Медальон льва и солнца

 – Да.

Это место – последний подарок от Веры Андреевны, умудрившейся какими-то одной ей известными путями добиться, чтоб меня приняли, без опыта работы, без трудовой книжки, с ребенком… Вера Андреевна сказала, что мне как матери-одиночке положены льготы и, значит, грех не воспользоваться.

 – Ну, в библиотеке, оно, конечно, нетяжко, эт тебе не ферма, там другое.

 – Кому что. – Сара Марковна подвинула мне стакан и сахарницу. – Одним ферма, другим библиотека.

 – От вы снова за свое! От ни минуты помолчать, чтоб не переиначить, не возмогете!

 – Тише, дитя разбудишь.

 – А ниче, пусть привыкает, тута не в городе, тута нежностей не будет.

Сара Марковна расправила кружевной воротник. Интересная она: крохотная, высохшая, но не дряхлая, как полагалось бы старухе ее лет, скорее уж изящно-хрупкая, словно старинная карточка, вроде той, которую храню в шкатулке.

 – Вы, Берточка, пейте чай, пейте, варенье попробуйте, Ниночка у нас делает потрясающее яблочное повидло.

Пробую. И вправду вкусно. И Нина зарозовела от удовольствия, принялась объяснять:

 – А что, тута секретов нету, берешь яблоков, чистишь аккуратненько…

Сара Марковна слушает, кивает, я же смотрю на нее, на седые, аккуратно подстриженные волосы, на строгое платье в пол, на брошь-камею.

 – А старуха-то – ведьма! – шепнула Нинка, выходя из дома. – Гляди осторожнее, а то сглазит!

Никита

Марта увязалась следом. Марта не желала слушать о том, что поход может быть опасным, что после вчерашнего приступа ей лучше отдыхать, а еще лучше – находиться где-нибудь в другом месте, подальше от «Колдовских снов». Марта обозвала его мнительным идиотом и пригрозила, что позвонит Семену и расскажет о планах Жукова.

В общем, Жуков на Марту обиделся. Вернее, разозлился и поэтому решил не разговаривать и игнорировать.

– А ты смешной, когда дуешься, – сказала Марта, останавливаясь, стянула с головы дурацкую соломенную шляпку и принялась обмахиваться, точно веером. Атласные ленты, не успевая за движением, разноцветными спиралями завивались в воздухе, а букетик искусственных незабудок, приколотый сбоку, накренился, угрожая оторваться и упасть в пыль.

Пыли на дороге было много, она то собиралась, склеиваясь в желтые горбики камней, то подымалась, рыжей пленкой оседая на штанах, кроссовках, Мартиных шлепанцах и Мартиных ножках, то вырастала длинными иглами травы, тоже желтыми.

– Слушай, а до деревни еще далеко?

– Далеко, – ответил Жуков, хотя оставалось от силы минут десять быстрым шагом. И вообще нужно было другой дорогой идти, до реки, там на мост и по тропинке. Но очень уж он на Марту обозлился. Угрожать она будет… приключений захотелось. Пожалуйста, вот оно, приключение. А заодно жара, мошкара и чертова пыль, которая и к губам прилипла.

– Жуков, не вредничай. – Марта напялила шляпку. – И без тебя… душно. Гроза, наверное, будет.

Никита поднял голову, небо чистое, ясное, прозрачное, с круглым солнечным шаром, который еще только карабкался в гору. Это ж если с утра такая жара, то страшно подумать, что к обеду будет. Может, и вправду гроза? Шею обожгло быстрой болью, и Жуков, хлопнув ладонью, выругался.

– Надо будет средство купить, – наставительно заметила Марта, – от комаров. Ну, пошли, что ли? Слушай, а как мы в дом попадем? Там замок, наверное? Или у тебя ключ есть?

Ключа у Никиты не было, зато имелся жизненный опыт по выдавливанию стекол из рам, благо, как он заметил, держались они в доме еле-еле, и гвозди, их прижимавшие, нагло торчали, топорщились ржавыми шляпками, за такие только потяни, и вылезут.

А на деле получилось еще проще, ничего выдавливать не пришлось. Одно из окон при ближайшем рассмотрении оказалось не то чтобы открытым, скорее не совсем чтобы запертым. Старая ссохшаяся рама, приподнявшись вверх, образовала снизу широкую щель, а когда Никита сунул палец, пробуя стекло на прочность, тихо треснула и подалась наружу.

– Знаешь, мне кажется, что это – незаконно, – с некоторым сомнением произнесла Марта. – И подоконник грязный.

И вправду грязный. Пыльный, с черными мушиными трупиками и клочьями паутины.

– Если хочешь, подожди снаружи. – Никита потянул вторую створку, окно распахнулось.

– Ну уж нет. Чур, я первая. Подсадишь?

Подсадил, а потом, дождавшись, когда Марта исчезнет внутри, передал пакет с минералкой и печеньем, купленным в магазине – не зря ж круг давали, – и сам залез. Внутри все тот же беспорядок… или почти беспорядок. Что-то изменилось, как принято говорить – неуловимо. То ли пыли больше стало, то ли вещей… Никита точно помнил, что пальто – темно-синее, с рыжим меховым воротником, сильно объеденным молью, лежало на диванчике, а теперь оно валялось на полу, рядом с некогда нарядной блузкой. Двери шкафа распахнуты настежь, содержимое полок разноцветной грудой на полу, сверху, венчая горку одежды, резная шкатулка, тоже открытая.

Здесь явно кто-то был. Но кто и когда? Ответ появился незамедлительно: Танечка. И не в деревню она шла, а из деревни. И встреча на дороге и вправду была случайной, Танечка просто не ожидала встретить кого-то, вот и растерялась и именно от растерянности сделала первое, что пришло в голову, – разыграла дурацкий спектакль с подвернутой ногой.

Но каким боком тогда Юрин визит? Хотя… а если эти двое заодно? Нет, все равно не получается! Не золото ж они тут ищут. Да и не успела бы она вчера, сколько он у реки был? Недолго, а выходили вместе с Семеном.

Марта, присев на корточки, принялась складывать вещи. Брала аккуратно, двумя пальчиками и, приподняв, слегка встряхивала, выбивая облачко пыли. Потом клала на пол, но тоже аккуратно, с преувеличенной осторожностью.

– Ой, смотри, какая прелесть! – Она подняла белое платье в черный горох, мятое, грязное, с потемневшим от времени, потрескавшимся поясом, с кружевным воротником, заколотым у горла брошью, и юбкой в неряшливых крупных складках. Ничего прелестного Никита не увидел, более того, платье вызывало омерзение.

– Брось ты это.

Она пожала плечами и с некоторым сожалением отложила платье в сторону, правда, тотчас потянулась за другой цветной тряпкой. Никита, отвернувшись, прошелся по комнате, потрогал висящую на стене икону, приподняв, заглянул за раму – обои под ней были темными и влажными, – постучал по стенам. Где искать и что именно, он себе не представлял.

Выдвинув ящик стола, вытряхнул содержимое – груда запыленных пожелтевших листов, частью мятых, частью порванных. Тетрадь, чертежи какие-то, рисунки…