Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26

Она ничего не ответила, глядя на пластиковую трубочку, которой возила по дну стакана с недопитым коктейлем.

– Вам ведь не нравится Анатолий, верно? – продолжала я, так и не дождавшись ответной реплики. – Почему?

Марина подняла глаза.

– Толик, он… скользкий тип, я таких терпеть не могу! – сказала она наконец. – Он все делает напоказ, и никогда не знаешь, о чем он на самом деле думает, когда говорит тебе приятные вещи – именно такие, какие ты хочешь услышать…

Что-то в этой истории есть странное, но пока нить ускользала от меня, и я никак не могла связать воедино все, что знала. С другой стороны, чего это я так цепляюсь за Лиду, считая, что она является важным звеном во всех историях отравлений? Если во всем виноваты производители БАДа, то моя школьная подруга – всего лишь одна из жертв непреднамеренного преступления, и ни Анатолий, ни романтическая история с Хасаном не имеют к ее смерти никакого отношения. Чем дальше, тем больше я чувствовала, как голова моя, перегруженная бесполезной информацией, гудит и раскалывается, а никаких умных мыслей и полезных выводов так и не рождается!

* * *

В пробах, взятых на заводе «Фармация», синильной кислоты не обнаружилось. Это были первые слова, с которыми обратился к группе Лицкявичус, как только мы все собрались в его офисе.

– Но этого просто быть не может! – воскликнул Илья. – Пять человек умерли!

– Ничего не попишешь, – отозвался Мдиури, пожимая плечами. – Я перепроверил результаты несколько раз – без изменений. Ни синильной кислоты, цианида, ни ртути или ее солей – образцы чисты, как первый снег! А у вас, Леонид?

Через некоторое время после первой встречи с патологоанатомом ОМР мне стало казаться, что мое впечатление о нем было ошибочным и что его навеяла общая напряженная обстановка. Сегодня я убедилась в том, что ошибалась: Кадреску все так же походил на Влада Дракулу и все так же вызывал у меня дрожь своей странной манерой вести себя, но, главным образом, своим неподвижным, как у змеи, взглядом.

– У меня тоже без изменений, – ответил он, как водится, не глядя на собеседника. – Но в повторных анализах необходимость отсутствовала: я вполне в состоянии определить причину смерти с первого раза.

– И что теперь? – задал вопрос Кобзев, обращаясь ко всем сразу и ни к кому в частности. – Закрыть производство «Виталайфа» мы, выходит, не сможем?

– Ты все правильно понимаешь, – кивнул Лицкявичус. – Не сможем.

– Вот наверху-то обрадуются! – воскликнул Лопухин. – Это значит, что акции «Фармации» по-прежнему котируются!

– Это еще ничего не значит, – возразил Мдиури. – Допустим, в этих пробах синильная кислота отсутствует, но в предыдущих она точно была, иначе смерть наших жертв просто не имеет объяснения! И мы наверняка еще услышим о «Виталайфе».

Мы с Лицкявичусом быстро переглянулись: как раз об этом и шел разговор, когда мы возвращались с завода, и никому в этой комнате такой оборот не понравился бы, не говоря уже о вице-губернаторе.

– Надо искать другие зацепки, – вздохнул он. – Придется снова перешерстить личную жизнь погибших и съездить в «Фармакон». Последнее будет непросто, так как на предприятии никто разговаривать с нами не обязан, а у нас нет ничего, чтобы предъявить руководству в качестве улик, кроме голословного утверждения Заборского. Кстати, – словно только что вспомнив о чем-то, добавил Лицкявичус, – я встречался с его главным конкурентом Светлиным, главой «Фармакона».

– И что? – спросил Лопухин.

– Да ничего интересного. Вполне нормальный мужик. Я прямо сказал ему, что Заборский грешит на диверсию со стороны «Фармакона», но он только рассмеялся и сказал, что глава «Фармации» валит с больной головы на здоровую. Еще он сказал, что его компания находится на рынке уже более десяти лет и за это время у них, конечно, случались неудачи, но они всегда выкарабкивались. Светлин считает, что «Фармация» держится только благодаря тому, что некоторые ее самые значительные инвесторы – члены городского правительства и что после выборов Заборский вылетит из бизнеса, как пробка из бутылки с шампанским. По словам Светлина, ничего нового фармацевты Заборского не открыли, а мода на «Виталайф» и другие БАДы быстро проходит, и скоро им некому будет все это продавать, потому что на рынок выбрасывают все новые и новые иностранные препараты того же типа, и цены на них даже ниже, чем на продукцию «Фармации» – и так далее, в том же духе.

