сами словно диковинные морские цветы. А ночью, когда вода темнеет, она начинает светиться фосфорическим блеском и стекает с весел словно струйки расплавленного металла…
Чужой океан скрытен. Он катит свинцовые воды, и взгляд не может проникнуть
Береговая линия очень извилиста. Следуя ей, мы летели более сотни километров. На «трансокеанский» перелет решиться было пока что нельзя, и машина повернула к материку.
Внезапно — резкий толчок, круто кренится самолет. Воздушный ухаб… еще… Стрелка высотомера ползет вправо, отсчитывая метры подъема.
Незаметно уменьшилось все внизу, словно изменился масштаб на карте. Вновь показался на горизонте краешек океана. Гряды скал выглядят, как маленькие неровности. По ним перекатываются песчаные вихри. Вдалеке же показывается — нет, зрение не обманывает — огонек! Молния? Или что-то другое?
Ориентир — на огонек! Клубы темного дыма мешают подойти к нему близко. Сквозь дым просвечивает пламя. Огненные языки уносятся вверх. Тучи, идущие снизу, сливаются с тучами наверху, образуя гигантскую шляпку гриба, с которой текут потоки пепла. Действующий вулкан! Раскаленная лава ползет по склону горы, заливает скалы, заполняет все трещины на своем пути… Значит, не утихли подземные силы, мы находимся в стране огнедышащих гор.
Обратно мы летели тем же путем. Главную роль исполнял сейчас автопилот. Радиолуч ощупывал местность и рисовал на экране локатора карту. Так запечатлен был весь наш маршрут — от старта до района вулканов. Теперь, сверяясь с этой картой, локатор и автоматы вели машину по прежней дороге. У навигатора-автомата две карты: одна — контрольная, другая — текущая, которую рисует на экране электронный луч. Они совпадают, но стоит им разойтись — вмешивается автоматический пилот и заставляет самолет вернуться на прежний курс. Необычайно искусен механический штурман, человек не смог бы так детально запомнить дорогу и с такой уверенностью пройти по ней еще раз.
Разворот над берегом океана. Остается немного до конца пути, и тут природа устраивает очередную демонстрацию своей первозданной мощи. Запрыгала стрелка прибора, отмечающего электризацию атмосферы. Впрочем, атмосферное электричество заявило о себе, и можно было бы обойтись даже без прибора: из кабины видно, как по плоскостям машины проскальзывают предательские огоньки. Еще немного — и над океаном разражается буря.
Молнии прочерчивали небо. Гром гремел с такой силой, будто гроза разразилась в кабине самолета. Ему вторил гул океана. Валы набегали на берег, вздымая фонтаны брызг. Океан словно хотел вырваться из берегов, клокотал, бурлил в неистовой, слепой ярости. Самолет начало подбрасывать, как бумажную игрушку.
В минуты такой опасности мозг работает особенно четко. Решение созрело мгновенно: океан бушует — идем в океан! Посадка на сушу — верная гибель, продолжать же полет невозможно. Закрыты иллюминаторы — кроме одного, для обзора, убраны крылья.
Бескрылый самолет, превратившийся в торпеду, стремительно падает вниз и врезается в воду — как раз перед набегающей новой волной. Вода заполняет открытые цистерны, балласт топит машину, не давая ей вынырнуть вверх. Закрыт последний иллюминатор, в каюте подводной лодки зажглись лампы, и на приборной панели указатель глубины показывает: погружаемся… погружаемся… стоп! Мы — глубоко под водой.
Все произошло так быстро, что лишь сейчас, очутившись под толщей воды, мы пережили — с опозданием — переход с высоты в глубину.
Трудно поверить, что где-то вверху кипят вода и огонь, что океан в бешенстве кидает горы воды. Не ощущается даже движение, хотя машина и продолжает идти на малой скорости. Наш самолет, конечно, не батистат, в котором можно опуститься на несколько километров. Но прочные стенки позволяют все же побывать в «стратосфере» моря. И этим надо воспользоваться в полной мере.
