Мечты Энни

Это Рождество было совершенно не похоже на то, к чему Энни привыкла за время своего замужества. Единственное, что в этот вечер хотел делать Лаури, это смотреть телевизор. Он отказывался выходить из дома, несмотря на то, что их частенько приглашали на праздничный ужин, и всегда что-то организовывалось на второй день после Рождества и в канун Нового года.

Энни все еще недоставало сильного плеча супруга, однако после утренней мессы, проходившей накануне Рождества, она испытала настоящую радость, проезжая на машине по сельской местности, чуть тронутой морозцем, и направляясь в новый особняк Майка в Меллинге. Эта деревенька была расположена неподалеку от промышленной зоны города Киркби, где фирма «Майкл-Рей секьюрити» заняла большую территорию, поскольку спрос на охранные устройства продолжал стремительно расти.

Все члены семейного клана Галлахеров, состоявшего из тридцати человек, собрались на рождественский ужин. Майк нанял фирму, обслуживающую крупные мероприятия прямо на дому. Дети поели первыми, после чего за стол, разложенный во всю длину, сели шестнадцать взрослых членов семьи. Еда оказалась очень вкусной, а вино щедро разливали по бокалам.

Когда со стола убрали, Майк, чуть пошатываясь, встал. Он стукнул кулаком по столу, и все замолчали.

— Я раньше никогда не произносил речей, но, как мне кажется, все когда-нибудь происходит впервые. — Он сделал паузу и набрал в легкие побольше воздуха. — Мы, Галлахеры, проделали долгий путь. Вот наш Томми, занимающий пост бригадира в автомобильной фирме «АкДелко», Алан, шеф-повар в одной из самых шикарных гостиниц Ливерпуля. Пит неплохо управляется с корпорацией в Бутле, а Бобби в новом году устраивается ко мне на работу. Ну и последний, но не менее важный, это Джо. Кто бы мог подумать, что наш младший братишка дослужится до капрала в полку Великобритании?

Жена Джо, которая была уже на сносях, поцеловала мужа в щеку. Дот сияла от гордости, взирая на своих прекрасных сыновей.

Майк сделал паузу и вздохнул.

— Я не буду говорить о себе. Скажу лишь, что был бы более счастлив, если бы состоялась моя поп-группа, а не бизнес, и, конечно же, без колебаний отдал бы все на свете, чтобы вернуть Гленду. — Его лицо сразу же сделалось печальным, а взгляд остановился на детях Гленды — Кэти и Поле. — Однако сейчас не время впадать в сентиментальность. Я встал для того, чтобы поблагодарить родителей, наших маму и папу. Поблагодарить за то, что родили нас, воспитали такими, какими мы есть, подарили нам столько любви. Я знаю, что когда мы были маленькими, жизнь была тяжелой, но мы никогда не испытывали ни в чем недостатка. Вы лезли из кожи вон, стараясь для нас, и мы всегда будем вам за это благодарны. Я хочу, чтобы все сейчас подняли бокалы и выпили за здоровье мамы и папы.

По комнате прокатился громкий одобрительный шепот и возгласы: «Слушайте, слушайте!» Все присутствующие встали и с радостью осушили бокалы. Невесткам Дот порой приходилось несладко, но что и говорить — ее сердце было сделано из чистого золота и только благодаря ей они получили в мужья своих Галлахеров.

Дот прослезилась. Берт похлопал ее по плечу и тоже встал. Его лицо сделалось пунцовым. Он расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и ослабил узел галстука.

— Я бы тоже хотел сказать пару слов, если ты не возражаешь, Майк. Я не стану пускаться в разговоры о своей старушке-жене, иначе она расплачется еще больше, но я хочу сказать о том, что вы, парни, стали предметом нашей гордости, причем достигли всего в жизни собственными усилиями, не дожидаясь помощи от этих никчемных людишек из Вестминстера. Я не буду затрагивать политику, только не на Рождество. Вы ведь вряд ли пожелаете слушать мои разглагольствования о том, как консерваторы портят все дело, о трехчасовом рабочем дне, о стране, погруженной в темноту, а все потому, что шахтерам надоело работать сверхурочно. Каждому человеку, включая членов правительства, хорошо известно, что горняки заслуживают более высокой оплаты труда. — Дот, придя в себя, толкнула мужа локтем, шепотом напомнив ему, что он не на собрании лейбористской партии. — Нет, нет, я не буду затрагивать политику, — поспешно сказал дядюшка Берт. — Я бы хотел поднять бокал за здоровье еще одного члена нашей семьи, за Энни.