– А я вот кое-что другое нарыла! – подняла зажатый между пальцами карандаш Вика.

– Слушаю?

– У «Фармакона» и в самом деле сейчас большие проблемы – даже, можно сказать, кризис. Уровень продаж упал на сорок процентов по сравнению с прошлым годом, а это, как вы понимаете, не фунт изюма. С тех пор как Заборский выстроил четыре года назад свой завод (заметьте, в непосредственной близости от «Фармакона»), он методично перехватывает у Светлина заказы. Нужны суперновые обезболивающие? Он открывает новую линию и заключает договор со швейцарскими партнерами. Витамины? Пожалуйста: совместно с американцами запускается новое производство! Судя по тому, как легко Заборский получает государственные заказы, его акционеры в правительстве здорово ему помогают. В начале этого года он увел из-под носа у Светлина сразу два жирненьких заказа, можете себе представить?

– Погодите, – вступил в разговор Мдиури, – разве же это не преступление – лоббировать заказы в пользу компании, куда ты вкладываешь средства? Разве не за это сняли нашего последнего министра здравоохранения?

– Преступление-то преступление, конечно, – согласилась Вика, – но, во-первых, кому-то надо захотеть в этом копаться, а во-вторых, у них там все хитро. К примеру, владелец «Фармации» – не вице-губернатор, а ее племянник, и он имеет полное право заниматься каким ему угодно бизнесом. Кропоткина, в свою очередь, также имеет право вкладывать свои личные сбережения куда ей вздумается – как и любой другой акционер. Тендер проводится по всем правилам, но хорошие адвокаты помогут найти лазейки, неточности, к которым можно при желании придраться. Если продукция предприятия соответствует государственному стандарту, а соотношение «цена – качество» в целом устраивает заказчика, то очень легко пропихнуть на рынок то, что тебе выгодно, при условии что ты занимаешь достаточно высокий пост и имеешь соответствующие связи. Видимо, все дело в том, что связи Заборского крепче и лучше, чем Светлина.

– Ладно, – сказал Лицкявичус, – проблему конкуренции тоже нельзя сбрасывать со счетов, хотя у нас пока и нет ни малейших доказательств того, что найденный у жертв отравления «Виталайф» произведен не на заводе «Фармация». Какие еще есть идеи?

– У меня появилась новая информация, – несмело начала я, и все присутствующие тут же посмотрели в мою сторону.

– Мы слушаем, – сказал Лицкявичус.

– Не уверена, имеет ли это отношение непосредственно к смерти Лидии Томилиной, – опасливо оговорилась я.

– Не томите, Агния! – воскликнул Павел Кобзев. – По крайней мере, вы можете хоть что-то сообщить!

Я кратко передала содержание нашего разговора с Мариной Ксенофонтовой.

– Интересный поворот! – заметил Мдиури, когда я закончила. – Предположим, Анатолий Томилин и в самом деле имел причину для того, чтобы избавиться от жены – ведь в случае развода он оставался ни с чем? Даже если, скажем, бывший тесть и оставил бы его в банке на прежней должности, все надежды как-то продвинуться и в дальнейшем занять место Томилина-старшего рухнули бы! А теперь он – честный вдовец, единственный родственник семейства Коганеров, горько оплакивающий смерть их единственной дочери – очень удобно!

– Это все замечательно, но никак не объясняет смерть еще четверых! – заметил Кадреску.

Никто с этим спорить не стал – патологоанатом был абсолютно прав.

– И не забывайте, пожалуйста, – неожиданно поддержал его Лицкявичус, – что Анатолия Томилина первоначально рассматривали в качестве подозреваемого в убийстве жены, но никаких улик против него не нашли. Да, в доме был «Виталайф», и он действительно содержал синильную кислоту, но Лидия Томилина сама принимала его, как, между прочим, огромное количество других БАДов и лекарственных препаратов.