Приборы за бортом автоматически забирают пробы воды, измеряют ее температуру, плотность, соленость. Лежа в дрейфе, мы узнаем быстроту течений. Кстати, если бы барон Мюнхаузен очутился в венерианском океане, он единственный раз мог бы доказать свою правоту. Рассказывали, что как-то ему встретилась в море горячая вода. Вооружившись ложкой, предприимчивый враль зачерпывал уху прямо из лодки. Здесь он, пожалуй, был бы недалек от истины… если бы на Венере водились рыбы, раки, черепахи — словом, что-нибудь съедобное и живущее в воде. В океане, даже на глубине, действительно очень тепло!
Наконец открываем иллюминатор и включаем прожектор.
В океанах Земли перед окном батисферы проплывают, возникая, как привидения, удивительные существа. Вот промелькнула стайка каких-то странных бледнооветящихся рыб. Они словно пронизаны рентгеновыми лучами, и можно различить, что творится у них внутри. Появилась необычайная, поразительно красивая рыба — у нее несколько разноцветных огоньков-фонарей над головой. Еще одно морское чудо — у него созвездие глаз-огоньков раскидано по телу. И всюду во мраке мелькают, вспыхивают и гаснут искорки, огни всех цветов — сказочная иллюминация нептунова царства. Внезапно за окном взрывается, рассыпаясь огнями, как фейерверк, неведомый обитатель глубины, столкнувшийся с батисферой…
Ни один даже самый слабенький лучик света не виден в кромешной, ни с чем не сравнимой подводной черноте Венеры. Можно пройти десятки, сотни тысяч километров под водой, опуститься в глубочайшие впадины океанского дна — и не встретить никого. Эхолот показал: дно в девяти километрах от нас. Девять километров, огромная страна сплошного мрака, безмолвия — пустыня воды.
Наш невольный дрейф продолжался довольно долго. Никаких впечатлений — время, кажется, остановилось, и только стрелки часов убеждают, что оно идет как ни в чем не бывало. Пора проверить, что делается наверху. Это поручается телеглазу — маленькой передающей камере в стальной коробке, которую мы заставим всплыть на привязи и посмотреть, утихла ли буря. На экране телевизора — сравнительно спокойная гладь океана, притихшее может перед новой яростной вспышкой небо. Можно всплывать.
…И среди волн вдруг вскипает бурун. Из воды, словно неведомое чудовище, показывается наш подводный корабль. Как кит, он с шумом выпускает водяные струи, лениво покачиваясь на волнах. Приоткрывает глаза, отливающие стеклянным блеском. Поблизости плавает крошечный «китовый детеныш», но его почти не видно на поверхности воды. Только нет-нет да сверкнет он, показавшись на гребне волны.
Дальше же «кит» ведет себя совершенно не так, как его собратья. Он подзывает «детеныша» и прячет его. Он высовывает нос из воды, встав во весь рост. Он расправляет крылья — не как кит, а как жук — и, вспенивая воду, подпрыгивает над нею, уходит ввысь. Напрасно ударяясь о скалы, вздымаются волны, будто желая догнать рыбу-птицу: она уже далеко.
Первое впечатление, говорят, бывает самым сильным. Так утверждали астронавты, впервые вступившие на Луну, то же испытали люди на Марсе. Венера не стала исключением. Прогулка в страну вулканов, спуск в подводный мир, полет над материком — яркое воспоминание о планете-загадке. Потому так много рассказано об этом в наших очерках. А после них пошли другие, более краткие записи, как и полагается в путевом журнале.
Океан оказался насыщенным множеством веществ. То же и на Земле — тысячи кубометров золота, например, можно было бы извлечь из морской воды. Здесь его еще больше: хватило бы на целый золотой астероид весьма приличных размеров! Чего только нет в толще океанских вод: в них представлена едва ли ие вся периодическая система…
Нет лишь одного — белка, живой клетки. Она еще не появилась. Слишком молода планета, не все готово на ней к появлению жизни. Но жизнь наступит. Пусть через множество веков, но появится первая ступенька лестницы, ведущей от примитивных к сложно устроенным живым организмам, от клеток — к колониям клеток, от простейших форм — к высшим. В теплой океанской воде зародится сгусток вещества, которое уже нельзя будет именовать веществом, — это уже существо, уже не мертвое, а живое.