Энни удивленно подняла глаза. Вероятно, она выпила лишнего, потому что вместо Берта с его тускнеющими голубыми глазами и поредевшими волосами увидела солдата, вернувшегося с поля брани, и вдруг вспомнила, как же они с Мари были недовольны его присутствием в маленьком доме в Бутле. Тогда она и представить себе не могла, как быстро полюбит его.

— Наша Энни пережила тяжелые времена с тех пор, как Лаури отправился к Создателю, — говорил Берт, — однако она достойно встретила выпавшие на ее долю испытания. Жизнь Энни доказывает существование скрытых внутри нас резервов, но, к счастью, немногим приходится прибегать к ним. — Берт поднял бокал. — За Энни!

И все собравшиеся Галлахеры весело подхватили:

— За Энни!

Майк вышел ее проводить, когда пришло время разъезжаться по домам. Ребятишки залезли в машину, заваленную подарками.

— Как твои дела, милая? — спросил Майк. — Я целый день собирался задать тебе этот вопрос, но свободной минутки так и не представилось.

— Я в порядке, — радостно ответила Энни. — У нас с детишками все хорошо.

— Приятно слышать, — улыбнулся он.

Она как раз пристегивала ремень безопасности, когда Майк постучал в окно.

— А как там Сильвия? — поинтересовался он. — Мама говорила, что она родила ребенка.

— Она в порядке. Жасмин исполнилось пять месяцев — она просто красавица.

Майк засмеялся.

— Я всегда был неравнодушен к этой девчонке!

— Ты считал ее заносчивой.

— Думаю, у Сильвии есть все основания задирать нос — у нее просто сногсшибательная внешность. Но заметь, она считала меня занудой.

Энни стала заводить мотор.

— Вообще-то, Майк, — напоследок крикнула она, — по-моему, Сильвия к тебе неравнодушна!

Канун Нового года Энни вместе с детьми провела в Ормскирке в компании своей подруги. В гостиной Сильвии было тепло и уютно — в камине весело потрескивали поленья, а бра, затененные персиковыми абажурами, излучали мягкий свет. С черного потолка свисали золотые и серебряные украшения с изысканным узором. Энни и Сильвия смотрели телевизор и явно выпили лишнего. Обе изрядно набрались к тому времени, когда Биг Бен звоном курантов возвестил о наступившем 1974 годе, а Сара и Дэниел отправились спать. Жасмин, выглядевшая восхитительно в длинной белоснежной ночной рубашке и кружевных панталончиках, спала на руках у матери. Позвонила Сиси, потом Бруно, а затем — тетушка Дот, желая им счастливого Нового года.

— Что ж, это было приятно! — язвительно сказала Сильвия в полпервого ночи, когда телефонные звонки прекратились.

— Лично мне вечер доставил массу удовольствия.

— Да брось, Энни! Было же чертовски скучно. Я то и дело представляла нас с тобой на какой-нибудь сумасшедшей вечеринке.

— Нельзя тешить себя надеждой, что с появлением маленьких детей жизнь и дальше будет столь же волнующей, как раньше, Сил, — заметила Энни.

— Не понимаю, почему бы и нет! — Сильвия взглянула на прелестное личико дочурки. — Я не уверена, что рождение Жасмин было такой уж хорошей идеей.

Однако, увидев ужас на лице Энни, она раздраженно сказала:

— Теперь, когда она у меня есть, я не смогла бы прожить без нее и дня, однако я чувствую себя ужасно одинокой, поскольку целый день вынуждена находиться наедине с ребенком.

— А почему бы тебе не устроиться на работу?

Сильвия недовольно фыркнула.

— Ну да, конечно, и таскать за собой Жасмин в переносной кроватке!

— Ну разумеется, нет. Оставив малышку на попечение Сиси, ты можешь осчастливить сразу двоих.

— Думаю, что это можно было бы сделать. — Сильвия выглядела так, словно вот-вот расплачется. — Я до боли люблю свою дочурку, а потом вдруг начинаю ненавидеть себя за то, что чувствую себя недостаточно счастливой. Порой мне кажется, что я родила ее на зло Эрику. — Она угрюмо уставилась на потрескивающий в камине огонь. — Я тебе не рассказывала, что на днях ко мне приезжал мой бывший муженек?

— Нет! — воскликнула Энни. — Вот мерзавец! И что же ему от тебя надо?