Пройдет еще множество веков. Постареет Земля, постареет и Венера. Жизнь, зародившись в первобытном океане, выйдет на берега, она завоюет сушу и, все усложняясь, будет расцветать, пока не появится «высший цвет материи» — мыслящее существо. Так должно было бы быть, но кто знает, как пойдут события, если молодая планета перестанет быть одинокой и ее освоят соседи — умудренные опытом, знаниями, вооруженные техникой? На этот вопрос ответит будущее.
Наш портативный гидростат брал пробы с разных глубин, до пятнадцатикилометровой включительно. Наш эхолот обшарил немало участков океанского дна. Постепенно рисуются контуры подводных хребтов и долин, впадин и выступов — словом, рельеф каменной чаши, где находится океан. Возникает океанология Венеры.
…У океана здесь есть родственники — глубоководные моря и озера. Мы побывали на одном из озер.
В памяти всплывают картины Земли: еще один поворот дороги в горах после бесчисленных петель — и появляется темно-синяя гладь. Она, как драгоценный камень, в оправе из зелени, обступившей все горные склоны вокруг. Деревья подступают к самой воде. Солнечные лучи пронизывают чащу, рассыпают блики, плетут затейливую вязь из света и тени… Но вот набегает тучка, хмурится небо, и в тот же миг мрачнеет озеро, темнеет вода, подергивается рябью, словно зябко ежится от налетевшего ветерка. И снова улыбается Солнце, снова светлеет все вокруг.
Даже огромное озеро-море — Байкал — не сравнится с озерами Венеры. Глубокие — как настоящие моря, вечно суровые, никогда не видящие Солнца, никогда не дававшие приюта жизни, изрытые волнами и бешеные в непогоду, лежащие в котловинах с обрывами невероятной крутизны — таковы эти водоемы, совсем под стать величайшему из них, океану.
Горы здесь — великаны, каких на Земле не встретишь. Неприступные скалы в беспорядке громоздятся друг над другом. Из-за вездесущей пыли мы не могли разглядеть их вершин.
Мы увидели, наконец, и венерианские реки, вытекающие из горных озер и бегущие затем по равнинам. Среди голых скал мчатся сквозь горные дебри бурные потоки мутно-желтых вод. Представьте себе несколько соединенных в единую лавину крупнейших водопадов мира, водяную завесу в сотни метров, усильте в тысячу раз сильнейший шум многих таких лестниц из воды на Земле — и перед вами будет подобие того, что мы встретили на Венере.
Первозданная мощь природы проявилась на младшей сестре Земли и в другом. Залежи радиоактивных руд здесь огромны — они не успели еще спрятаться в недра. Сверхтяжелые элементы выбрасываются на поверхность вместе с лавой. Потому и не была неожиданной находка двух новых представителей уранового семейства. Не в ускорителях заряженных частиц — этих фабрик новых элементов, — а в лаборатории природы обнаружены они. По придав бытии на Землю им дадут имена — первым из таких кирпичиков мироздания, привезенным с неба.
…Найден разведочный планер. Он сильно пострадал при падении. Остатки его мы поместили в укрытие, сделанное в скалах. На карте — а она уже постепенно создается нами — это место отмечено кружком с крестиком, астрономическим символом Земли.
Немая карта открытых нами материков и островов, океанов и морей, озер и рек, карта, которая явилась оригинальнейшим творением, когда-либо выходившим из рук земного картографа, — покрылась сеткой названий. Астронавтам, летевшим на Луну и Марс, пришлось уточнять и дополнять карты, но не составлять их вновь. Нам выпало другое — открывать планету от начала до конца. У тех, кто придет сюда вслед за нами, будут драгоценные материалы первого полета. Они учтут наш опыт и не сделают тех ошибок, которых не удалось избегнуть нам.
…Во время одной из разведок самолет опустился на площадку, затерянную среди гор. Это была вынужденная посадка, и пилоту пришлось проявить незаурядное искусство, чтобы сохранить машину. Пока бортинженер вместе с пилотом занимались осмотром и ремонтом, остальные исследовали местность вокруг. Казалось, что они попали в заповедный уголок, где стихия Венеры не показывает своего дикого нрава — ни порывов бури, ни внезапных налетов желтой пыли. Может быть, поэтому исчезло ненадолго постоянное ожидание опасности. Геолога заинтересовал невысокий холмик, видневшийся неподалеку, и он направился туда. Увлеченные каждый своим делом, мы не заметили сначала его исчезновения. И вдруг где-то в отдалении почва заколебалась. Обвал? Радио геолога не отвечало, лишь обрывки слов донеслись до нас сквозь треск атмосферных разрядов. Когда мы добрались до места, где был холм, — трагедия уже свершилась…
Словно метеорит ударил в край площадки и срезал кусок ее вместе с холмом. Под ним была пещера, и лишь тонкий слой почвы прикрывал пустоту. Дальше же — бездонная пропасть. Самолет сел на твердый островок среди обманчиво скрытых ловушек-пещер… С тяжелым чувством покидали мы горы, где далеко-далеко от родной Земли погиб Человек…»
…Корабль отбуксирован на расчищенную от скал площадку и подготовлен к отлету.
Время снова лететь. Прощальный взгляд на океан — с того же обрыва, откуда впервые он открылся людскому взору. Так же, как и тогда, перекатываются сердитые волны. Такое же желтоватое небо, низко нависшие бурые тучи. Та же равнина, но только хорошо знакомая теперь: бывший лагерь, приют экспедиции, ее жилье. Корабль стоит теперь у самого океана. Он приготовился к прыжку. Уже не ветер, ураган свирепствует близ корабля — струя крепнет, напрягает силы и толкает крылатую сигару с обрыва. На секунды — падение в бездну, но, как бы одумавшись, корабль с новой энергией убыстряет полет, рвется вверх, и гул его сливается с ревом океана. Океан и прибрежные скалы вновь остаются одни…
Корабль покинул Венеру. Курс — на Меркурий.
…И вот уже солнечный диск ощутительно вырос, а Меркурий из яркой звездочки превратился в темный кружок. Глотая пространство, корабль спешит на встречу с планетой. На ней можно разглядеть какие-то неясные пятна — и темные и посветлее. Они не остаются в покое: то исчезают, то появляются вновь. Подобно белым лучам на Луне, видны более яркие области, выделяющиеся даже на светлом фоне. На севере пятна чередуются, как на шахматной доске.
Меркурий приближается, и все больше подробностей удается увидеть. Игра пятен вызывается, по-видимому, пылевыми облаками, заволакивающими то одну, то другую область планеты. Но откуда же берется пыль? Близ экватора вдруг что-то сверкнуло, а после вспышки туман закрыл все вокруг. Вероятно, это вулкан. Вулканическое извержение подняло пыль.
…Облаченные в несгораемые скафандры, выходят люди, прилетевшие на Меркурий. Так же, как на Луне, изрыта горами, скалами, трещинами поверхность. Но нестерпимым жаром пышет от нее — термометр показывает четыреста градусов выше нуля! Тут могут плавиться металлы. Тут могли бы жить разве лишь сказочные огнедышащие драконы да мифические существа — саламандры, будто бы питающиеся огнем.
Если бы не огнестойкие скафандры, путешественники изжарились бы живьем. Впрочем, этого не случится. Среди хаотического нагромождения горных пород, в огненном пекле пробираются люди. Они осматриваются кругом, поднимают головы к небу. Нет, лишь отдаленно похож Меркурий на Луну!
Разве такое там Солнце — огромное, косматое, словно разбухшее, яркое, дышащее зноем? На него можно смотреть лишь через специальный защитный экран, иначе ослепнешь.
Края диска слегка размыты. Над ними вздымаются выступы разных форм, протуберанцы, похожие на облака, на языки пламени, на фонтаны. Одни из них почти неподвижны, другие непрестанно движутся, третьи словно выплескиваются, выбрасываются чудовищным взрывом.
Даже при беглом взгляде заметно, что солнечная поверхность неровна и неспокойна. Она, словно мозаика, вся в пятнышках, то пропадающих, то возникающих вновь. Каждое такое «пятнышко» в действительности огромно и в поперечнике достигает нескольких тысяч километров. Кипит огненный океан, ни на секунду не оставаясь в покое.
Впервые люди увидели так близко звезду… Солнце не только непривычно выглядит на небе Меркурия, но и ведет себя по-другому: не стоит на одном месте, а медленно покачивается. Да и ставшая ныне знакомой Венера сияет ярче самой яркой звезды.
Чересчур разреженная атмосфера не спасает здесь от потоков тепла и света. Зато в противоположном полушарии — вечный, сверх суровый холод. Там, пожалуй, и впрямь можно подумать, что находишься на Луне во время долгой лунной ночи.
Астронавты высадились на самую жаркую и в то же время очень холодную планету.
Интересно, что на Меркурии не бывает смены дня и ночи: там неизвестно, что такое сутки. Только день или только ночь…
…Собраны образцы меркурианских пород. Обследованы многие уголки планеты. Заснято множество видов, в том числе — действующий вулкан, виновник появления пылевых облаков. Теперь — снова в путь — домой, на Землю.
Стартовать отсюда трудно, еще труднее, чем с Венеры, еще не оборудована на Меркурии взлетная площадка, как на Луне, ставшей доступной человеку. Со временем, возможно, и здесь устроят такую; быть может, оборудуют постоянную солнечную обсерваторию. Пока же астронавты с трудом выбираются с негостеприимного Меркурия.
И когда после долгого путешествия они ступили на Землю, увидели снова голубое небо, маленький ровный солнечный диск, им даже как-то не верилось, что это тот самый огненный гигант, увиденный ими так близко… Да, он таков, и каждый может убедиться в этом собственными глазами, посмотрев документальный фильм «Ближайшая к Солнцу», который вышел на экраны после возвращения экспедиции с Меркурия.
Мечте навстречу
В Институте межпланетных сообщений среди множества зданий есть одно, о котором стоит рассказать отдельно. Весь институт работает для будущего: строит корабли, готовит новые перелеты. А в этом здании живут прошлым: здесь хранят память о кораблях и полетах, ставших достоянием истории. Зайдемте же в музей, какого еще не было на Земле — музей космических путешествий.
Разные бывают реликвии. Одни из них хранят память о прошедших тысячелетиях. Орудия первобытного человека, мастерство древнего художника, оружие и утварь, века пролежавшие в земле и теперь помещенные под стекло на витрину, — ими мы любуемся, мысленно переносясь в глубь времен. Вот золотой браслет тонкой работы: не осталось следа и от руки, делавшей искусные узоры на массивном блестящем кольце, и от руки, его носившей. Но плод труда безвестного ремесленника пережил и своего творца и своего хозяина. И мы любуемся тем, чего не властно разрушить время: трудом человека, дошедшим до нас памятником седой старины.
Другие реликвии говорят о мужестве и упорстве наших современников — исследователей, первооткрывателей, путешественников в неведомое. Не о прошлом нашей планеты рассказывают они. Не из раскопанных курганов и могильников достали их. Тем не менее мы останавливаемся перед ними с таким же чувством изумления и восторга, какое внушают великие творения предков. Среди них — батисфера, побывавшая на глубине километра, и гондола стратостата, поднимавшаяся далеко ввысь. Хранится, как памятник, деревянный, без единого гвоздя, плот, на котором несколько смельчаков пересекли океан. Героическое восхождение на самую высокую вершину земного шара, полет стратонавта на ракете, совершившей прыжок за атмосферу, — о них тоже напоминают реликвии тех времен. Теперь наши музеи украсились небесными трофеями.